Виктор Суходрев - Язык мой - друг мой

• Название: Язык мой - друг мой
• Автор: Виктор Суходрев
• Издательство: Тончу
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91215-010-4

Виктора Михайловича Суходрева по праву можно назвать легендарным, "генеральным" переводчиком. На протяжении почти сорока лет он был личным переводчиком политических лидеров нашей страны: Хрущева, Брежнева, Громыко, Микояна, Косыгина, Горбачева. Во время их переговоров с Никсоном, Кеннеди, Картером, Насером, И. Ганди и многими другими выдающимися политическими мировыми деятелями он персонифицировал собой интеллект, культуру и дипломатическую гибкость советских руководителей. Особенно важна последняя составляющая деятельности "главного переводчика страны", так как от того, что скажет первое лицо государства, от его слов зависело не только решение многих насущных вопросов в международных отношениях, но и в целом мир на планете (например, в эпоху холодной войны, дни Карибского кризиса и т. п.).

Автор предлагает читателю свое видение, так сказать с ближнего расстояния, сильных мира сего той поры. Рассказывает о том, что они были за люди, об их достоинствах и слабостях, привычках, о том, какое они производили впечатление, как вели себя не только в официальной обстановке, но и в неформальной ситуации, что называется за кадром, о том, что их отличает от нас, простых смертных.

---

Хрущев занервничал и стал возражать ему, повторяя вздорные трафаретные обвинения в адрес Пастернака, публиковавшиеся в наших газетах. При этом чувствовалось, что сам он книгу не читал. К счастью, в беседу вступил В. Лебедев, помощник Хрущева, который на другом уже уровне повел разговор, хотя все с тех же, наших, позиций. Хаммаршельд почувствовал, что перед ним собеседник, хотя бы читавший книгу, и с интересом втянулся в литературный диспут. Хрущеву стало скучно. Разговор как бы уже его не касался. Он к этому не привык. Никита Сергеевич оборвал Лебедева:

— Хватит. Не для этого разговора сюда приехал Генеральный секретарь.

Вот о какой встрече вспомнил Хрущев, упрекая Хаммаршельда с трибуны ООН. Кто знает, может быть, именно та встреча и породила у Никиты Сергеевича идею о трех генеральных секретарях. Чтобы хоть один из них придерживался наших взглядов.

Кстати, тогда, в зале заседаний ООН, Хаммаршельд на нашего лидера не обиделся. Когда Хрущев вернулся с трибуны на свое место, он подошел к нему. Хрущев как ни в чем не бывало сказал:

— Ну, господин Хаммаршельд, не обижайтесь. Знаете, чего не наговоришь в пылу полемики! Приезжайте к нам еще, я вас снова на лодке покатаю.

Хаммаршельд ответил, что как раз потому и подошел, что хотел еще раз поблагодарить за ту прогулку…

Но Хрущеву больше не довелось покатать Хаммаршельда на лодке. Через год Генеральный секретарь ООН погиб в авиационной катастрофе, которая произошла над территорией раздираемого внутренним военным конфликтом Конго, куда он направлялся с миссией мира.

Путь к Вене

После сорванной встречи в Париже и отмены официального визита Эйзенхауэра в Советский Союз отношения между нашей страной и США оказались практически замороженными. Контакты на высоком уровне прекратились.

1960-й был годом високосным. А как известно, каждый ноябрь високосного года в США проходят очередные президентские выборы. Уже во время пребывания Хрущева в Нью-Йорке предвыборная кампания набирала темп. На телевизионных экранах шли дебаты между основными кандидатами — тогдашним вице-президентом Ричардом Никсоном и молодым, почти никому не известным в Советском Союзе, сенатором Джоном Кеннеди.

На открытии выставки «Достижения СССР в области науки, техники и культуры». На переднем плане: Р. Никсон, его дочь Патриция, жена Пат, В. М. Суходрев, Ф. Р. Козлов Нью-Йорк, 1959 год

Одну из таких телепередач я смотрел в гостинице, с удовольствием затягиваясь сигаретой. Надо сказать, что до этой поездки я примерно на полтора года бросил курить. Причем довольно легко: заболел сильно гриппом, недомогал долго и курить просто не хотелось. А в Нью-Йорке опять закурил. Приехал без сигарет, а уехал с несколькими блоками «Мальборо». Да еще Фидель Кастро после встречи с Хрущевым в Нью-Йорке подарил нашей делегации несколько коробок сигар. И все мои коллеги дымили этими сигарами.

Теледебаты увлекли меня. Никсона я к тому моменту уже знал лично — общался с ним в 1959 году на открытии нашей выставки в Нью-Йорке. Кеннеди же я практически не знал, смутно помнил по его короткому общению с Хрущевым, опять же в 1959-м, когда советская делегация приезжала на встречу с членами сенатского Комитета по международным делам. Сенатор и наш лидер обменялись тогда буквально несколькими словами. А вот во время теледебатов я хорошо рассмотрел Кеннеди, и он мне очень понравился. Молодой, симпатичный, говорил не только грамотно, но и убедительно.

Никсона наши не любили из-за его активного антикоммунизма. Собственно, на этом он и сделал себе карьеру. Кеннеди пользовался большим расположением советского руководства. Хотя для наших он был непростительно молод, около сорока пяти лет от роду. Для почти семидесятилетнего Хрущева — просто пацан.

Выборы состоялись, и победил на них, правда с незначительным перевесом, Джон Кеннеди. И после выборов, и после инаугурации ему от имени Хрущева были посланы поздравления.

Кеннеди решил, что надо, не особенно затягивая, встретиться с лидером коммунистической державы. Познакомиться с ним, поговорить. Хрущев в данном случае придерживался своей обычной линии: встречаться обязательно лицом к лицу. В предстоящих беседах с новым президентом США он предполагал убедить его в своем миролюбии, конструктивном подходе ко многим вопросам и, может быть, даже уговорить принять наши некоторые внешнеполитические предложения. После подготовительных переговоров было условлено, что встреча состоится 3–4 июня 1961 года в Вене, то есть на нейтральной территории.

Из мемуаров ближайших сподвижников Кеннеди известно, что президент США перед встречей с Хрущевым прочитал огромное количество речей и выступлений нашего лидера, отчеты о его встречах с Эйзенхауэром и вообще изучил все, что касалось Хрущева, его образа жизни, методов ведения переговоров и так далее. В свою очередь, много справочной литературы штудировалось и в Москве — Хрущев тоже готовился к встрече основательно. Вместе с тем, несмотря на такую тщательную подготовку, встреча двух лидеров мыслилась как встреча-знакомство. Не предполагалось ни подписания соглашений, ни публикации объемистых заключительных коммюнике.

Хрущев отправился в Вену поездом. Наверное, он решил за два дня пути, вдали от повседневной кремлевской суеты еще раз обдумать важную встречу. Я же вместе с большой группой советников и экспертов прибыл в Вену несколькими днями ранее.

Помню, мне и моему коллеге-переводчику выделили машину. Водителем оказался молодой австрийский студент. Он таким образом подрабатывал во время каникул. За те два дня, что мы ждали Хрущева, он показал нам свой прекрасный город. Он же и привез нас на вокзал к поезду, в котором прибыл Хрущев.

Никиту Сергеевича встречали представители австрийского правительства, сотрудники нашего посольства и других советских учреждений в Вене. В то время пост постоянного представителя СССР при Международном агентстве по атомной энергии в Вене занимал Вячеслав Михайлович Молотов, сподвижник Ленина и Сталина, изгнанный Хрущевым из ЦК и отправленный с глаз долой сначала послом в Монголию, а потом в Вену.

Я с интересом наблюдал, как он прошел по перрону и занял свое место в шеренге людей, которые должны были приветствовать Хрущева. С ним была его жена.

И вот прибыл поезд. Привычный ритуал встречи: хозяева страны приветствуют высокого гостя. Хрущев проходит мимо встречающих, поравнялся с Молотовым. Лицо Никиты Сергеевича расплылось в широкой улыбке, он тепло пожал руку Молотову и сказал:

— A-а, Вячеслав Михайлович, здравствуйте, я вас очень рад видеть.

Полагаю, это была их первая встреча после 1957 года, когда «антипартийную группу» изгнали из ЦК. Внешне встреча эта выглядела вполне дружеской.

Кортеж машин покинул вокзальную площадь. Водитель-студент ждал меня, я шел не спеша через большой, с высоким потолком вокзал к выходу. Впереди медленно, старческой походкой семенил Молотов со своей женой, седой благообразной худенькой старушкой.

Встреча с Кеннеди

Первая встреча между Хрущевым и Кеннеди состоялась в американском посольстве. С самого начала была достигнута договоренность, если не ошибаюсь, по инициативе Хрущева, чтобы переговоры велись с глазу на глаз, только в присутствии переводчиков. Так оно и было.

У Кеннеди после полученного им во время войны ранения болела спина. Поэтому у него в кабинете в Белом доме в течение всего срока пребывания его там стояло знаменитое кресло-качалка с прямой жесткой спинкой. Здесь ему тоже поставили кресло с похожей спинкой. Хрущев сидел примерно в таком же кресле, а между ними стоял низкий столик.

Не буду пересказывать весь ход переговоров. Их основные темы — положение в Лаосе, где тогда шла гражданская война, и проблема ядерных испытаний. Обе стороны признавали, что и войну, и испытания надо прекратить. Но при обсуждении встал вопрос об инспекции и проверке. При слове «инспекция» наших всегда просто оторопь брала. Допустить кого-то в засекреченные районы, а тем более на военные базы? Да еще иностранцев, врагов, шпионов?!

Однако беседа началась издалека: с разговора о семьях, детях. В ходе него Хрущев задал вопрос:

— Господин президент, а сколько вам лет?

Кеннеди ответил. Хрущев сказал:

— Да, моему сыну сейчас было бы столько же или даже больше.

Потом многие утверждали, что таким образом Хрущев уже в первой беседе хотел этими словами поставить на место «мальчишку». Он, дескать, задал Кеннеди такой вопрос и затем сравнил его со своим сыном Леонидом, летчиком, погибшим во время войны, для того, чтобы подчеркнуть молодость президента.

Могу сказать, как единственный свидетель, который не только слышал вопрос Хрущева, но и видел выражение его лица в тот момент: это не так. Я убежден, что Хрущев вложил в свои слова совершенно иной смысл. Я видел неизбывную грусть в его глазах, слышал тон его голоса и поэтому могу утверждать, что никакой попытки унизить Кеннеди у Хрущева не было. Он как бы на секунду отвлекся от официального момента, вспомнил сына, потому и вырвались у него такие «непротокольные» слова. И на лице Кеннеди было полное понимание.