Андрей Бочаров - Настоящая фантастика – 2012 (сборник)

• Название: Настоящая фантастика – 2012 (сборник)
• Автор: Андрей Бочаров
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-56892-5

Громадному космическому кораблю-ковчегу угрожает гибель. А ведь он почти достиг цели…

Российский солдат несет нелегкую службу на далекой планете. Единственная отдушина – письма любимой девушке, которые никогда не будут доставлены по адресу…

Великий писатель, великий режиссер и… космический пришелец, который рядом с ними кажется таким неприметным…

Генри Лайон Олди, Марина и Сергей Дяченко, Алексей Бессонов, Андрей Дашков, Ярослав Веров и другие в традиционном сборнике, собранном по результатам международного фестиваля фантастики «Созвездие Аю-Даг».

---

Тогда Ворон подвинул к ним лапой сундук с золотом и сказал: «Теперь вижу: служба моя окончена. Отныне я свободен».

Здесь завершается чудесная история о Вороне и небесных кавалерах.

Андрей Дашков Черный день

Если твоя жена – этноантрополог, причем не кабинетный ученый, а начальник Специальной, мать ее, Экспедиции, «семейная» жизнь сводится к тому, что ты сам воспитываешь ребенка, постоянно наступаешь на горло собственной песне, жертвуешь своей карьерой, в общем, живешь совсем не так, как хотелось бы. Лет этак через пяток тебе все это смертельно надоедает, но птичка уже увязла по самый клюв. Нет, ты еще дергаешься и психуешь; во время ваших редких встреч и совместных отпусков (да-да, пару раз бывало и такое) ты качаешь права, взываешь к справедливости и материнскому инстинкту, напоминаешь, что ребенок растет без женской ласки, а сам ты медленно стареешь… и что ты видел в этой жизни? Да ни хрена. Она-то – другое дело; она повидала многое, побывала почти на всех континентах, вот только в Антарктиде еще не была – только потому, что там пока не обнаружено какое-нибудь долбаное племя морозоустойчивых пингвиноедов. А ты по шесть, двенадцать, восемнадцать месяцев вынужден обходиться без бабы – редкие случайные контакты не в счет; честно говоря, в первый раз и с незнакомками у тебя получается не очень. А годы летят; ты уже в разряде мужчин, лучшее время которых миновало; тебе остается скрежетать зубами, глядя на то, что другие, не столь преданные мужья и отцы устроились гораздо, гораздо удобнее, они ухожены и благополучны, они имеют время на хобби, развлечения и путешествия… короче, ты еще не старик, а тебе уже «мучительно больно»… и где-то глубоко внутри появилось пятнышко какой-то черноты – сначала совсем маленькое, потом становящееся все больше и больше, – черноты, о которой ты предпочитаешь не думать и тем более не говорить, потому что не так-то легко признаться себе в чувстве настолько диком, далеком от морали и вообще всего человеческого, что тебе самому немного страшно. Ты догадываешься, что может случиться (вернее, что неизбежно случится), когда эта бомба с часовым механизмом сработает… Внутри тебя тлеет ад, незаметный для окружающих. Хорошо еще, что ты фрилансер и можешь работать дома, присматривая за шестилетней дочерью, которая часто болеет, отстает в развитии и которую невозможно оставить дольше чем на несколько минут нигде и ни с кем, даже с дедушкой и бабушкой – родителями твоей сучки, которой, скажем, австралийские аборигены племени анангу дороже мужа и ребенка. Твои родители, кстати, давно мертвы, и тебе некому поплакаться в жилетку, но, с другой стороны, ты, пожалуй, избавлен от лишних упреков – справедливых упреков, ведь ты действительно не оправдал ничьих надежд, даже собственных, известных только тебе одному.

* * *

Работая за компьютером, Алик привык прислушиваться к тому, что происходит у него за спиной или в детской. Он даже музыку не мог включить на сколько-нибудь заметной громкости – рано или поздно дочка поднимала в знак протеста оглушительный визг. Как ему объяснил педиатр (один из многих), это было психофизиологическое неприятие некоторых посторонних звуков. И надо же – например, отбойный молоток, долбивший асфальт поблизости, не оказывал на нее подобного воздействия.

Алик пытался сосредоточиться на работе и не свихнуться. День начался плохо, с обосранной постели, и у него имелось предчувствие, что дальше будет еще хуже. Своим предчувствиям он доверял, за шесть лет его интуиция ошибалась куда реже, чем синоптический прогноз. Не ошиблась и на этот раз.

В полдень он решил сделать небольшой перерыв, чтобы накормить девочку. Отбросив одеяло, чтобы проверить памперс, он ужаснулся. Вдобавок к давним вялотекущим хворям у дочери почернели ноги. Полностью – от кончиков пальцев до таза. За шесть лет он видел много неприятных вещей, но это зрелище испугало его по-настоящему. Он не знал точно, как выглядят конечности, пораженные гангреной, однако, судя по попадавшимся в литературе описаниям, столкнулся с чем-то подобным. Это было отвратительно не только на вид, потому что Алик чуял запах. Омерзительный запах разложения. Поражала внезапность произошедшего. Еще утром, когда он мыл дочку, с ее ногами все было в порядке. Нет, не все в порядке – они выглядели как ноги рахитичного четырехлетнего ребенка, – но по крайней мере имели нормальный цвет.

Алик облизнул пересохшие губы, потер заросшее трехдневной щетиной лицо и пересчитал деньги. Денег было недостаточно – и не будем уточнять, для чего именно. Перевод от любящей мамочки ожидался только через две недели.

Алик достал из холодильника початую бутылку водки и приложился к горлышку под заунывный детский плач. Водка в середине дня – это уже стало для него привычным. Алкоголь не то чтобы дарил утешение, но хотя бы делал существование терпимым, компенсировал невыносимый градус психической перегрузки. Однако напиться вдрызг Алик не мог себе позволить – ему вовсе не хотелось взлететь на воздух по причине того, что дочка, оставшаяся без присмотра, откроет газ. Впрочем, если откровенно, иногда хотелось. Например, сегодня.

Он отхлебнул из бутылки еще пару раз и взял себя в руки. Теплый мерцающий туман, расползаясь по внутренностям, постепенно обволакивал гнездившуюся в груди ледяную черноту. Благодаря этой блокаде Алик мог быть уверен, что в ближайшее время не сунет голову в петлю и не сорвется, когда дочка в очередной раз обделается… а он уже не раз был очень близок к срыву.

Алик уселся, закрыл ладонями уши и попытался думать. Для начала – хотя бы связать пару мыслей. Что делать? К кому обращаться? У кого искать помощи? «Скорая» – это первое, что приходит на ум, но если вызываешь «Скорую» в среднем пару раз в месяц, очень хорошо знаешь, чем заканчиваются эти вызовы, и заранее угадываешь, будет ли от них толк…

Плач девочки все равно был слышен и становился все более истеричным. Алик начал перебирать в уме врачей, к которым обращался когда-либо ранее. Сбился, достал записную книжку, перелистал и в ярости швырнул на пол. Психологи. Гомеопаты. Невропатологи. Логопеды. Мануальные терапевты. Рефлексологи. Даже один стоматолог затесался. Кажется, тот самый, в которого дочка плюнула гноем и кровью. Вряд ли захочет разговаривать. За любые деньги.

Да пошел он на х…! Алику пришлось напомнить себе, какая у него сегодня проблема. Далеко не стоматологическая. Похоже, дочка гнила заживо.

Он ощутил холодок внизу живота. Алкогольная блокада с этим холодком не справилась. Алика осенило: а ведь никто не поверит, что еще утром у дочки ничего не было. Его посадят. У того, кто распоряжался его судьбой, дерьмо покуда не закончилось и – Алик был в этом абсолютно уверен – не закончится никогда. Он уже ни на что не надеялся. Чудес не бывает; свобода и счастье – не для него. И в качестве последней издевательской насмешки – отсидка за жестокое обращение с ребенком и доведение до смерти. Да, отсидка светила ему ярко, как прожектор на сторожевой вышке. Конец анекдота. Он думал, что у него черная полоса? Есть еще масса возможностей, чтобы он убедился: эта полоса была всего лишь серой.

Он сделал несколько глотков подряд. В бутылке осталось совсем немного. Водка его не брала. По крайней мере, не сразу. Только кровь тяжело билась о череп изнутри – такое у него было впечатление. Он уставился на растерзанную записную книжку. Ему казалось, что на одной из страниц промелькнул телефонный номер, по которому он обещал себе никогда не звонить… но не зачеркнул его и не вырвал страницу. Может, попробовать? А если будет хуже? «Ну ты и мудак, – сказал он себе. – Что может быть хуже?»

Он набрал номер под плач, переходящий в визг. Пришлось прикрывать трубку рукой. В последний момент он подумал: «А что, если никто не ответит?» – и почувствовал отчаяние, окончательное, как приближающийся при падении с двенадцатого этажа асфальт.

Но ему ответили. Тот, кто ответил, даже сразу узнал его, хотя с момента их последней встречи прошло много лет.

Алик сказал:

– Извини, что беспокою, это в первый и последний раз. Мне срочно нужен твой знакомый. Ты когда-то рассказывала, помнишь? Человек На Черный День…

На другом конце провода не удивились или не подали виду. Только спросили:

– Все настолько плохо?

– Ты даже не представляешь.

– Тогда записывай.

Алик с трудом записал номер под диктовку. Руки у него тряслись. Он не сумел вместить семь цифр на двух страницах записной книжки, и седьмую пришлось вывести на обороте, прямо поверх прочих имен и номеров. Ничего страшного. Алик знал, что другие номера из прошлой жизни ему больше не понадобятся.

* * *

Человек На Черный День оказался моложе, чем представлял себе Алик по голосу, и явился достаточно быстро. Ничего особенно примечательного в его облике не было. На обыкновенном, гладко выбритом лице застыло выражение скуки и безразличия. Костюм, туфли, галстук и часы были неброскими, но дорогими, из чего Алик заключил, что услуги этого человека стоят немало. Он это, конечно, предвидел и поинтересовался прайсом во время телефонного разговора, на что ему ответили: «Договоримся. Еще никто не жаловался». Алик догадывался, почему никто не жаловался, однако обратного пути уже не было. Да он и не думал идти на попятную – к тому времени его дочь была черной ниже пояса, а трупный запах сделался ощутимым во всех комнатах, несмотря на открытые окна.