Иван Корнилов - В бесконечном ожидании [Повести. Рассказы]

• Название: В бесконечном ожидании [Повести. Рассказы]
• Автор: Иван Корнилов
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1972
• ISBN: Современник

В книге Ивана Корнилова здоровый народный взгляд писателя на жизнь пробуждает в душе читателя чувства отрадного удивления, узнавания. Как будто бы многое, рассказанное автором, бывало и с тобой или с твоими знакомыми. И что это все важное, но почему-то забытое тобой, хотя не настолько, чтобы не воскреснуть в изначальной свежести, когда тебе ненавязчиво, без предрассудков намекнут живыми картинами, как непроста жизнь современного человека.

---

— Уголь, что вы навозили, кузнец еще не трогал: как лежал, так и остался. Я его замерил и начислил вам по нормам. Не согласны? Давайте создадим конфликтную комиссию, и, если я окажусь неправым, меня накажут.

Уронив глаза в пол, Пелагея молчала.

— Пелагея Федоровна, где-то в городе, я слышал, у вас есть сын, мой ровесник. Неужели вы и с ним разговариваете матерком?

По лицу Пелагеи пошли пятна. Закрывшись углом шали, она завыла.

— Прости меня, Вадим Палч, ради бога прости… Наборзели мы тут с прежним-то охальником, как собаки цепные.

Был Вадим спокойным, да только с виду! Скребли душу кошки: «Что это за жизнь!»

Костяшка влево — костяшка вправо…

4

Ранним апрельским утром Вадим Колосков первый раз седлал Карего. Конь, чуя весеннюю дорогу, бил передним копытом. Руслан увивался рядом:

— Заднюю подпругу затянул лишка, с непривычки больно коню покажется, — и защелкнул пряжку на дырку ниже. — Шагов триста проедешь, промнешь коня и ставь пряжку на прежнее место.

С первых шагов Карий набрал было хорошую рысь.

— Э-э, постой-ка, парень, погоди, — зашумел вдогонку Руслан.

Вадим вернулся с немым вопросом: «Чего еще?»

— Слазь! — скомандовал конюх, и Вадим подчинился.

— Эх ты, ездун! Учись у старших.

Руслан птицей взмахнул в седло и сделал круг рысью.

Слегка избоченясь, он сидел в седле как припаянный, грудь вперед, кепка еле держится на затылке. Лихач, ай да лихач!

— Видал? — глаза у Руслана счастливо сияли, — В седле надо держаться с почерком! Запоминай: самое первое — локтями не болтай, стать держи роскошно, а ежли не торопишься, то полагается легонько избочиться.

После такой инструкции Руслан отпустил Вадима.

На самом выезде из хутора у крайней избы Вадим столкнулся с Лидочкой Меденцевой. Румяная от скорой пробежки, выскочила она из-за угла, но, увидев перед собой коня, остановилась.

— Доброе утро, Вадим Палч. Проезжай поскорее, а то, говорят, если баба дорогу с утра перебежит, весь день у человека наперекос выйдет. — И пересыпала свою речь смехом Лидочка…

Вадим придержал коня.

— А ты суеверна, оказывается. Не ожидал… Проходи, коль торопишься, я приметы не признаю.

— Как знаешь, меня хлебы в печке дожидаются!

Она ловко проскочила перед самой лошадиной мордой и, через шаг оглядываясь, все улыбалась Вадиму. А он смотрел ей вслед, любовался ее ловкой походкой и очень тонким небабьим станом.

Между ним и Лидочкой с первого дня установилась тайна, и каждый по-своему оберегал эту тайну от посторонних и друг от друга. С того дня, как управляющий Мешков уехал, Вадим раздает наряды сам. И вот на нарядах-то, по утрам, у него с Лидочкой и происходит это. Тонкая Лидочка неизменно проскальзывает в самый угол, за спины остальных женщин и, никем не замечаемая, теплит оттуда Вадима своим взглядом. Вадим перехватывает этот взгляд и каждый раз ожидает чего-то особого. Оттого-то, видно, и люб ему этот короткий утренний час. На любую работу Лидочка идет без оговорок, и вот до этого часа Вадиму не довелось поговорить с ней ни разу, и знает он про Лидочку всего-навсего, что муж ее дослуживает в армии последнюю весну, а сама она живет у свекрови, глухой, но крепкой еще бабки Арины Меденцевой.

Безотчетно радуясь случайной с Лидочкой встрече, Вадим опять задумался о работе и жизни своей в Зябловке. Чем же плохая, новая его жизнь? Она занята до краев и осмысленна. Да, он маловато спит. Да, как приехал, только раз был в кино — да и то не в хуторе, а на центральной усадьбе. Ну и что ж, не всем же в городах жить.

Увели-увели Вадима его мысли, он и не заметил, как уехал от хутора далеко. В низинах слежавшийся за ночь туман горбатился. Солнце подымется повыше, туман этот улетучится, а вместо него закурится над пашней белый невесомый парок, и до самого полудня будет он дрожать-бродить. После обеда, размышлял Вадим, подойдут пригорки, и начнем, пожалуй, бороновать.

А ехал он на стан, к трактористам. Теперь-то он уже знал, на что способен каждый из них. А в день знакомства он честно признался, что в технике ни шиша не смыслит. Он не даст им стоять из-за воды и горючего, доставит сломанную деталь, а в остальном пусть рассчитывают на себя. Ребята поняли его правильно, только Женька Рубакин, переведенный из скотников на прежнюю работу, процедил тогда: «Понашлют сосунков! Эх жизнь, мать ее эдак…»

В «высших сферах» Женьку считают передовиком, портрет его висит в районном парке, а Вадиму с Женькой одна морока: чего ни заставь его делать, на качество Женька плевал, ему лишь бы побольше зашибить денег. Женька ушел от первой жены, оставил ей троих детей, и ползаработка отлетает на алименты. Новая жена оказалась на копейку скупа — вот и беснуется мужик… И сейчас, увидев Вадима, Женька подлетел к нему первым.

— Бороновать будем?

— Рано. Часов с двух начать бы, и то хорошо.

— С двух… — Женька схватил из-под ноги горсть земли, сдавил ее и бросил — земля рассыпалась в крошево. — Поспела, чего ждать?

— На дороге поспела, а на пашню не влезешь.

— Перестраховочка! — фыркнул Женька и, большой, недовольный, побрел к трактору.

— Ребята, гля-ко!

Все увидели парнишку, бегущего от реки, на бегу он размахивал кепкой. То был сын управляющего Севка. Вадим кинулся ему навстречу.

— Там, возле плотинки… дядя Руслан помирает, — задыхаясь от испуга и скорого бега, выпалил Севка.

Вадим велел трактористам пригнать на речку телегу, а сам — Севку к себе в седло.

— Стою с сачком под ветлой, а тут как ахнет снежный козырек. Гляжу — кепка, а потом и сам дядя Руслан вон он. Подымет голову, а снежница его обратно под воду топит. Один раз он выскочил близко, я протянул ему палку и вытащил.

Руслан лежал на сыром берегу. Лицо, повернутое к солнцу, было бледно и неподвижно, в волосах запуталась прелая солома.

«Неужели?» — похолодел Вадим в рывками начал стаскивать с конюха мокрую одежду. Потом они с Севкой в четыре руки оттирали Руслану бока, ноги, грудь… Наконец конюх глотнул ветру, медленно приоткрыл глаза, расширенные зрачки задержались на Вадиме.

— Ребры, чую, там. Справа… — и опять закрыл глаза.

Подкатили трактористы. Бричка была битком набита соломой, а сверх соломы лежали брезент и кошма. Руслана завернули в кошму. Ноги ему Вадим кутал сам — стеганой телогрейкой со своего плеча, а потом спеленали его брезентом. Таким и отправили Руслана в больницу.

5

В полдень пробовали бороновать. Женька Рубакин с первых же кругов хотел было обскакать всех, да горячка испортила дело — завяз, посадил трактор на картер. Часа два лопатили они с прицепщиком из-под машины грязь, ругались до синевы лица, и когда, казалось, все пошло на лад, Женька еще раз погорячился — дернул с места и оборвал серьгу.

Другие трактористы с оглядочкой, но работали. Белый от зависти и злости Женька носился от трактора к трактору, серьгу искал. Увидев Вадима, он подбежал к нему, бросил сломанную серьгу ему под ноги: «Давай новую!»

— Нет у меня. И кузнеца теперь нет. Придется ехать в центральную мастерскую.

— На-ча-лось! Поря-дочки!

На всякий случай Вадим поехал в кузницу — порыться в железках, не завалялась ли где серьга. Первым, кого он увидел у кузницы, был цыган: незнакомый, не старый, усат. Прислонясь к косяку, он стоял покуривал, но увидел Вадима и загасил окурок о подошву. На цыгане был длинный рыжий пиджак, кинутый на плечи внапашку, алая рубаха, сапоги в гармошку. Лицом цыган был смугл, будто и появился-то на свет божий в кузнице. Щеки, однако, выбриты были до синевы. Желтые, как у хищной птицы, глаза смотрели на Вадима весело и дерзко.

— Это ты Вадим Павлович, бригадир? — спросил цыган, неохотно отслоняясь от косяка.

— Я.

— Возьмешь меня на работу?

— Что умеешь делать?

— Да что хошь: подковы гну, лапки культиваторов и лемеха точу, все умею. Хошь посмотреть? — говорил он по-русски чисто, без выговора.

Вадим открыл кузницу.

Женька Рубакин, который следовал за ним неотступно, влетев в кузницу, первым делом начал рыться в ящиках, искать серьгу.

Цыган быстро разжег горн, бросил в пламя болванку, на подкову, но Вадим его остановил:

— Вот что, друг, сделай, пожалуйста, три… Да, три серьги.

— На какой трактор?

— Понадежней надо. На «ДТ-54».

С заказом цыган управился легко и споро. Гордый своим умением, он тылом ладони смахнул со лба пот и оскалил в улыбке белозубый рот.

— Умеешь, — похвалил его Вадим. — Как зовут?

— Михась.

— Хорошо сработал, Михась.

Первую же, еще горячую серьгу схватил Женька Рубакин и рванулся из кузницы как на пожар.

— Кадры у тебя, бригадир! — подивился цыган. — С такими только премии отхватывать.

— Слушай, Михась, а наш кузнец по совместительству еще и конюхом был. Ты как на это?