Юлиус Эвола - Фашизм: критика справа

• Название: Фашизм: критика справа
• Автор: Юлиус Эвола
• Издательство: Реванш
• Жанр: Философия
• Год: 2005

Предлагаемая читателю работа крупнейшего итальянского мыслителя-традиционалиста Юлиуса Эволы «Фашизм: критика справа» — это достаточно оригинальный взгляд на генезис и природу двух авторитарных режимов XX века: фашизма и национал-социализма. Критика Эволы, порой беспощадная и жесткая, не имеет ничего общего с жалкими интерпретациями марксистских и либеральных исследователей. Философ исходит из идеи органичного традиционного государства. Его положительной оценки удостаиваются те черты итальянской и германской политической жизни, которые воплощают собой эти традиционные устремления.

Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся проблемами политологии, истории, философии и культуры.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Образцом подобного устройства в государстве традиционного типа служил двухпалатный парламент, состоящий из Нижней и Верхней Палаты. В качестве примера из сравнительно недавнего прошлого можно привести английский парламент в его изначальном виде, с палатой общин и палатой лордов. В связи с указанной профессионализацией и корпоративизацией парламента, и практически полным отсутствием в современном обществе организованных «сословий», как носителей высших ценностей или традиций, подобное разделение представляется более чем необходимым. Ко времени прихода фашистов к власти в Италии существовали Палата депутатов и Сенат. Фашисты не отменили этого деления, но оставили практически без изменения «Верхнюю Палату» — Сенат который в целом сохранил прежний характер декоративной и неэффективной надстройки. Вышестоящей иерархической инстанцией по отношению к Корпоративной Палате мог бы стать Сенат, члены которого назначались бы исключительно сверху и преимущественно на основе их политических качеств, как представители «трансцендентного» измерения государства, а, следовательно, с учётом духовных, метаэкономических и национальных факторов. Основной задачей нового Сената должно было стать поддержание главенства «целей» над «средствами», то есть установление и утверждение естественной иерархии ценностей и интересов.

Но в этом отношении революционная преобразовательная сила фашизма остановилась на полпути. Сенат в основном сохранил лицо, данное ему традицией конца 18 — начала 19 вв., и практически бездействовал. Одной из причин стало чрезмерное количество различных учреждений: партийных иерархий вплоть до Большого Совета, притязающих преимущественно на политическую роль; монархических учреждений, сохранившихся от прежней Италии. К последним относился вышеупомянутый Сенат, а также Итальянская Академия. По идее, именно Академия должна была собрать в своих стенах представителей высших ценностей, задачей которых, в свою очередь, должно было стать активное утверждение этих ценностей, а не бесплодные академические изыскания. Все перечисленные учреждения необходимо было подвергнуть переоценке, сохранив или преобразовав одни из них, и распустив другие. В связи с этим напомним сказанное нами о необходимости создания «Ордена», который мог бы стать основным ядром Верхней Палаты. Тем не менее, учитывая нынешнее состояние Палаты Депутатов и нового Сената, где восторжествовал абсурдный избирательный принцип абсолютной демократии, с точки зрения идей парламентская реформа фашизма, несмотря на указанные недостатки, заслуживает положительной оценки.

Безусловно, к второстепенными и малозначительным сторонам фашизма следует отнести ложную идею «государства Труда» (к слову сказать, сохранившуюся в новой конституции демократического итальянского государства), концепцию «этического государства» (наставника для несовершеннолетних преступников) и ещё более сомнительную концепцию «гуманизма труда» (мы имеем в виду идеи Дж. Джентиле).

Действительно, устами самого Муссолини фашизм недвусмысленно заявил, что «корпорации являются средством, а не целью» (1934). Корпорация — это институт, посредством которого «в государство включается прежде чуждый ему и беспорядочный мир экономики» (1934), а политическая дисциплина дополняется дисциплиной экономической. Но корпоративизм не должен превратиться в некого «Троянского коня», некую маску, под прикрытием которой завершается штурм государства со стороны экономики, то есть происходит деградация и инволюция самой идеи государства. Именно к этому вёл так называемый «панкорпоративизм», представителями которого стали отдельные интеллектуалы вроде Джентиле, рьяно отстававшие эту идею на совещании в Ферраре в 1932 г. Схожих воззрений придерживались сторонники своеобразного корпоративного коммунизма (частично национализированная «частная корпорация») и те, кто настаивал на роспуске партии во имя создания чисто корпоративно-синдикалистского государства. Однако все эти тенденции не имели серьезных последствий в практическом плане.

В то же время, разрыв между политической и корпоративной областями не был преодолен и сверху, посредством национализирующего «тоталитаризма». Действительно, Муссолини считал, что помимо высокого идейного напряжения и введения «политической дисциплины наряду с дисциплиной экономической… что поставило бы долг над противоборством различных интересов», третьим условием для проведения в жизнь «полного, комплексного, интегрального корпоративизма» было тоталитарное государство (1933). Однако, он же говорил: «Корпоративная экономика многообразна и гармонична. Фашизм никогда не стремился свести всю ее целиком к наибольшему общему знаменателю, то есть передать всю национальную экономику в монополию государству. Корпорации дисциплинируют хозяйственную жизнь нации, и государство вмешивается лишь в область, связанную с обороной». Было чётко заявлено: «корпоративное государство — не экономическое государство», что следует понимать двояко: с одной стороны, корпорация не должна была стать средством централизующей национализации, с другой — орудием для штурма государства со стороны экономики.

IX

Перейдём к рассмотрению корпоративного принципа в его социально-экономическом аспекте. В этом отношении фашизм также попытался восстановить традиционный принцип «корпорации», понимаемой как органичное производственное единство, не расколотое духом классовой борьбы. Действительно, корпорация в том виде, как она существовала в рамках ремесленничества до наступления крайней индустриализации, как и корпорации времён расцвета Средневековья (примечательно, что их уничтожение стало одним из первых шагов, предпринятых Французской революцией), представляла собой образец, который с соответствующими поправками мог — и может поныне — послужить моделью для общего преобразования, основанного на органичном принципе. Однако на практике этот принцип был реализован лишь частично, что было обусловлено сохранившимися в фашизме пережитками первоначального революционного периода. Прежде всего, речь идёт о синдикализме, который продолжал оказывать заметное влияние на Муссолини и его окружение.

Синдикат или профсоюз, как надпроизводственная организация, неразрывно связан с концепцией классовой борьбы и, следовательно, с общим марксистским взглядом на общество. Он представляет собой своего рода государство в государстве и поэтому является характерной чертой системы, в которой авторитет государства ослаблен. «Класс», организующийся в профсоюз, — это часть нации, желающая вершить справедливость от своего имени и переходящая к прямому действию, каковое, в сущности, является шантажом, независимо от достигаемого результата. Пресловутое «синдикатов право» — это право, изъятое из области действительного права, распоряжаться которой может только суверенное государство. Известно, что у Сореля, поклонником которого некогда был Муссолини, синдикализм обретает прямо революционные черты и непосредственно связан с соответствующим «мифом» или общей идейной силой.

С другой стороны, известно, что синдикализм в любой не полностью социалистической системе, где сохраняется капитализм и частная инициатива, неизбежно приводит к возникновению хаотической, неорганичной и нестабильной ситуации. Борьба между рабочими и работодателями, где орудием первых служат забастовки и другие формы шантажа, а вторые ограничиваются всё более слабой и редкой защитой в виде «локаутов», перерастает в мелочные стычки и нападки. Каждый заботится лишь об удовлетворении собственных интересов, не задумываясь о вреде, который наносят их частные требования экономике в целом. Заботу же об общем интересе обычно перекладывают на плечи государства и правительства, которое вынужденно разрываться на части, чтобы заткнуть прорехи и удержать от развала шаткую систему. Только веруя в чудо какой-нибудь «предустановленной гармонии» лейбницкого типа, можно вообразить, что в обществе, где государство вынужденно идти на уступки синдикализму как самоорганизующейся силе, экономика может развиваться нормально. Совершенно очевидно, что в результате роста разногласий и неполадок в конце концов единственным разумным решением останется разрушить всё до основания и сделать окончательный выбор в пользу социализма, который при помощи всеобщего планирования сумеет восстановить принцип порядка и дисциплины. Экономическое положение современной Италии служит более чем красноречивым доказательством этой истины.

Таким образом, фашизм надеялся использовать корпоративизм для преодоления указанной ситуации, сложившейся под влиянием синдикализма и классовой борьбы. Нужно было восстановить единство различных элементов, задействованных в производстве, которое было нарушено, с одной стороны, искажениями и злоупотреблениями позднего капитализма, с другой — марксистской отравой, заразившей рабочие массы. Для этого требовалось восстановить авторитет государства, как регулятора и хранителя идеи справедливости, не только на политическом, но и на социально-экономическом уровне, при этом решительно отвергнув социалистический путь. Однако, как было сказано, хотя в основе реформы лежал органичный принцип, в своей практической деятельности фашистский корпоративизм остановился на полпути, не сумев искоренить истоки болезни. Причиной стало то, что фашизм не осмелился занять чётко антисиндикалистскую позицию. Напротив, в законодательном плане сохранили деление на союзы рабочих и работодателей. Таким образом, не сумели преодолеть разобщенность не только на самом производстве, что требовало его новой органичной структуризации (преобразования его «инфраструктуры»), но и на уровне государственных надстроек, погрязших в бюрократическом централизме и, как правило, паразитических и неэффективных. Справились лишь с наиболее болезненными проявлениями старой системы: запретили забастовки и локауты, регламентировали трудовые контракты и разработали формы контроля, препятствующие анархизму групповых требований. Однако, это была внешняя, довольно произвольная регламентация, не распространившаяся на конкретную экономическую жизнь. Тем не менее, как мы видели, Муссолини, настаивая на особом идейном напряжении и подчеркивая не только экономический, но и этический характер корпорации, верно понимал, что должно было стать основой корпоративной реформы. Первостепенное значение имело создание новой атмосферы, непосредственно влияющей на сам образ производства, что могло бы вернуть ему традиционный характер «корпорации». Поэтому, в первую очередь, нужно было изменить мышление: с одной стороны, демарксизировать и деполитизировать рабочего, с другой — разрушить чисто «капиталистическое» мировоззрение предпринимателя.