Джек Керли - Коллекционеры смерти

• Название: Коллекционеры смерти
• Автор: Джек Керли
• Издательство: Книжковий Клуб «Клуб Сімейного Дозвілля»
• Жанр: Триллер
• Год: 2009
• ISBN: 978-966-343-779-8

Известный художник и серийный убийца Марсден Гекскамп застрелен в зале суда в день вынесения приговора. Прошло тридцать лет…

В затерянном мотеле найдена первая жертва новой серии убийств, а подброшенные улики указывают на Марсдена Гекскампа. Раскручивая это непростое дело, детективы Райдер и Наутилус попадают в шокирующий мир коллекционеров вещей, с помощью которых были совершены самые скандальные убийства, и начинают понимать, что здесь смерть – кровавое искусство и способ наживы.

---

Мне захотелось пересечь комнату, схватить часы за маятник и заставить их замолчать. Но я этого не сделал, и они своим тиканьем, казалось, продолжали смеяться надо мной еще добрых минут пять, пока дверь наконец не открылась и в комнате не появилась Мими.

– Месье Бадантье готов встретиться с вами.

– Мерси, – сказала Денбери, пряча газету в сумку. – Пойдемте, Райдер. Встретимся с великим человеком.

Мы направились к двери. По пути женщина остановила Денбери и, что-то прошептав ей, постучала пальцем по часам на своей руке. Денбери взглянула на меня, обескураженно подняв брови.

– Что, наши временные ресурсы ограничены? – спросил я.

– Представив нас, она уходит за покупками. Ее возвращение означает, что наше время истекло. По ее оценкам, это минут двадцать. Но главное не это. Похоже, месье Бадантье периодически откалывает небольшие фокусы, воображая себя разными знаменитыми художниками Франции. Сегодня, видимо, нам придется говорить с человеком Марселем Дюшамом. Вы ведь слыхали о таком, Райдер? Это кто-то из известных?

– Sacre bleu,[35] – только и промолвил я.

Комната, в которую привела нас Мими, оказалась длиной метров в пятнадцать, а шириной – в четыре раза меньше. Добавьте сюда четырехметровые потолки и получите пропорции коробки для обуви. У стен пачками стояли картины, в рамках и без, несколько полотен в дальнем конце были прикрыты старой клеенкой. Свет в комнату проникал через большое окно в торце, открывающее роскошный вид на Париж Мой нос сразу же уловил густой запах льняного масла и трубочного табака, а глазам понадобилось несколько секунд, чтобы в сумеречном свете разглядеть под окном кровать, на которой неподвижно лежал подпираемый подушками человек. Мы подошли ближе. Сначала нам показалось, что у этого старика живыми оставались только глаза, черные и блестящие, неотрывно следившие за нашим перемещением по комнате. Но затем ожил его рот, преобразив прямую черточку в дугу улыбки и порадовав нас хриплым звуком, похожим на скрежет. Тонкие руки поднялись над одеялом и поманили нас подойти ближе. Я взглянул на Мими Бадантье. Ее лицо по-прежнему выражало одно лишь неодобрение.

От кровати нас отделял невысокий стол из черного мрамора размером примерно метр на метр. Внезапно старик поднялся и сел на своем ложе, повернувшись к нам лицом. Из-под шерстяного фиолетового халата свешивались его босые ноги.

– Les oreillers,[36] – скомандовал он, не спуская с нас глаз. Его сестра подошла к нему и подложила подушки так, чтобы они поддерживали его в сидячем положении.

– Les pantoufles,[37] – снова распорядился он, и она, наклонившись, вставила его белые ноги в домашние шлепанцы из коричневой кожи.

– Vin,[38] – сказал он после этого. Мими сунула руку за один из холстов и достала оттуда почти полную бутылку красного вина и стеклянный бокал.

– Trot verres,[39] – резко бросил он. Мими покраснела и достала еще два бокала.

Пока она наливала вино, я успел разглядеть то, что лежало на столе: винная пробка, солонка, колпачок для бутылки, несколько цветных перламутровых пуговиц, наперсток, белое перо, сережка, керамическая пепельница, на подставке которой покоилась очень потертая вересковая курительная трубка.

Старик показал на эту самую трубку и что-то скомандовал сестре. При его словах она вздрогнула, затем надела очки и поднесла трубку к своим губам. С помощью кухонной спички она привычным жестом подожгла остатки табака в трубке и, попыхтев ею несколько секунд, выпустила облако серого дыма. Бадантье сунул в него лицо и принялся глубоко вдыхать.

– Ах, l'odeur du ciel.[40]

Мими положила трубку на подставку, еще раз окинула нас недобрым взглядом, развернулась и быстро вышла из комнаты, нарушив движением воздуха плавность струившегося из трубки дымка. Старик уставился на собственный стол, и, проследив за его взглядом, я увидел медленно ползущего маленького паука, вероятно одурманенного табачным дымом. Он доковылял до края и скрылся на обратной стороне столешницы.

Я улыбнулся старику:

– Привет, Марсель!

Он посмотрел на меня без всякого выражения, затем указал дрожащим пальцем на стол и что-то сказал.

Денбери тоже посмотрела на меня.

– Он говорит, что хочет поиграть.

Я еще раз оглядел ворох всякой ерунды на столе, пытаясь сообразить, во что мне предлагают поиграть. Марсель сделал глоток вина; его, казалось, веселило мое смущение.

– Простите? – переспросил я, лихорадочно роясь в своей памяти относительно пристрастий Дюшама. – Он хочет сыграть в шахматы, – наконец сказал я. – Дюшам оставил карьеру художника в самом расцвете и принялся изучать шахматы, утверждая, что только они являются настоящим искусством.

Денбери в недоумении смотрела на стол, заполненный мелким хламом.

– Вы хотите сказать, что все это, этот стол… это его шахматная доска?

Старик кивнул на лежавшие на столе предметы и помахал рукой, словно давая благословение.

– Échecs, – сказал он. – Чахматы.

– Похоже, правильно.

Он снова заговорил, подмигнув Денбери, на что она ответила мрачной улыбкой.

– Он сказал, что, если вы выиграете, он будет говорить с нами, если проиграете, он предпочтет подремать.

Я посмотрел на Марселя. Он отвернулся, словно пряча загадочную улыбку на губах. Я наклонился и передвинул наперсток на пять сантиметров вперед. Старик протянул руку, поставил палец на пуговицу и двинул ее влево, я ответил, поставив скрученный ершик для трубки напротив его пера. Он двинул спичку. Я отступил солонкой. Он передвинул скрепку, на что я продвинул вперед сережку. Его колпачок для ручки начал спасаться бегством. Я преследовал его скорлупой ореха. Он внимательно осмотрел позицию, выглядя озадаченным, затем быстро поменял местами болт и резинку.

– Думаю, что он прибег к рокировке, – сказал я.

– Сделайте что-нибудь.

Я придвинул свою пуговицу к его перочинному ножику. Старик поднял лицо и зло улыбнулся. Денбери шепнула мне:

– Не кажется ли вам, что вы прете напролом. – Старик ввел в игру свой гвоздь и тремя быстрыми ходами снял мою ореховую скорлупу. Он издал короткий лающий смешок и поставил пробку рядом с моей сережкой.

– Shaques, – объявил он.

– Я думаю, он говорит «шах».

Я напряженно смотрел на стол, ладони мои начали потеть. Марсель внимательно следил за мной своими немигающими черными глазами. Биение моего сердца было самым громким звуком в этой комнате. Боковым зрением я уловил какое-то движение: паучок, который уже пересекал стол, вновь появился на моей стороне. Я следил за его медленным продвижением, и в голове моей зрела идея. Я преградил ему путь пальцем, и он вскарабкался на него. Затем я поставил очумевшее от дыма насекомое напротив пробки. Бадантье склонился вперед и напряженно застыл. Паук заколебался, пополз вправо, потом вернулся и, взобравшись на шахматную фигуру Бадантье, остановился. Глаза старика расширились.

– В дадаизме это называется шах-мат, – сказал я, вспомнив, что первоначально шахматы назывались именно персидским словом шах-мат. Паук создал случайное событие – поставил дадаистический мат. Только Марсель Дюшам мог по-настоящему оценить красоту этого момента.

– Alors,[41] – сказал старик, наклонив свою пробку в знак капитуляции и подняв седую бровь, приглашая тем самым задавать вопросы.

– Марсден Гекскамп, – сказал я.

Он принялся хохотать.

Глава 37

– Экскомп? Марссден Экскомп? – Он хлопал себя по костлявым бедрам, продолжая издавать высокий дребезжащий смех, прерываемый короткими приступами удушья. Я сделал шаг назад, чтобы дать возможность Денбери задать вопрос или сделать ему искусственное дыхание. Она что-то сказала Марселю и протянула ему фото Гекскампа, сделанное на суде. Старик кивнул.

– Экскомп, oui.

– Спросите его о живописи Гекскампа, Денбери.

Она что-то произнесла. Марсель что-то ответил и свел большой и указательный пальцы на расстояние сантиметра. Денбери задала еще несколько вопросов, но старик продолжал кудахтать явно по сокращенной версии и, как мне показалось, не в тему: сопровождалось все это жестом, будто он щепотью забрасывал себе что-то в рот.

– Денбери?

– Месье Дюшам помнит нашего мистера Гекскампа довольно хорошо, он давал ему уроки по рисованию фигур и особенно по перспективе, а также по живописи.

– Ну и?

– Что он запомнил лучше всего про Марсдена Экскомпа, так это то, что талант его был вот таким. – Денбери повторила жест старика, показав узкий зазор между большим и указательным пальцами. – Он также помнит, что Марсден был очаровательным молодым человеком, твердо считавшим себя непризнанным гением. И который, уходя вечером домой, возможно, питался там клопами.

– Узнайте, что он может сказать о психическом состоянии Гекскампа.

Денбери изливала на старика свои познания во французском, а я чувствовал себя полным идиотом. В Мобиле в подобном случае я бы следил за глазами, мимикой и жестами отвечающего человека, чтобы понять его реакцию на отдельные слова и фразы. Сейчас же такой возможности у меня не было, поэтому я вслушивался в голос Денбери, французский вариант которого напоминал мелодичный звук горного ручья, перекатывающего мелкие камешки.