Андрей Упит - На грани веков

• Название: На грани веков
• Автор: Андрей Упит
• Издательство: Зинатне
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-7966-0091-5

Одно из лучших произведений народного писателя Латвии А.М.Упита роман «На грани веков» повествует об исторических судьбах латышского крестьянства в XVII–XVIII столетиях.

Роман рисует картины народно-освободительной борьбы против немецких баронов и шведских захватчиков, воссоздает историю присоединения Латвии к России.

Во вторую книгу тетралогии народного писателя Латвии Андрея Упита входят ее третья и четвертая части: «На эстонском порубежье» и «У ворот Риги», которые продолжают повествование о жизненном пути владельца имения Танненгоф барона фон Брюммера и его крепостного — кузнеца Мартыня Атауги.

---

— Сволочи, спалили!

Покривившийся столб слегка выпрямился и отозвался хриплым, приглушенным голосом:

— Да, овин сгорел.

Кузнец тяжело опустился на конец обгоревшего бревна, — верно, ноги его больше не держали. Уткнулся головой в ладони. Мегис обежал пепелище, точно отыскивая, нет ли каких-нибудь объяснений этому невероятному событию, перескочил через обуглившиеся развалины и потрогал чисто выметенный ветром глинобитный пол, пригнулся и заглянул в печь, у которой еще держалось устье и даже яма не завалилась. Так ничего и не выяснив, он в замешательстве спустился к Мартыню.

— Кто же это мог сделать? Не было ли у тебя тут заклятого врага?

Мартынь отозвался все так же бессильно:

— Не знаю, нет, вроде не было. Правда, идти со мной на войну не хотели, но зла из-за этого не таили. И ежели бы нашелся такой негодяй, то не осмелился бы: ведь здесь остались и наши старые дружки из ополчения, Они его тут же поймали бы. Эка первый и Тенис.

— А может, и поймали, только мы еще ничего не знаем.

Но Мартыня беспокоило нечто куда более важное.

— А где же он устроился, где он мог поселиться кто о нем заботится? Об отце-то…

Тут и Мегис подумал об этом же.

— Где же еще, как не у соседей. Люди все ж таки, под открытым небом старого хворого человека не оставят.

— И мне так сдается. Пошли!

Мартынь поднялся. Шел он так, точно все эти обгоревшие бревна взвалили ему на плечи. Ах, да! А клеть! Ведь старый Марцис был такой строптивый и гордый, не верится, чтобы он стал искать кров и кусок хлеба у чужих людей. Но дверь клети была закрыта изнутри на две дубовые перекладины, их можно откинуть только способом, придуманным отцом; лишь сам старик, сын да еще покойная мать знали, как обращаться с этим запором. Кузнец умел выковывать и. железные запоры, но уверял, что такие куда надежнее. И верно, чужой человек забрался бы сюда, только высадив дверь топором. Пол под навесом прогнил и провалился, ноги даже ощущали, просохшую сквозь проломы траву — неужели он так давно ушел отсюда?

Они спустились на дорогу. Вконец занедужил старый Марцис, может быть, вскоре после ухода сына умер, а потом какой-нибудь шалопай либо пастушонок баловства ради подложил огня под дом. Летом и молния могла ударить… Разные предположения терзали Мартыня. Мегис что-то сказал, но он не слушал, — что он может ему сказать и чем утешить?! Около Бриедисов они остановились.

— Не верится, что отец пошел к ним, молодые Бриедисы были нашими ближайшими, но зато и самыми недобрыми соседями. Да только надо зайти увериться, чтобы все точно знать.

Они взобрались на пригорок к дому Бриедисов. Мартынь постучал в оконце, тотчас злобно залаял пес. Там, видимо, проснулись — за стеной гудели взволнованные голоса. Затем волок немного отодвинулся, послышался сердитый женский голос:

— Кто тут ломится среди ночи? Чего надо?

Мартынь сразу же отозвался как можно вежливее: он и в самом деле чувствовал себя виноватым, потревожив среди ночи усталых тружеников.

— Это я, кузнец Мартынь.

Оконце захлопнулось, внутри раздалось несколько удивленных восклицаний, потом забормотали тише. Оконце открылось снова, на этот раз хозяйка Бриедисов спросила уже ледяным голосом:

— Чего надо?

— Ничего, Анна. Я только хотел узнать, не у тебя ли мой отец. Наш овин сгорел.

— Сгорел, это мы и сами знаем. Да только отца у нас нет, мы нищих у себя не держим.

Волок снова захлопнулся, кузнец постоял еще с минуту — не откроется ли вновь и не скажут ли еще чего? Нет, больше не открыли. Мартынь с Мегисом спустились на дорогу.

«Нищих не держим…» Это был хорошо рассчитанный удар: он своего отца оставил на положении нищего… Кузнец вздохнул.

— Вот ведь сколько дьяволов может умещаться в одной бабенке! Ведь давным-давно это было, а она все помнит, что я расстроил женитьбу Тениса с Майей и не дал ей породниться с богатыми людьми. Тенис сам давно о том забыл, Лаукова забыла, а эта, верно, и в гроб ложась, не забудет.

Мегис не знал, что ответить, ему не очень-то хорошо были известны прошлое Мартыня и давние события в Сосновом.

Они направились в имение. Мартынь решил, что Красотка Мильда наверняка знает, где приютился старый Марцис. Хотя и оттолкнул он ее грубо и безжалостно, но отца она все равно не бросит просто из упрямства. От своего эта женщина никогда не отступалась.

В людской светилось только одно оконце. Но у дверей Мартынь передумал, повернулся и взошел под навес клети за круглые каменные столбы. С южного конца от клети дощатой стеной отделена небольшая каморка, в ней помещался Марч с матерью. От остального длинного каменного строения этот конец отличался только тем, что в маленьком зарешеченном оконце под застрехой, куда взрослый человек не мог даже просунуть голову, вставлена застекленная рама, а в стене прорублена отдельная дверь. Мартынь постучался в нее раз, другой, затем в каморке блеснул огонек; через минуту открылась дверца, показался Марч в белой рубахе и исподниках. Кузнец сказал:

— Это я. Добрый вечер!

Он умышленно не назвал себя, желая убедиться, узнают ли его по голосу. И все-таки Марч узнал, только как-то странно замялся — радости в его голосе было немного, больше замешательства и растерянности, — видно, не знал, как ему поступить.

— А-а, это ты… И Мегис, ну как же, он самый. Значит, оба… ночью. Верно… из… Риги?

Вопрос звучал так, что они навострили уши, но ничего не ответили. Прошло довольно много времени, покамест Марч спохватился.

— Так заходите же!

В комнате ярко горела сальная свеча — после старого Марциса ключница во всей округе лучшая свечница. Из-за стены доносился знакомый запах ржи и муки. Войдя, Мартынь уже вынул руку из кармана, чтобы поздороваться со старым другом, но помещение разделял длинный стол, приставленный к стене под оконцем. Марч обогнул его, перешел на ту сторону, — останавливать его только затем, чтобы поздороваться, было просто неприлично, а, когда он оказался уже по ту сторону, протягивать руку через стол тоже не очень ладно, да еще надо шагнуть, иначе и не дотянешься. В глубине комнаты ключница, задыхаясь, того и гляди застонет, натягивала на себя юбку.

Все это было до того странно, что Мартынь, войдя, не сообразил еще раз поздороваться. Первым разговор должен был завести Марч, но он сделал это с заметным усилием, глядя вроде бы и на гостей, а в то же время и мимо них; щеки у него слегка раскраснелись, видимо, от теплой постели.

— Так, значит, вы все же дома…

Мартынь еще не понял, что в этом такого диковинного.

— С чего ты говоришь — «все же»? А где же нам еще быть?

— Ну, ну, понятное дело. Да у нас тут ходили слухи… Холодкевич теперь часто ездит в Ригу — может, это и он, а может, и кто иной… Только говорили, что ты, дескать, пал под Ригой.

Несмотря на все, что у него было на душе, Мартынь едва не расхохотался.

— Только упал, друг, и снова поднялся. Ты же сам видишь, что я здесь. С каких это пор ты стал бояться покойников? Неужто ты и вправду веришь, что они встают?

Марч смутился еще больше.

— Да нет, так просто…

И, словно ища помощи, оглянулся на мать, обувающую деревянные башмаки. Она опять тяжело вздохнула и пробормотала:

— Да ведь вы же из Риги!

Мартынь уже хотел было без приглашения сесть на скамью, но так и остался стоять. Он не сразу понял, что заключается в этом восклицании.

— Ну понятное дело, что из Риги. Мы же не в Петербург ходили.

Но тут его внезапно осенило: да ведь это все та же история, что и с давешним возницей! Теперь он понял, с чего Марч мямлит, — ко всему добавилась еще одна напасть.

— Так вы боитесь, не принесли ли мы чуму?

Старуха, не таясь, простонала:

— Ах ты, господи, да ведь как не бояться! Там же все улицы мертвецами по самые крыши завалены и Даугава от них пересохла — вброд, переходят. Когда ветер с запада, так за тридцать верст можно учуять.

Какой толк разъяснять и доказывать — очевидно, вся Видземе убеждена, что источник заразы Рига, и разве можно поручиться, что это не так? Мара, та растолковала, что и ученые, и даже доктора уверяют, будто болезнь пуще всего разносят ветры, а он ведь не умнее докторов. Стоит ли пытаться опровергнуть эти дикие преувеличения и доказывать, что в Риге чума уже унялась и жители Придаугавья уже не боятся ездить туда с сеном? Люди верили в то, что забрали себе в голову, и этого колом из них не вышибешь. Удрученный, понурив голову, кузнец произнес:

— Коли только за тридцать, так вам и бояться нечего. Сосновое чуть не втрое дальше от Риги. Нынче и на дворе безветренно, а тут и вовсе тихо. К лавке мы не притронемся, комнату вы завтра обкурите можжевельником, вот ничего и не пристанет. А безопасности ради ты, мать, все же сиди в своем углу, а ты, Марч, можешь отойти еще на шаг.