Клара Лучко - Я - счастливый человек

• Название: Я - счастливый человек
• Автор: Клара Лучко
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5–9697–0153–Х

Книга мемуаров народной артистки СССР Клары Степановны Лучко (1925–2005), названной Международным биографическим центром Кембриджа (Англия) «Женщиной тысячелетия», — это яркий, эмоциональный рассказ о ее жизни, о людях, которых она знала и любила, о работе в кинематографе, о замечательных режиссерах и актерах — С. Герасимове, И. Пырьеве, В. Пудовкине, И. Хейфице, Т. Лиозновой, С. Юткевиче, Л. Орловой, Н. Крючкове, Е. Урбанском, И. Смоктуновском, Л. Быкове, о встречах с мировыми знаменитостями — Дж. Неру, П. Пикассо, Ф. Леже… «Ах, как хочется иногда, чтобы время остановилось!» — восклицает КЛучко на первых страницах. И ей удалось это сделать в своих воспоминаниях.

---

— Что‑то я своего чемодана не вижу.

Еще раз прокрутили багаж — нет чемодана Юткевича.

Любовь Петровна говорит:

— Ну что, Сережа, Европа?

А в чемодане — смокинг для открытия фестиваля. Советник посольства пошел в администрацию аэропорта, написал какое- то заявление. Его успокоили: все будет в порядке. В каком отеле вы будете жить? Чемодан вам туда непременно доставят.

— Я вас провезу по ночному Парижу, — предложил советник. — Не возражаете?

Кто же будет возражать!

Как раз прошел дождь. И после дождя реклама, фонари, бегущие огни — все это отражалось на мокром тротуаре Елисейских Полей.

Я еду по Елисейским Полям. Такая красота, что просто не верилось, что я в Париже. Будто сон.

Позже я не раз бывала в Париже в разное время года. Но всегда вспоминала то первое впечатление: тот Париж я вспоминала. Тот Париж…

Я побывала едва ли не в сорока странах мира, видела Индию и туманный Альбион, пирамиды Мехико и небоскребы Нью-Йорка, африканскую саванну и желтые камни Святой Земли… Но в памяти моей — тот Париж.

Нас разместили в небольшом отеле «Монтевидео», в районе Булонского леса. Маленькая гостиница, очень уютная. Домашняя. У меня номер на втором этаже с балконом, который выходил на Булонский лес.

Утром проснулась от цоканья копыт: цок — цок, цок — цок. Посмотрела в окно — на аллеях наездники. И это мне тоже показалось сказкой. Будто не наши дни, а век минувший. Все одеты как полагается для верховой езды. Утренний променад.

В течение дня в отель привозили несколько чемоданов для Сергея Иосифовича Юткевича. Помню, открыли один из них, а там какая‑то ветхая шляпка с перьями, письма, пожелтевшие бумаги, старые книги. Что за чемодан? Его в Лондоне отыскали. Он долго там лежал. Решили, это и есть чемодан, что пропал у Сергея Иосифовича. Смотрины окончились ничем.

Вечером посольство устроило прием, а потом наша делегация поехала на вокзал. Мы сели в голубой экспресс, который помчал нас в Канны.

В фестивальной столице наша делегация жила в отеле «Карлтон». Это отель в стиле ретро. На первом этаже в ресторане, в эркере, стоял огромный круглый стол и на нем — красный флажок с серпом и молотом. Стол был зарезервирован на все фестивальные дни для советской делегации. Нам сразу представился главный официант, типичный француз с аккуратными усиками — мсье Пьер…

И началась фестивальная карусель. Наша делегация была в центре внимания. В последние годы я наслышалась много чего о советском кино, что, мол, нас никто не знал, да и вообще было ли у нас в стране кино. Это не так. Советский кинематограф знал весь мир. Во всех киношколах изучали творчество Пудовкина, Довженко, Донского, Эйзенштейна. И на кинофестивалях к советским фильмам было привлечено внимание зрителей, прессы, зарубежных деятелей кино. У нас был жесткий график, все было расписано по часам. К нам шли американцы и итальянцы, французы и индийцы. Нас приветствовали зрители.

Я в Москве получала тысячи писем. Адрес простой: «Москва, «Мосфильм», Кларе Лучко». А то и просто «Москва. Кларе Лучко». От этого, как теперь говорят, могла и крыша поехать, но меня Бог уберег. Я спокойно относилась к восторгам и даже не понимала, зачем собирать автографы. А в Каннах у входа в гостиницу день и ночь стояла толпа. Мы проходили через нее, и нас атаковали охотники за автографами.

Я писала, писала, писала эти автографы, даже рука уставала. Ажиотаж был не только у отеля. Стоило где‑то появиться, моментально собирались люди.

Иду я с нашим переводчиком мсье Момпером по набережной Круазетт. Мое внимание привлек красивый ресторан, огромные зеркальные окна. И только мы задержались на минуту, как нас окружила молодежь. Смеются, кричат: «Автограф, автограф, как вас зовут, откуда вы?»

Мсье Момпер, привыкший к подобному ажиотажу фестивалей, представляет меня:

— Мадемуазель Клара, она из Москвы…

А ко мне уже тянутся руки: «Кляра, Кляра…»

Толпа напирает, я отступаю шаг за шагом, и меня прижимают к витрине ресторана. Я уперлась спиной в это стекло, и… оно затрещало, раскололось на сотни осколков. А я оказалась… внутри ресторана.

Первое мое чувство — ужас.

Я выбила зеркальную витрину, нужно будет заплатить за это огромные деньги, а суточные у нас были мизерные. Я в панике, а вокруг суетятся люди…

Тут как из‑под земли появились хроникеры, начали снимать — еще бы! — происшествие на фестивале, на набережной Круазетт.

Ко мне сквозь толпу, я сразу поняла это, пробивался хозяин ресторана. Ну, думаю, пропала, такой скандал! А он расплылся в улыбке, галантно поцеловал руку:

— Мадемуазель, я очень рад, очень рад! Спасибо вам. Вы сделали мне отличную рекламу.

Потом спрашивает:

— Из какой страны вы приехали?

— Из Советского Союза, из Москвы.

— О — ля — ля! Из Москвы! Я приглашаю вас посетить мой ресторан. Это замечательно. Москва! Благодарю вас, мадемуазель.

Слава Богу, подумала я, все закончилось чудесным образом.

Меня сняли крупным планом, сняли огромную толпу. И получился сюжет, его показали по телевидению. И любопытные приходили в этот ресторан поужинать и посмотреть: где же случилось такое необычное фестивальное событие?

Пресса баловала меня своим вниманием. Чуть ли не ежедневно в журналах, газетах мелькали мои фотографии. Одно издание, выходившее в Каннах во время фестиваля, посвятило мне целую страницу, написав, что Клара Лучко, советская актриса, в первые три дня фестивальной лихорадки популярностью превзошла Мишель Морган. Была помещена огромная фотография: я раздаю автографы.

А еще обо мне писали: «прелестная актриса из Москвы со свежестью пастушки». У меня тогда был румянец во всю щеку, и журналисты заключали пари — натуральный это румянец или искусный макияж. Один взял платочек и спросил, может ли он потереть мою щеку. Я, признаюсь, уже освоилась, подставила щеку.

— Силь ву пле… Пожалуйста.

Тут подошли другие.

Фестиваль подарил мне множество интересных встреч. И не только с популярными актерами кино. Были личности просто фантастические.

Так, мы познакомились с Ага — ханом — вождем исмаилитов, представителем одного из самых аристократических родов Востока и Запада. Носителем высшей мудрости, как его величали, ибо ему передается благодать пророка. Он дает исмаилитам наставления, и они имеют силу духовного закона. Мне трудно было понять разницу между суннитами и шиитами — приверженцами главных ветвей ислама, а ведь исмаилиты — это ветвь шиитов… Я запомнила жену Ага — хана, француженку, дочь обыкновенного трамвайного вагоновожатого, которая приняла мусульманство.

Когда она шла во Дворец фестивалей, то все расступались, освобождая ей путь, и репортеры бросали звезд, и камеры направлялись на нее. Она шла спокойно, величаво, и сразу чувствовалось — идет Женщина. Даже не просто Женщина, что‑то в ней было магическое, таинственное, это завораживало окружающих.

Мы с ней познакомились, и нам пришло приглашение посетить виллу Ага — хана.

Что тут началось! Ни одного корреспондента не пригласили, на фотосъемку было наложено табу. Мы понимали: не каждая делегация удостоится такого внимания.

За нами прислали машину, извинившись, что она выпуска прошлого года. Я тогда не водила автомобиль, тем более не разбиралась в марках, но заметила, что салон был обит нежнейшей лайковой кожей светлых тонов.

Неподалеку от Канн мы увидели белоснежную виллу с колоннами, увитыми розами. И ступеньки, которые шли от виллы к морю, тоже были в розах. Этакая симфония из вьющихся роз.

Хозяева встретили нас радушно, без чопорности, но во время обеда за каждым из нас стояли по два официанта. Не успеешь попробовать, а уже меняются приборы. Даже мясо было инкрустировано какими‑то восточными узорами.

Благодаря Сергею Иосифовичу Юткевичу, который прекрасно говорил по — французски, и Любови Петровне, которая знала английский, у нас получилась легкая беседа.

Любовь Петровна вообще не терялась нигде. Она разговаривала с Ага — ханом и его женой, как будто только вчера с ними простилась и на следующий день вновь пришла к ним в гости.

После обеда все переместились в гостиную, пили кофе, разговор был общий, потому что хозяева о нас ничего не знали, да и мы о них тоже.

Принцесса сказала, что собирается в Москву. Ей очень хотелось познакомиться с нашей столицей. Она взяла слово с Сергея Иосифовича и с меня, что, когда приедет, мы непременно позовем ее в гости. Я пообещала, но мне тогда это показалось нереальным.

Когда мы возвращались в гостиницу, то увидели залегших в кустах репортеров. Они пытались сфотографировать хотя бы автомобиль, в котором мы ехали.

Дня через два Григорий Васильевич Александров признался:

— Я не знаю, куда фотопленку спрятать.

Дело в том, что он с разрешения Ага — хана и его жены снимал нашу встречу.