Томас Бернхард - Из книги малой прозы "Имитатор голосов"

• Название: Из книги малой прозы "Имитатор голосов"
• Автор: Томас Бернхард
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010

Сборник прозаических текстов "Имитатор голосов" (1978) стоит особняком в литературном наследии Т.Бернхарда. При появлении книга была воспринята как нечто Бернхарду не присущее, для него не органичное. Эти странные истории, смахивающие то ли на газетные заметки из раздела "Происшествия", то ли на макаберные анекдоты, то ли на страшилки-"былички", рассказаны безличным повествователем, иногда скрывающимся за столь же безличным «мы», в нарочито нейтральном, сухо-документальном тоне. Сам писатель характеризовал эти тексты как "сто четыре свободные ассоциации и выдумки, не лишенные философского начала". Их мрачный колорит и сконцентрированность микросюжетов вокруг темы безумия и смерти могут подавить читателя, но могут и рассмешить его, увлечь той самой нелепицей «жизненных» и историко-анекдотических ситуаций, которые неустанно выдумывает или парафразирует автор. (А.Белобратов. Томас Бернхард: Двадцать лет спустя)

---

Гамсун

Где-то под Осло мы познакомились с мужчиной лет шестидесяти, поведавшим нам кое-что еще о доме престарелых, про который мы читали у Гамсуна в его записках о последнем годе, проведенном там, — человек этот работал в доме престарелых именно в то время, когда там находился величайший норвежский писатель. В ресторане гостиницы где-то под Осло, в которой мы ночевали несколько дней, в тот пятничный вечер, естественно, было особенно шумно, и молчаливый человек уже давно обратил на себя наше внимание. Подсев за его столик, мы назвали свои имена, и он рассказал нам, что он — бывший студент философии, проучившийся, помимо других мест, четыре года в Гёттингене. А мы было решили, что он капитан норвежского судна, и подсели к нему в надежде узнать кое-что еще о морском судоходстве, а не о философии, ведь именно от нее мы сбежали из Центральной Европы на север. Впрочем, мужчина не донимал нас философией, а рассказал, что на самом деле вдруг взял да и оставил философию и в двадцать семь лет посвятил себя уходу за престарелыми. Об этом решении он не жалеет. В первый же день работы он помог одному из стариков подняться с кровати, перестелил ему постель и уложил снова. Этот старик оказался Гамсуном. Наш новый знакомый и в самом деле не один месяц кряду выводил Гамсуна в сад, расположенный за домом престарелых, и покупал ему в деревне те самые карандаши, которыми Гамсун писал свою последнюю книгу. Он был первым, кто увидел мертвого Гамсуна. Естественно, он и понятия не имел, кто такой Гамсун, когда накрыл лицо умершего простыней.

Имитатор голосов

Имитатор голосов, который вчера вечером был гостем Хирургического общества, после выступления во дворце Паллавичини, куда это самое Хирургическое общество его и пригласило, дал согласие отправиться в наш дом на Каленберге, чтобы и у нас, где всегда открыты двери для людей искусства, показать свое мастерство, естественно, за особый гонорар. Мы попросили имитатора голосов, который родился в Англии, в Оксфорде, но ходил в школу в Ландсгуте и первоначально промышлял оружейным делом в Берхтесгадене, не повторять на Каленберге программу, а показать нам нечто совершенно иное, не представленное Хирургическому обществу, а значит — имитировать на Каленберге совершенно другие голоса, чем во дворце Паллавичини, и он нам — а мы были в восторге от его выступления во дворце Паллавичини — это пообещал. И в самом деле, имитатор голосов имитировал для нас на Каленберге совершенно другие, более или менее известные голоса. Мы даже заказывали голоса, а имитатор охотно выполнял наши пожелания. А вот когда мы предложили ему напоследок сымитировать свой собственный голос, имитатор ответил, что сделать это он не в состоянии.

Убийственная дискредитация

Два философа, о которых к тому времени было написано больше трудов, чем они сами успели написать, встретились однажды, через десятки лет, причем не где-нибудь, а именно в доме Гёте в Веймаре, куда они прибыли, естественно, каждый сам по себе, с противоположных сторон, с одной единственной целью: познакомиться поближе с жизненным обиходом Гёте, что оказалось для них делом совсем непростым, ведь на дворе стояла зима и было изрядно холодно, и вот во время этой неожиданной, для них обоих на самом-то деле тягостной встречи они заверили друг друга в глубочайшем взаимном уважении и почтении, и каждый обещал по возвращении домой сразу же углубиться в сочинения коллеги с той самоотверженностью, которая этим сочинениям соответствовала бы. А вот когда один из философов сказал, что напишет в лучшую на его взгляд газету о том, кого он встретил в доме Гёте в Веймаре, естественно, изложив свои впечатления в форме философской статьи, другой тут же заявил, что категорически возражает, и назвал замысел коллеги убийственной дискредитацией.

Фурати

В Монтрё, на берегу Женевского озера, наше внимание привлекла одна дама на скамейке, которая, сидя на этой самой скамейке без малейшего движения, постоянно принимала разнообразнейших посетителей. Два раза на берегу рядом с ней останавливалась машина, из нее выходил молодой человек в униформе, вручал даме газеты и вновь уезжал, и мы подумали, что он ее личный шофер. Дама была закутана в несколько шерстяных одеял, на вид ей было далеко за семьдесят. Иногда она кивала кому-то из прохожих. Она, видно, из тех богатых и знатных швейцарок, которые зиму проводят на Женевском озере — в то время как от их имени по всему миру заключаются сделки, подумали мы. И действительно, как нам вскоре рассказали, дама оказалась одной из тех богатейших и знатнейших швейцарок, которые проводят зиму на Женевском озере; уже двадцать лет как ее разбил поперечный паралич, и в течение этих двадцати лет шофер ежедневно отвозит ее на берег Женевского озера, усаживает на одной и той же скамейке и привозит ей газеты. Десятки лет Монтрё получает пятьдесят процентов своих налоговых поступлений из тех налогов, которые платит она. Двадцать лет назад известный гипнотизер Фурати загипнотизировал ее и больше не смог разгипнотизировать. Как известно, Фурати тем самым перечеркнул не только жизнь этой дамы, но и свою собственную жизнь, причем навсегда.

Рекламный проспект

Супруги из Зальцбурга, которые всю жизнь работали каждый сам по себе, а сейчас, к обоюдному удовольствию, получают удвоенную совместную пенсию, решили на исходе зимы поехать в Целль-ам-Зее, что в Пинцгау, для чего приобрели рекламный проспект этого достохвального места, дабы изучить его и таким образом подобрать подходящую для их цели гостиницу и провести в ней две или три недели. Супруги, любившие путешествовать, и в самом деле нашли в проспекте гостиницу, которая, как им казалось, соответствовала их представлениям и пожеланиям, и отправились в Целль-ам-Зее. Когда же наконец крайне утомительная поездка была позади и супруги добрались до Целль-ам-Зее, они вошли в гостиницу и были вынуждены признать, что ожидавшее их в гостинице вовсе не оправдало их ожиданий. Например, на диво уютные комнаты из проспекта в действительности оказались мрачными, и ужаснувшимся супругам представилось, будто в каждой комнате стоит заколоченный гроб, и на крышке каждого гроба написаны их имена.

Пиза и Венеция

Бургомистры Пизы и Венеции условились поразить приезжих, которые на протяжении столетий приходили в одинаковый восторг как от Пизы, так и от Венеции, чем-то сверхнеожиданным — решили взять да и тайно перевезти Пизанскую башню в Венецию, а Кампанилу из Венеции — в Пизу, и установить их там. Однако сохранить свои планы в тайне им не удалось, и как раз в ту самую ночь, когда они собирались доставить Пизанскую башню в Венецию, а венецианскую Кампанилу — в Пизу, их отправили в сумасшедший дом, причем, естественно, бургомистра Пизы — в сумасшедший дом в Пизе, а бургомистра Венеции — в сумасшедший дом в Венеции. Итальянские власти сумели решить это совершенно конфиденциально.

Страх

В июне прошлого года один тиролец предстал перед судом по обвинению в убийстве школьника из Имста и был приговорен к пожизненному тюремному заключению. Тиролец, наборщик по профессии, чья работа на протяжении трех десятков лет вполне устраивала владельцев инсбрукской типографии, сказал в свое оправдание, что боялся школьника из Имста, однако присяжные в это не поверили, потому что наборщик, который на самом-то деле родился в Шваце, а его отца, возглавляющего гильдию тирольских мясников, окружали в Тироле почет и уважение, ростом был метр девяносто и, в чем присяжные удостоверились прямо в зале суда, без натуги поднял на двухметровую высоту литой чугунный шар весом в сто пятьдесят килограммов. Этот тиролец убил школьника из Имста так называемым камнетесным молотком.

Билет в один конец

Наш дядя, у которого в Инсбруке была своя табачная фабрика, а в Штамсе — так называемый садовый домик и которого мы по этой причине называли нашим инсбрукским дядюшкой, в первый же день тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года купил на инсбрукском вокзале билет до Мерана и обратно и затем действительно сел в поезд на Меран, имея при себе, как нам сообщили свидетели, необычно большой багаж. Однако до Мерана он так и не доехал, и никто о нем больше никогда ничего не слышал, хотя розыск был прекращен лишь после двух лет упорных поисков. Между тем табачную фабрику закрыли, а садовый домик продали, потому что расходы на розыск поглотили все так называемые денежные средства, оставленные нашим инсбрукским дядюшкой. Покупателя на фабрику, где было занято триста рабочих, которых тем временем пришлось уволить, так до сих пор и не нашлось, потому что за последние годы спрос на табак упал, да и фабрика нашего дяди на самом-то деле устарела. Однако продать ее необходимо, поскольку адвокаты, участвовавшие в поисках дяди, требуют высокие, что естественно, гонорары. Каждый год с наступлением весны мы вспоминаем о том, как ездили в середине мая в Инсбрук, в Инсбруке ночевали у нашего дяди, а на следующий день, в раннюю рань, ехали с ним в Штамс, чтобы провести в его садовом домике несколько дней за чтением или гуляя в окрестных лесах. Мы убеждены: наше долголетнее здоровье, не перестающее нас радовать, объясняется лишь тем, что два раза в году, весной и осенью, мы ездили в Инсбрук и в Штамс к нашему дяде. И только из-за несчастья, которое, несомненно, случилось с дядей по дороге в Меран, мы, отправляясь в путь, никогда больше не покупаем билет в два конца, а только в один.