Дмитрий Дмитрий - Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

• Название: Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010
• Автор: Дмитрий Дмитрий
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011

Роман представляет собой дневниковые записи и рассуждения, объединённые общим местом действия — литературным Ленинградом-Петербургом. На страницах Вы встретите Аркадия и Бориса Стругацких, Юрия Полякова, Даниила Гранина, Виктора Конецкого, Михаила Веллера, Глеба Горбовского, Михаила Успенского и многих других писателей, которыми автор поддерживал приятельские и профессиональные отношения.

---

— Ну, как хотите, как хотите…

Зазвонил телефон. За стеклом около телефона табличка: «Не нервничай. Начальство не имеет права нервничать» (В. И. Ленин).

— Да, я вас хорошо понимаю, — говорила она в трубку. — Нет, не можем. Не можем, говорю. Ваши рукописи издательство не заинтересовали. — И громко, раздражаясь: — Не нужны нам ваши рукописи. — И шмякнула трубку, нарушая призыв бывшего вождя.

…Да, не видать нам своих книг с маркой «Советского писателя». Мне точно не видать. Придется брать оставшийся гонорар, пока дают, и делать тете ручкой.

27 декабря 1991 г. Санкт-Петербург.

Горбачёв подал в отставку — Союза больше нет. Выступил по телевидению. Накануне долго торговался с Ельциным по поводу своего пенсионного благополучия: просил 200 человек охраны — дали 20; дали две машины, дачу, мед. обслуживание и т. п. Хитрый мужик — развалил всю систему: соцлагерь, Союз, партию. Прямо-таки агент ЦРУ. Но и сделал многое.

1992 год

5 февраля 1992 г. Дома.

7 января, в Рождество, в нашу квартиру позвонили. Милая девушка, чем-то неуловимо похожая на мою сестру, с порога протянула мне паспорт.

— Дмитрий Николаевич, я — Лена Каралис, из Москвы. Нашла вас по справочному. — И улыбается радостно.

Вот, думаю, какая закавыка. Прямо, как в кинофильмах с незаконнорожденными детьми. Даже слегка покраснел, но ненадолго. На вид ей лет двадцать пять… Мне сорок… Нет, дочкой быть не может.

Максим спал. Я провел ее в кабинет, где мы с женой доканчивали вторую, но не последнюю бутылку «Гурджаани».

— Вот, — говорю жене, — Лена Каралис! Сейчас будем пить вино и толковать. — Я решил, что симпатичная девушка — шлейф московских похождений старших братьев. По типу моей тайной племянницы.

Жена принесла третий фужер и потеснилась на диване. Она знала, что родственников у меня хватает.

Лена купила в Москве мою книжку и через издательство вычислила адрес. Она работала фельдшером в амбулатории Института международных отношений. А по выходным и праздничным дням ездила руководителем туристических групп. Привезла в Петербург туристов, поселилась в гостинице «Гавань» — в двух шагах от моего дома. Решила навестить.

— Правильно, — говорю, — сделали.

А сам жду продолжения: кого из братьев она упомянет?

— Дмитрий Николаевич, как звали вашего деда?

Я хмыкнул.

— Отца — Николаем Павловичем. Значит, Павлом!

— Нет, по отчеству?

Я позвонил старшей сестре.

— Павел Константинович, — был ответ.

— Всё правильно! — хлопнула в ладоши симпатичная однофамилица. — Всё сходится!

Что, думаю, елки зеленые, сходится?

— Что, — спрашиваю, — сходится-то?

— А то сходится, что мы нашли, куда делся Константин — третий сын Матиуса Каралиса. По некоторым данным, он уехал в Петербург в девятнадцатом веке, и следы его затерялись. А теперь нашлись. Если вашего деда звали Павлом Константиновичем, значит, он сын Константина Каралиса и внук Матиуса Каралиса. А вы его праправнук…

Такие вот следопыты заглянули к нам на Рождество. Жена хлопала глазами. Я предложил побыстрее выпить.

Выпили.

Лена открыла сумочку — из нее приятно пахнуло парфюмерией и жвачкой. Достала потертый лист бумаги. Развернула. И я увидел то, что называется генеалогическим древом. Точнее, его последние ветви. Лена сказала, что Матиус Каралис имел поместье в Литве, под Каунасом.

— Замок, что ли? — осторожно уточнил я.

— Может, и замок, — легко согласилась Лена. — У него было трое сыновей: Юзеф, Казимир и Константин. Юзеф остался в Литве, Казимир обосновался в Москве, а Константин исчез в Петербурге. Начальная часть древа, кажется, с семнадцатого века, хранится у тети Регины в Каунасе, правда, на литовском языке. А копия с него — у дяди Гинтариса в Америке.

Вот, думаю, елки-моталки, не врал мой старикан про замок. Может, еще и фамильные драгоценности отыщутся.

— Вы как писатель должны знать, что Лев Толстой гордился своей долей литовской крови…

Я сказал, что теперь тоже буду гордиться.

Лена просидела у нас до двенадцати. Она, как дотошливый кадровик, записала всё, что я знал о своих ближайших предках, и дополнила карандашиком таблицу. Несколько раз я звонил старшей сестре и выведывал детали родственных отношений.

— Смотри, она может оказаться аферисткой, — волновалась сестра. — Лишнего не болтай…

Я обещал.

Отец Лены приходился мне четвероюродным братом. Если верить той ветке древа, которое я перерисовал. А почему бы и не поверить? Уж больно Лена походила на младшую из моих старших сестер. Условились, что вместе съездим к тете Регине в Каунас.

Я почувствовал себя членом большого семейного клана. Поместье-замок в Литве, дядя Гинтарис в Америке… Может, еще какие родственнички объявятся — отвалят причитающуюся нашей ветви долю. Недаром я всегда проявлял некоторую независимость от толпы: все бегут — я иду не спеша. Все идут, как прогуливаются, — я бегу, как на пожар. Или все лезут в переполненный трамвай — я на последние деньги останавливаю машину. Может, и впрямь во мне течет доля какой-нибудь княжеской крови?.. Или это просто дух противоречия, в котором меня обвинили на собрании октябрятской звездочки, когда я сказал, что не хочу, как все, быть космонавтом, а мечтаю стать водолазом?

Я проводил Лену до гостиницы и сдал ее швейцару.

— Вот так, — говорю жене, — наш род имеет древо с семнадцатого века. Скорее всего, я какой-нибудь князь! Прошу называть меня «ваше сиятельство».

С подозрением на диагноз «литовский князь» я проходил почти месяц. Не то, чтобы я ходил и всё время думал: вот, едрена мать, я — литовский князь, но вспоминал иногда. Пару раз я звонил в Москву и просил Лену прислать более древнюю часть фамильного древа. Но ей было недосуг связаться с тетей Региной в Каунасе — то они с мамой переезжали на новую квартиру, то она готовилась на конкурс красоты, то шестеро собачушек, которых она подобрала на улице, приносили щенков, и требовалось раздать потомство знакомым…

…Вчера сестра Вера меня остудила. Сказала, что дед по отцу был престижным архитектором, но потом не принял революцию и умер в пыльных лопухах по дороге в буржуазную Польшу. «Никаким дворянством там и не пахло, — сказала сестра. — Не морочь себе голову».

Я не морочу себе голову. Просто интересно — откуда фамилия, кем были предки и все такое прочее. Не нами всё началось, и не нами кончится, как гласит грузинская поговорка.

16 февраля 1992 г. Дома.

В нашем офисе висит табличка с прорезью, в которую вставляется цифры дней, оставшихся до Конгресса-Круиза по Балтийскому морю. Завтра там будет цифра семь.

12 марта 1992 г. Дома.

Сейчас, после Круиза-Конгресса, ощущение, сходное с остановкой после долгого бега. Отдышаться надо. Из Швеции прислали факс: «We made it!».

Прочитал книгу С. Довлатова «Чемодан». Хорошо написано. Емко.

31 марта 1992 г. Дома.

Прочитал за три ночи «Раковый корпус» Солженицына. К концу скучновато. Но хорошо.

Круиз иногда снится. То мы с Ольгой в Дании — идем вдоль канала. То гранитный Стокгольм с дождем.

У нас с Ольгой была двухместная каюта, но и работали, как пчелки. Все пьют, гуляют, братаются, принимают декларации в защиту Салмона Рушди и свободы творчества, а мы организуем. Только на стоянках небольшой отдых. Я, как и обещал Ольге, не пил. В Германии купил подержанный «Форд-таунас», который поставил на стоянку — машина мощная, красивая. «Жигули» буду продавать.

Брали выпивки два грузовика, и двести писателей из девяти стран + двести прихлебателей не смогли выпить. Десять коробок выпивки привезли обратно — стоят у нас в офисе.

Пока были в круизе, потерялся Тишка. Мы оставляли его на даче, под присмотр племянника Володи и его жены Тани. Может, загулял? Найдется?

22 апреля 1992 г. Дома.

Прочитал Василия Аксенова «В поисках грустного бэби» — книга об Америке, выпущенная нашим «Текстом». Интеллектуальная мастурбация какая-то. Выдрючиванье. Болтовня литературного пижона. Ищет он по всей Америке грустного ребенка и не может найти. Все улыбаются, лижут мороженое, хрустят попкорном. Кинофильм «Цирк» вспоминается, «Кубанские казаки» и прочие агитки советского времени. А ведь любил раннего Аксенова, его книгу «На полпути к Луне» перечитывал с удовольствием пару лет назад. И вот, на тебе!.. Грустно.

Написал и поймал себя на ощущении, что мои протесты незаконны. Раньше я лишь усмехался слабым книгам: подождите, дескать, вот я напишу — ахнете. А что теперь? Теперь Круиз-Конгресс и прочая административная тоска.

25 апреля 1992 г. Дома.

Завтра Пасха. Проснулся отягощенный невеселыми мыслями о смерти. Старый я, боюсь болезней, похудел, ничего не написал, ничего в жизни не сделал. А вчера на ночь читал Д. Толкина — «Лист работы Мелкина» (наш «Текст» выпустил) — там о художнике, который не успел. Симпатичная книга, задела меня.