Рудольф Отто - Священное

• Название: Священное
• Автор: Рудольф Отто
• Издательство: Издательство СПбГУ
• Жанр: Философия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-288-04560-8

Данная книга не раз характеризовалась как «теологический бестселлер XX века». Ее читатели видели в ней прежде всего обоснование некой внеконфессиональной мистической доктрины. Однако было бы явной ошибкой сведение позиции Отто к мистике. Он специально оговаривает то, что иррациональное и рациональное неразрывно связаны в религии.

Книга оказала огромное влияние на религиоведение XX века, положив начало феноменологии религии. Хотя сам Рудольф Отто писал, что родилась эта книга во время семинаров со студентами-богословами из потребности разъяснить им, что такое грех вина, каков смысл «искупления грехов» в христианстве.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Различие только между «рациональным» прославлением божества и прославлением, передающим иррациональное чувство нуминозного, момент «tremendum mysterium», становится заметным при сравнении следующих поэтических произведений.

Геллерт мощно и красочно воспевает «Славу Господню в природе»:

Небеса поют вечную славу,
Звон их множит имя Твое.

Здесь все ясно, рационально, полно веры, вплоть до заключительных строф:

Я — твой творец. Я — мудрость, благо.
Я — Бог порядка и спасенья твоего.
Я есмь! Возлюби меня всей душою
И соучаствуй в милосердии моем.

Гимн этот прекрасен, но «Слава Господня» затронута здесь лишь отчасти. Не хватает момента, который сразу ощущается, стоит нам сравнить этот гимн с гимном о «величии Бога», написанным поколением раньше и принадлежащим Э. Ланге:

Пред Тобою содрогается хор ангелов,
Они опускают глаза и склоняют лики,
Столь страшным предстаешь Ты пред ними —
Об этом звучат их песни.
Тварь содрогается
Перед Твоим присутствием,
Наполняющим весь мир.
И этот внешний облик
Неизменного духа
Есть образ, коим Ты себя скрываешь.
Хвалу тебе вечно поют
Херувимы и Серафимы.
Перед Тобой в благоговении коленопреклоняется
Седая толпа старцев.
Ибо Твои мощь и слава,
Царствие и святыня,
Охватывают меня ужасом.
У Тебя величие,
Которое все превосходит,
И Ты свят, свят, свят.[30]

Здесь сказано больше, чем у Геллерта. Но даже здесь чего-то все-таки недостает. А именно, того, что мы находим в пении серафимов в Jes. 6. Вопреки своему «оцепенению», Ланге составляет десяток длинных строф, а у ангелов — два сжатых стиха. Он непрестанно обращается к Богу на «Ты», а ангелы говорят о Яхве в третьем лице2.

Чрезвычайно богата нуминозными гимнами и молитвами литургия Йом Кипура — великого праздника примирения иудеев. В нем часто повторяется «трижды свят» из Jes.6 и содержится чудесная молитва Ubeken ten pachdeka:

«Пусть же придет, JHWH, Бог наш, страх Твой на все творения твои и благоговейная боязнь (emateka!) пред тобою на все, Тобою сотворенное, да страшатся Тебя все творения Твои и сгибаются пред Тобой все существа, и да возжелают они Завета, дабы от чистого сердца вершить волю Твою, насколько мы ее познаем, JHWH, Бог наш, да будет Царствие Твое, власть в руке Твоей и сила Твоей справедливости и имя Твое на всем, что Ты создал».

Или вот такие слова из Qadosch atta:

Свят Ты и страшно (пога) имя Твое. Нет Бога кроме Тебя, как то написано: «И возвышен JHWH Саваоф в суде и священен в правосудии святой Бог».

Действительно, нельзя все время «тыкать» Всевышнему. Св. Тереса обращается к Богу «Ew. Majestàt» («Вашей Милостью»), а французы охотно используют для этого Vous. Очень близко подходит к tremendum mysterium нуминозного Гете, когда 31 декабря 1823 г. говорит Эккерману: «Люди обходятся с ним так, словно непостижимое и невообразимое высшее существо принадлежит к им подобным. Разве иначе они говорили бы: господь бог, боже милостивый, господи, боже мой… Будь им понятно его величие, они бы умолкли, из благоговения не осмелились бы называть его по имени» (Эккерман И. П. Разговоры с Гёте. М., 1981. С. 463–464).

Отзвук этого слышен в великолепных песнопениях «Йигдаль Элохим Хай» и «Адон» («olam»), равно как и во многих частях «Царской короны» Соломона бен Иегуды Гебироля, подобных, например, «Нифлаиму»:

Чудесны дела Твои,
Это познает и знает моя душа
Твои, о Господи, власть и величие,
Блеск, и слава, и награда
Власть Твоя надо всем
Царствие и честь.
Твари небесные и морские показывают, что Ты пребудешь,
Когда они тонут в пустоте.
Твоя это сила, тайна которой Утомляет мысль,
Ибо Ты могущественнее, Чем ее пределы.
Сокровенны мощь, Тайна и первооснова.
Твое — всемогущество и изобилие.
Твое имя, хранимое мужами света,
И сила, удерживающая мир над ничто.
Сокрытое откроется в день судный.
И трон Твой, высящийся над всякой высотой,
И полное тайн обиталище в эфире,
Твое бытие, свет коего пронизывает все живое,
О коем мы говорим, что ткем лишь в его тени.

Или как сказано в Atta nimsssa:

Ты еси!
Ни слух ушей, ни свет очей
Тебя не достигают. Никакие
Как, Почему и Где
Не пристают к тебе как знаки.
Ты еси!
Тайна Твоя сокровенна,
Кто мог бы ее измерить!
Так глубоко, так глубоко —
Кто мог бы ее найти![31]

Глава шестая. Fascinans

Der Du vergnugst alleine

So wesentlich, so reine.

(Момент нуминозного IV)

1. Качественное содержание нуминозного (которому mysteriosum дает форму) представляет собой, с одной стороны, улсе показанный отталкивающий момент tremendum с его «majestas». Но, с другой стороны, в нем очевидно присутствует одновременно нечто особым образом притягательное, обольстительное, очаровывающее, составляющее странную контраст-гармонию с отталкивающим моментом tremendum. Лютер говорит: «Равно как мы в страхе почитаем святыню, и все же не убегаем от нее, но больше в нее погружаемся»[32]. А один нынешний поэт пишет:

Чего страшусь — к тому же и тянусь…

Эта контраст-гармония, эта двойственность нуминозного прослеживаются по всей истории религии, начиная, по меньшей мере, со ступени «демонического ужаса». Это вообще самое странное и заслуживающее максимального внимания явление в истории религии. Сколь бы ужасающе-страшным не являлось демонически-божественное душе человека, оно будет для нее столь же притягательно-волнительным. И содрогающаяся пред ним в смиренном отчаянии тварь в то же время всегда тянется к нему, чтобы как-то с ним соединиться. Mysterium — это не просто поразительное, но также еще и чудесное. Оно не только сводит с ума, оно увлекает, пленяет, странно восхищает, нередко выступает как опьяняющее и упоительное, дионисийское воздействие numen. Мы назвали бы этот момент fascinans нуминозного.

2. Рациональные представления и понятия, которые составляют параллели этому иррациональному моменту fascinans и схематизируют его, — это любовь, жалость, сострадание, милосердие, воспопомощенствование. Все это — «естественные» моменты всеобщего душевного опыта, помысленного в совершенной форме. Но сколь бы важными ни были эти моменты для переживания религиозного блаженства, полностью они его не исчерпывают. Так же как и его противоположность, переживание «ira», содержит в себе глубоко иррациональные моменты, так есть они и у религиозного блаженства. Состояние отрадности — это большее, много большее, нежели просто естественная утешенность, уверенность, счастье любви, какой бы высокой степени они ни достигали. Чисто рационально или чисто этически понятый «гнев» еще не исчерпывает того глубоко ужасающего, что заключено в тайне божественного. Точно так же «благочестивый образ мысли» еще не исчерпывает глубин того чудесного, что содержится в приводящей в восторг тайне испытанного в переживании божества. Его можно обозначить как «милость», но только в нуминозном смысле слова, предполагающем как истинно милостивый образ мысли, так и «что-то еще» сверх него.

3. Это «что-то еще» имеет свои предварительные ступени далеко в истории религии. Возможно и даже вполне вероятно, что на первой ступени своего развития религиозное чувство выступает поначалу только одним своим полюсом, а именно отталкивания, обретая контуры впервые в облике демонического ужаса. В пользу этого говорит, например, то, что еще на поздних ступенях развития «религиозное почитание» означает «примирение», «упокоение гнева». В санскрите это — aradh[33].Но от одного такого демонического ужаса, если дальше он сам оказывался ничем, а не моментом чего-то более полного, что постепенно вторгается в сознание, невозможен переход к позитивно направленным чувствам, к numen, к нуминозному[34]. Из него мог бы возникнуть культ только в облике «apaiteisthai» и «apotrépein», в форме искупления и примирения, упокоения и предотвращения гнева. Из него никогда не объяснить того, что нуминозного ищут, желают, что к нему стремятся, стремятся не только ради естественных нужд и помощи, которой от него ждут, но и ради него самого. Причем не только в формах «рационального» культа, но также в тех странных сакраментальных действиях, ритуалах, методах причащения, посредством которых человек сам ищет, как ему оказаться во власти нуминозного.