Николай Асанов - Катастрофа отменяется

• Название: Катастрофа отменяется
• Автор: Николай Асанов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1968

Книгу известного советского писателя Н. Асанова составляют три повести.

В первой из них — «Катастрофа отменяется» — рассказывается об обвале в горах Памира, грозившем катастрофой наводнения в одной долине и засухой — в другой.

Повести «Генерал Мусаев» и «Свет в затемненном мире» посвящены событиям на фронтах Великой Отечественной войны в последний ее период.

---

— Согласен. Но лучше сделать это побыстрее. Под горою работают люди.

— Спросим совета у альпинистов.

Малышев вышел.

За эти десять минут на площади все пришло в движение. Смененные солдаты вернулись из шурфов и сейчас завтракали, а некоторые укладывались спать прямо на камнях. Малышев отыскал старшину, приказал разбудить заснувших и всех накормить. Старшина показал список:

— Отмечаю. Человек не поест один раз, а работать станет в два раза хуже.

На будущем канале по-прежнему непрерывно дымились, как маленькие вулканы, шурфы.

2

Теперь, когда облако пыли рассеялось, отнесенное ветром, завал выглядел довольно мирно, тем более что Малышев рассматривал его со стометровой высоты. Широкая плотина, построенная самой природой. Внизу, у самого ее подножия, стояло одинокое дерево. Адылов сказал Малышеву, провожая его на озеро, что это дерево росло примерно на половине горы. И вот его словно взяли руки великана и переместили вниз на восемьсот метров. Но дерево ничуть не пострадало от этой пересадки, так же зелена его крона, само оно, широко распустив ветви, мирно стоит на виду у всего кишлака, как будто утешает: природа порой бывает довольно милостива…

Но Малышев видел: это ложная милость. Озеро все расширялось и вздувалось. И как ни широка эта природная плотина, она не прочна. И еще — вода может расширить любую трещину, может давить своим плечом на дверь, а теперь это «плечо» стало тверже и тяжелее, чем у любого великана.

А новорожденное озеро, еще не имеющее названия, очень красиво. Вода отстоялась в нем и стала сине-зеленой. Оно лежит в горах, правда, берега его почти не имеют растительности, тут только альпийские луга на склонах гор да морены и ледники. Ледники уже слились с водой, многие нижние морены затоплены, и кажется, что с востока озеро лежит в ледяных берегах.

Вертолет нес на подвесках амфибию Малышева, и, хотя груз был нетяжелым, мотор хрипел от перегрузки. Над уровнем моря было около трех с половиной тысяч, вертолетам трудно в разреженной атмосфере. И самому-то Малышеву порой казалось, что воздуха не хватает. Вот почему Адылов предпочел прибегнуть к эвакуации людей с затопляемого рудника при помощи понтонов, а не на вертолетах.

Малышев высмотрел относительно ровный участок нового берега и дал знак пилоту. Тот завис над этим новорожденным берегом новорожденного моря. Но вот амфибия коснулась колесами земли. Помощник пилота выбросил веревочную лестницу, она упала рядом с машиной, и Малышев торопливо скользнул в люк.

Он ступил на каменный первозданный берег, укрепил качающуюся лестницу и поднял голову — из люка вылезал Севостьянов.

Это было новое испытание для солдата, который так неожиданно испугался однажды воды. Сейчас воды под его ногами было сколько угодно.

Но худенький паренек на лестнице держался уверенно и казался достаточно ловким и сильноруким, чтобы не сорваться. Впрочем, он, наверное, понимал, что проходит некоторый искус на глазах капитана, да и лестница, закрепленная за борт машины, теперь не качалась, и спуск продолжался недолго.

Они помахали летчикам, сели в амфибию, и Малышев завел мотор. Машина осторожно поползла по склону к воде, приводнилась, всплыла и сделала первый круг по прозрачной пустыне, в которой даже и рыбы-то еще не было. Да и что тут делать рыбе, если на дне только камень да завядшая трава в тех местах, где озеро затопило альпийские луга?

Вертолет пошел за понтонами, а Малышев, поудобнее устроившись в кресле моториста, оглядел горизонт. Отсюда видны только вода да горы.

Он повел амфибию к завалу, казавшемуся сейчас куда более грозным и мощным. Острые камни торчали, словно клыки. Чем ближе Малышев подходил, тем отчетливее видел, как дышит завал. Значит, вода могла проникнуть внутрь плотины.

Осмотрев завал, Малышев направил амфибию вдоль правого берега вверх, к истокам реки, питавшей озеро.

Чем дальше, тем прозрачней становилась вода. Она оставалась зеленовато-голубой, как морская, но на дне, на глубине и десяти и двадцати метров, пока достигало солнце, виден был каждый камень. И только к середине ущелья, где глубина озера уже перевалила за сотню метров, вода становилась словно бы черной, стирая все приметы дна. Малышев отвел машину ближе к берегу — и внизу показалось шоссе с белыми бортовыми столбиками, горбатый каменный мостик, бетонная труба водостока. И все это в такой реальности, что казалось, вот-вот под амфибией появится автомобильная колонна.

В одном месте Малышев увидел затопленный шоссейный мост, переброшенный через ущелье. Тут дорога переходила с правого берега на левый. Мост этот, длиной метров сто, неправдоподобно висел в голубой бездне, и на нем серебряной монетой сверкала потерянная подкова… Над этим затопленным мостом Малышева догнал вертолет с понтоном.

Понтон коснулся воды, и Малышев забуксировал его к своей амфибии. По веревочной лестнице неловко спустились два понтонера. Отцепившись от вертолета, они разобрали тщательно уложенные багры и весла. Вертолет пошел обратно, солдаты удивленно оглядывали странное озеро, в котором не было ничего живого, как будто оно приснилось во сне…

Солдаты курили, недоверчиво вглядываясь в прозрачную глубину. Вода была так же прозрачна, как воздух, и суденышки, застывшие в неподвижности, казались невесомыми, зависшими меж водой и небом. Только качнувшись от неловкого движения, они поднимали легкую волну, и тогда снова приходилось поверить, что они все-таки плывут по воде.

Приняв второй понтон с двумя гребцами, Малышев помахал вертолетчикам, взял оба суденышка на буксир и повел их в верховья озера.

Где-то в сорока километрах от завала озеро наступало на рудник.

3

Малышев растерянно вглядывался в странную картину, открывшуюся перед ним.

Поселок горняков был наполовину затоплен, и волна от гребного винта била прямо в окна ближних домов. На крышах и чердаках виднелись люди, сигналившие катеру и понтонерам, а в полугоре, значительно выше поселка, сотни две рабочих выкладывали защитную стену, за которой ровно ничего не было, словно там проводили учения по борьбе с наводнением, выбрав место подальше от воды.

Здесь, в узком горле ущелья, вода поднималась на глазах, и Малышев понял: люди еще не верили в близость беды, когда вечером вернулись с работы и, поужинав, легли отдыхать. Их разбудила вода. Она проникла в дома, отрезала дом от дома, садик от дороги, попутно захлестнула и самую дорогу; и те, кто не верил в ее силу, оказались в западне. Хорошо еще, что нет ветра, — при такой глубине это озеро может смыть полузатопленные дома в один миг. А горный поселок, стоявший на маленькой шумной речке, конечно же, не имел ни одной лодки. Какие тут могут быть лодки, когда речка шумела только по весне дней десять-пятнадцать, а потом терялась в камнях, словно уходила под землю.

Однако ж из-за самого дальнего затопленного дома появился плот…

Его, видно, только что сбили, и матросы на этом узком и недлинном плоту — в четыре бревна крепежной стойки, сбитой в два, наката, — были настолько неумелы, что шесты, которыми они толкали плот, то и дело вырывались из рук, попадали в ямы, должно быть обманчивые из-за необыкновенной прозрачности воды.

На плоту стояли два парня, только что снявшие горняцкие каски и еще не успевшие отмыть угольную копоть.

За домами стучали топоры, там, видно, строили очередное «судно».

Малышев расцепил понтоны и приказал солдатам снимать людей с тех домов, что уже были в воде настолько, что крыши их казались шапками загулявших озорников. Сам он направил свой катерок к последнему домику поселка, из чердачного окна которого слышался детский плач.

Но и снимать людей оказалось нелегко. Непривычные к большой воде, они боялись вертлявого суденышка, да и сама обманчивая зыбкость прозрачной воды больше устрашала, нежели подавала надежду. Только решительное движение паренька-школьника, вдруг прыгнувшего прямо в амфибию, помогло капитану, хотя машина чуть не перевернулась от прыжка лихого пассажира. Дальше пошло легче: женщина на чердаке отыскала стремянку и опустила ее на днище машины. Мальчишка уперся в стремянку спиной, и по опасному трапу сползла старуха, потом девочка, которую Севостьянов принял на руки, а затем и сама хозяйка домика..

— А где муж? — спросил Малышев.

— Защитную стенку строит, — женщина ткнула рукой в сторону горы.

— Зачем? — удивился Малышев. — Там-то никакая стенка не нужна!

— Как раз! А если рудник затопит? Потом воду откачивать.

Она говорила деловито, но сухо, словно Малышев обидел ее своим непониманием самого главного. А Малышев и действительно смотрел на нее с изумлением. Он привык думать, что самое главное во всякой катастрофе — это забота о человеке. Она, как видно, по-своему поняла его изумление, сказала просто: