Джон Коннолли - Рожденные убивать

• Название: Рожденные убивать
• Автор: Джон Коннолли
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Триллер
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-50190-8

Оползень, случившийся на берегу озера, обнажил массовое захоронение: останки взрослых и детей со следами насильственной смерти. Может быть, это та самая община, что сорок назад поселилась в здешней глуши и потом таинственным образом исчезла?

Женщина, которая изучала историю края и однажды заинтересовалась пропавшим поселением, найдена застрелившейся в своем автомобиле. Действительно ли это самоубийство? Проверить версию предложено частному детективу Чарли Паркеру, но он неохотно берется за дело - как будто предчувствует, что его ждет схватка с очень коварным и жестоким врагом.

---

Она потянулась ко мне и пожала руку, но ее спина плотно прижималась к кирпичной стене здания.

— У вас имя как у джазмена?

— Типа того.

— Да, он классный. Вы его слушаете?

— Нет, я предпочитаю музыку в стиле кантри.

Она наморщила лоб.

— Наверное, ваши папа с мамой были фанатами джаза, если так вас назвали?

— Они слушали Глена Миллера и Лоренса Велка. Я думаю, они даже не знали, кто такой Чарли Паркер Птица.

— А вас называют просто Бердом?

— Иногда. Моя девушка считает, что это мило. А друзья так делают, чтобы подразнить меня или вывести из себя.

— Наверное, надоело?

— Просто привык.

Разговор о моих семейных делах, перипетиях выбора имени и прочего, казалось, немного расслабил ее, настороженность стала проходить. Она отстранилась от стены и пошла рядом со мной. Мы отправились в заведение «Бон Пэйн» на Гарвард-сквер, где она выкурила четыре сигареты и выпила две чашки эспрессо за пятнадцать минут. В ней было столько нервной энергии, что по сравнению с ней электроны выглядели чем-то застывшим.

— Вы хорошо знали Грэйс? — поинтересовался я, когда она была где-то в середине второй сигареты.

Она выпустила струю дыма:

— Да, довольно неплохо. Мы дружили.

— Ее отец сказал мне, что вы вместе жили, а когда она съехала, то иногда останавливалась у вас.

— Она обычно приезжала на выходные, чтобы посидеть в библиотеке, и я предоставила ей в распоряжение мой диван. Грэйс была веселая. Ну, она раньше была веселая.

— И когда она перестала веселиться?

Эли прикончила сигарету номер два и немедленно принялась за сигарету номер три, прикурив от спички из фирменного коробка «Графтон-паба».

— Приблизительно в то время, когда занялась своей научной работой.

— Об Арустукских баптистах?

Сигарета описала ленивую дугу.

— Что-то в этом роде. Она была просто одержима всем этим, собирала их письма и фотографии. Она ложилась на диван, заводила какую-то траурную, занудную музыку и сидела так часами, снова и снова перебирая бумажки. А можно мне еще кофе?

Я пошел за кофе, полагая, что вряд ли она удалится, пока не докурит сигарету.

— Никогда не задумывались об эффекте употребления чрезмерного количества кофеина? — спросил я, когда вернулся.

— Она подергала за колечко в носу и улыбнулась:

— Нет, надеюсь, до этого не дойдет — сначала я уморю себя никотином.

Было в Эли Уинн что-то очень милое, располагающее, несмотря на боевой раскрас в смешанном стиле индейцев сиу и привидений из шотландских готических замков. В ее глазах отражался солнечный свет, правый уголок рта был приподнят в насмешливой полуулыбке. Она была сама открытость. Сигаретный дым почти не задерживался у нее во рту, дикий макияж был положен слишком старательно, чтобы действительно отпугивать. Я так прикинул, что она вызывает у своих однокашников-парней одновременно боязнь, желание и раздражение. Эли Уинн движением пальчика могла бы заставить мир крутиться вокруг своей особы, если бы у нее было достаточно самоуверенности. Со временем она это поймет.

— Вы говорили мне о Грэйс, — напомнил я, чтобы вернуться к теме встречи, от которой не только Эли успела отклониться.

— Да, конечно. В общем, мне не так много есть что сказать. В двух словах, вся эта история с пропавшими семьями иссушала ее, вытягивала из нее соки. Только и слышалось: а вот Элизабет то, а вот Лайал это. Она стала просто как наркоманка, была одержима этой Элизабет Джессоп! Не знаю, может, она думала, что в нее вселился дух Элизабет или что-то вроде того.

— Она думала, что Элизабет умерла?

Эли кивнула.

— Она говорила почему?

— У нее просто было такое предчувствие. В любом случае, с Грэйс становилось очень тяжело общаться. Я сказала ей, что она больше не сможет останавливаться у меня, потому что, мол, жалуется моя соседка по комнате. Это было, ну, полным враньем." Это было в феврале. Она перестала появляться, и мы не много общались с того времени до...

Эли не смогла закончить фразу и сердито загасила окурок.

— Вы, скорее всего, думаете, что я просто дрянь, — проговорила она, когда растаял дымок сигареты.

— Ничего подобного я не думаю.

Она не взглянула на меня, видимо опасаясь, что выражение моего лица скорее подтвердит ее предположение.

— Я собиралась поехать на похороны, но... не поехала. Я ненавижу похороны! Потом думала, пошлю открытку ее отцу, он был хороший старикан. Тоже не сделала...

Наконец она подняла глаза и посмотрела на меня. Я почти не удивился, заметив, что они влажны от слез.

— Я молилась за нее, мистер Паркер, я не могу вспомнить, когда я молилась до этого в последний раз. Я молилась просто о том, чтобы ей там было хорошо, и, кто бы там ни сидел на том свете — Бог, Будда, Аллах, — чтобы он позаботился о ней. Грэйс была очень хорошей.

— Я тоже так думаю, — произнес я, пока она прикуривала последнюю сигарету. — Она принимала наркотики?

— Нет! Никогда! — Эли решительно затрясла головой.

— Кроме того, что она была сверхувлечена своим исследованием, что-нибудь еще беспокоило, угнетало ее?

— Не больше, чем любого из нас.

— У нее был молодой человек?

— У нее была пара увлечений, но ничего серьезного за последний год. Она бы мне рассказала.

Я внимательно смотрел на нее некоторое время, но было понятно, что она говорит правду. Эли Уинн не было в машине с Грэйс в ночь ее гибели. Теперь стало ясно, что Марси Бекер больше подходила на эту роль. Я откинулся на стуле, разглядывал толпы входящих и покидающих здание — местные и приезжие с пакетами в руках: вино, сладости от Кардюло, фирменная ветчина и экзотические чаи из «Джексона на Пикадилли», соли для ванн и мыло от «Ориджинс». Среди них должна была бы быть и Грэйс. С ее смертью мир стал беднее.

— Я вам помогла хоть чем-то? — спросила Эли.

Я заметил, что она хочет уйти.

— Да, вы кое-что прояснили.

Я передал ей свою визитку, написав на обороте домашний телефон.

— Если еще что-нибудь припомните или кто-то еще будет у вас интересоваться Грэйс, может, позвоните?

— Конечно.

Она взяла карточку, аккуратно положила ее в сумочку и уже почти собралась уйти, но задержалась на секунду и легонько коснулась моей руки.

— Вы думаете, ее кто-то убил, да? — красные губы были плотно сжаты, но дрожащий подбородок выдал ее чувства.

— Да, я так думаю.

Ее рука крепче сжала мою, обожгла жаром.

— Спасибо... спасибо за кофе, — сказала она и ушла.

* * *

Вторую половину дня я провел в магазинах, покупая одежду для пополнения своего пришедшего в разор гардероба, а потом уже отправился в «Копли» и в «Сиарбакс» на Ньюбери почитать газету. Почти ежедневное чтение «Нью-Йорк таймс» так и осталось моей привычкой, хотя, покупая это издание в Бостоне, я чувствовал угрызения совести, как будто свернул газету, чтобы шлепнуть ею местного мэра по затылку.

Я даже не обратил внимания на начало истории в крайней правой колонке на первой полосе, пока на седьмой не наткнулся на ее продолжение и не увидел фотографию, помещенную рядом. С нее на меня смотрел мужчина в белой рубашке, черном костюме и черной шляпе. Я вспомнил, что этот человек кивнул мне из-за тонированного стекла «мерседеса», когда я подъезжал к дому Джека Мерсье, и он же сидел в окружении трех человек, которых я увидел на фотографии в кабинете Мерсье. Это был раввин Джосси Эйпштейн, и теперь он мертв.

Согласно сообщению полиции, раввин Эпштейн покинул синагогу на Элдридж-стрит в половине восьмого холодным вечером во вторник, когда поток транспорта, пассажиров и прохожих стал утихать и на смену деловой публике пришли те, кто слоняется по городу в поисках развлечений. На нем были традиционный черный костюм и белая рубашка, но, несмотря на свое облачение, Эпштейн не относился к ортодоксальным иудеям. В синагоге были люди, настроенные против него, ведь, по их словам, он не выступал против гомосексуалистов и развратников, слишком часто появлялся перед телевизионными камерами, слишком охотно улыбался и якшался с журналистами, словно чересчур был озабочен делами земного мира, презрев обетования жизни небесной.

Эпштейн сделал себе имя после событий в Краун-Хейтс, призывая всех к согласию, примирению, веротерпимости. Он призывал забыть о разногласиях и различиях между евреями и представителями негритянских общин, потому что зачастую у бедных евреев и бедных чернокожих христиан гораздо больше общего, чем у бедных и богатых единоверцев. Он был ранен во время уличных беспорядков, и фотография в «Пост», запечатлевшая его со струйкой крови, льющейся из раны на лбу, в которой невольно угадывалось сходство с изображением страдающего Христа, принесла рабби известность.

Он также имел отношение к делам в храме Б-Най-Езурун на углу Восемьдесят девятой улицы и Бродвея, основанном Маршалом Т. Мейером, чьим наставником, в свою очередь, был смутьян из числа правых Абрахам Джошуа Хейшель. Нетрудно догадаться, что привлекло такого человека, как Эпштейн, к Мейеру, выступавшему против генералов в Аргентине, пытаясь разыскать пропавших там евреев. Со времени его смерти в 1993 два аргентинских раввина продолжили его работу в Нью-Йорке. Храм Б-Най-Езурун даже сотрудничал с общиной в Гарлеме и Новой Ханаанской церковью баптистов, чей священник даже выступал с проповедями в синагоге. Согласно статье в «Таймс», Эпштейн некоторое время был отстранен от дел в Б-Най-Езурун и дважды в месяц служил в старой синагоге в Дальнем Восточном квартале.