Антология - Поэзия Африки

• Название: Поэзия Африки
• Автор: Антология
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1973

В настоящее издание включены стихотворения поэтов Африки.

Вступительная статья Роберта Рождественского

Составление и примечания: М. Ваксмахер, Э. Ганкин, И. Ермаков, А. Ибрагимов, М. Курганцев, Е. Ряузова, Вл. Чесноков.

Статья к иллюстрациям: В. Мириманов.

Стихи в переводе: М. Ваксмахер, М. Кудинов, А. Ревич, М. Курганцев, Ю. Левитанский, И. Тынянова, П. Грушко, Б. Слуцкий, Л. Некрасова, Е. Долматовский, В. Рогов, А. Сергеев, В. Минушин, Е. Гальперина, А. Големба, Л. Тоом, А. Ибрагимов, А. Симонов, В. Тихомиров, В. Львов, Н. Горская, А. Кашеида, Н. Стефанович, С. Северцев, Н. Павлович, О. Дмитриев, П. Антокольский, В. Маркова, М. Самаев, Новелла Матвеева, Э. Ананиашвили, В. Микушевич, А. Эппель, С. Шервинский, Д. Самойлов, В. Берестов, С. Болотин, Т. Сикорская, В. Васильев, А. Сендык, Ю. Стефанов, Л. Халиф, В. Луговской, A. Эфрон, О. Туганова, М. Зенкевич, В. Потапова.

---

(Звуки коры)

И все назвали Намана, Намана, чьи сильные мускулы и мужественный облик каждый вечер славили девушки в своих песнях. Нежная Кадия, молодая жена Намана, потрясенная новостью, бросила молоть зерно и молча заперлась в своей хижине. Смерть уже похитила у нее первого мужа, и она не могла поверить, что белые отнимут у нее и Намана. Ведь на него возлагала она теперь все свои надежды.

(Звуки гитары)

На следующий день вопреки ее слезам и стенаньям суровые звуки боевого тамтама проводили Намана в маленький порт, и лодка направилась в центр округи. В ту ночь девушки уже не плясали на площади, как обычно. Они пришли в хижину Намана и всю ночь бодрствовали у очага, рассказывая сказки.

(Звуки гитары)

Шли месяцы, но вести о Намане не достигали поселка. Юная Кадия была в такой тревоге, что позвала на помощь колдуна из соседней деревни. И даже сами старейшины, беспокоясь за участь Намана, собирались на тайный совет.

(Звуки коры)

Наконец в деревню на имя Кадии пришло письмо от Намана. В тот же вечер после многих и тяжких часов пути Кадия добралась до центра округи, и переводчик прочел ей вслух письмо.

Наман был в Северной Африке, он был здоров и спрашивал о деревенских новостях: об урожае, о празднике воды, плясках, совете старейшин…

(Звуки балафонга[86])

В этот вечер старые женщины поселка оказали честь юной Кадии и собрались на свою обычную беседу во дворе ее хижины. Старейшина селенья, радуясь новости, велел устроить богатое угощенье для нищих из окрестных деревень.

(Звуки балафонга)

Еще несколько месяцев прошло, и снова все были охвачены тревогой, ибо от Намана опять не было вестей. Кадия уже собиралась снова идти к колдуну, но тут она получила второе письмо. Где только не был Наман: и на Корсике, и в Италии; теперь же он воевал в далекой Германии, и его за храбрость наградили медалью.

(Звуки балафонга)

А потом в деревню пришла простая открытка; из нее узнали, что Наман был ранен, что он в плену. И деревня была подавлена тяжкой новостью. Снова собрались старейшины на совет и решили, что отныне Наману будет разрешено плясать дугу, священный танец коршуна, который вправе исполнить лишь тот, кто совершил великий подвиг, дугу — пляску королей малинке, где каждый шаг обозначает событие в истории древнего государства Мали. Для бедной Кадии было утешеньем то, что муж ее признан народным героем.

(Звуки гитары)

Время шло… Один за другим протекли два года… А Наман все еще оставался в далекой Германии. И больше не было писем.

(Звуки гитары)

И вот однажды к старейшине поселка пришла из Дакара весть о том, что скоро вернется Наман. Тут же начали бить тамтамы. Все плясали и пели до зари, а девушки слагали к приезду Намана новые песни — ведь в прежних песнях, сложенных в честь него, еще ничего не говорилось о дуге, прославленной пляске мандинго.

(Тамтамы)

Но прошел еще месяц, и от ближайшего друга Намана капрала Муссы пришло для Кадии письмо, потрясшее всех:

«Это было на рассвете. Мы стояли в Тиаруа[87]. Между нами и нашими белыми начальниками из Дакара разгорелась великая ссора. Наман был сражен пулей. Он погребен в сенегальской земле».

(Звуки гитары)

Да, наступал рассвет. Первые лучи солнца, едва касаясь морской глади, золотили барашки волн. Под дуновеньем бриза пальмы мягко клонили стволы к океану, охваченные ужасом этой утренней битвы. Тучи кричащих ворон возвестили окрестным селам о трагедии, залившей кровью рассвет в Тиаруа… А в синеве, озаренной пожаром зари, над могилой Намана тяжело парил гигантский коршун. Казалось, он говорил: «Наман, ты не успел сплясать тот священный танец, который носит мое имя, но его еще спляшут другие».

(Звуки коры)

ДАГОМЕЯ

РИШАР ДОГБЕ[88]

…Между двумя взглядами Перевод А. Кашеиды

Между двумя взглядами
Целый мир.
Между двумя взглядами
Хрупкий мир листьев, только что почки прорвавших.
Между двумя взглядами
Что-то такое, чего упустить нельзя
И очень легко упустить:
Старец глядит на юношу, полного сил;
Женщина — на мужчину;
Мужчина — на женщину;
Женщина смотрит на женщину
Со скрытою завистью.
Между двумя взглядами
Вяжутся все узлы ненависти и любви.
Мать смотрит на сына,
Который ей улыбается безмятежно;
Смотрит отец на дочь,
Готовый за нее умереть.
Мир таинственный
может внезапно меняться —
Глаза невесты, не понимающей
Нетерпенья любимого человека,
Ожидающего в молчанье согласия, —
Между двумя взглядами
Перекрещенными
Мерцают мильоны миров мирозданья,
Которые надо открыть
И продлить
Жизнь молнии,
Пробежавшей
Между двумя взглядами.

ЮСТАШ ПРЮДЕНСИО[89]

Мое тело Перевод Н. Горской

Я ненавижу свое тело
каждый раз,
когда оно трепещет и дрожит.

Проклятый кожаный мешок,
источник всяких бед,
я не могу тебя понять!

И все-таки оно как дом родной
для силы, смелости и правды.

Не спорьте — это так и есть!

Порой раскиснет, как кисель,
и растечется по земле.
Порой сорвется с цепи, словно пес,
и все вокруг крушит и рвет.

С ним не соскучишься:
что ни секунда — то сюрприз!

Бывают дни, когда
я покидаю эту шкуру

и ухожу к вершинам разума,
отваги и добра.

Но… затоскую и вернусь назад…

Какая страшная морока
возиться с неудобным, непокорным телом!

Озерная Венера Перевод Н. Горской

Розовой тканью прикрыты бедра,
тело — черное, как антрацит,
татуировки узор
и твердые
груди.

Улыбка ребенка,
кольца волос, как пружина, упруги,
на голове — корзина с плодами,
сочные губы, которым нужны
поцелуи и сласти.

Черная дочь голубых озер,
легкая, как африканский ветер,
на влажном песке оставляет
следы.
Забывают ловлю терпеливые рыбаки
и любуются узкобедрой
богиней воды.

А богиня проходит мимо
и детские ноги свои
погружает в прохладные волны.

ЕГИПЕТ

САЛАХ ДЖАХИН[90]

Колосья Перевод М. Курганцева

Я стою
посредине
созревшего поля.
На феллаха похож
колосок его
каждый.
У пшеницы
печальная,
рабская доля —
и вздыхает,
и гнется,
и чахнет
от жажды.

Исмаил!
На тебя
это поле похоже.
Слишком мало
осталось
невыбитых зерен.
Твой хозяин
потребовал плату.
И что же?
Все надежды твои
он срезает под корень.

Он богат.
Он
рабами покорными правит.
Он взирает на мир
ненасытно
и жадно.
Он велит —
и тебя
опозорят.
Ограбят.
Он прикажет —
тебя изобьют беспощадно…

МУХАММЕД ХАФИЗ ИБРАХИМ[91]

Бесплодные страдания Перевод Н. Стефановича

Я шел, но пылали в кровавых сандалиях ноги, —
В раскаянье горьком вернуться пришлось с полдороги.
Будь проклято время, когда торжествуют злодеи.
Что мы создавали, они разрушают, зверея…
Кто ищет услад, когда воздух отравлен и выпит,
Тот враг мусульманства, такому не дорог Египет.
Прощаясь с друзьями, признаться я должен, однако,
Что друга не встретил надежней загробного мрака.
И смерть полюбил я, загубленной жизни сестру, —
Быть может, в подруги я только ее изберу…
Ты видишь, о смерть, мой светильник пока не разбит,
Задуй же в нем пламя, которое праздно горит.
Я понял, что в жизни бессильны и доблесть и честь,
Поэтому смерть я решился всему предпочесть.
Мне больно теперь, но отчаянье я превозмог,
Я чувствую, знаю, что вечный покой недалек.
Вы, очи мои, словно два пересохших колодца, —
Слезами и кровью вам плакать уже не придется.
Вас, руки мои, простирать мне еще не случалось
К богатым и сильным в надежде на щедрость и жалость.
Вы, ноги, меня не вели по путям унижений,
Лишь дел благородных вам были знакомы ступени.
Душа, я учил, что в терпенье великая сила,
А ты в бескорыстье облечься меня убедила.
Ты чашу отвергла с убийственной горькой отравой,
И я удаляюсь от жизни дурной и лукавой.
Теперь распростимся, пусть это тебя не страшит,
Ведь смерть избавляет от бед и жестоких обид…

Поэзия