Эльза Вернер - Руны

• Название: Руны
• Автор: Эльза Вернер
• Издательство: книжная фабрика «Глобус»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: ISBN 5-7707-7757-5

Романы Э. Вернер «Руны» и «Два мира» продолжают исследование человеческих судеб, начатое в других произведениях автора.

В своем стремлении к счастью ее герои проявляют себя не только как незаурядные личности, но и как тонкие, деликатные натуры. Всеми своими поступками они утверждают, что счастливым человек может быть лишь тогда, когда он сохранит уважение к самому себе, когда он может смотреть на свою жизнь без стыда и угрызений совести, не видя в прошлом ни дурного поступка, ни зла, ни обиды, причиненных другому.

---

Сильвия вздрогнула.

— Бернгард, неужели ты дошел до этого?

— Да, — сказал он мрачно и глухо. Гордый, упрямый человек, который в разговорах с дядей отрицал мучивший его душевный разлад и скрывал от невесты все, что в нем происходило, здесь, перед этими глазами, смотревшими на него с выражением ужаса, признался во всем. Но его голос смягчился до неузнаваемости, когда он спросил:

— Это огорчило бы тебя, Сильвия? Ты стала бы плакать обо мне?

Из ее груди вырвалось что-то похожее на рыдание, и она обеими руками крепко схватила его за руку, точно хотела удержать, уберечь.

— Ты должен уйти отсюда, Бернгард, уйти из этой обстановки, из этой страны! Освободись, чего бы тебе это ни стоило!

— От кого? От девушки, которой я дал слово и поклялся в верности, которая верит мне всей душой? Вот ты можешь освободиться, если захочешь, потому что жертву понесешь ты, если откажешься от княжеской короны. У Гильдур же все счастье, все будущее зависит от меня одного. Ты думаешь, я дойду до такой низости, что смогу бросить все это ей под ноги и убегу? Никогда!

Руки Сильвии тихо соскользнули с его руки.

— Ты любишь Гильдур Эриксен?

— Нет, — сознался он с суровой откровенностью. — Но я не в силах выносить дольше эту жизнь в одиночестве; мне нужен был человек, который помог бы мне в этом, и я связал себя обещанием. Как бы там ни было, она будет моей женой и хозяйкой в Эдсвикене. Этим я заплачу, по крайней мере, свой долг.

— А ты? — в голосе девушки послышался тот же тревожный страх, который выражался на ее лице.

Бернгард не ответил, но его взгляд с каким-то странным выражением остановился на белевшей вдали вершине Исдаля. Луна поднялась выше, ее лучи осветили долину, где шумел Ран. Можно было ясно различить черные ели и нагромождение камней на его пути. Река извивалась, как сверкающая змея, то пропадая в тени гор, то снова сверкая в лучах луны. Громче прежнего доносился ее шум, слышались полузаглушенные звуки жуткой песни, которая была знакома Бернгарду и Сильвии с тех пор, как они встретились около рунного камня. Там эта дикая и грозная мелодия звучала громко, как песня о гибели и уничтожении. Бернгард часто слышал ее, и теперь она, казалось, отвечала на робкий вопрос Сильвии. Ответ был недобрый, зловещий.

Сильвия тоже угадала его и сказала со страстной мольбой в голосе:

— Бернгард, выбрось из головы воспоминания, не думай о близости покойника! Это может привести тебя к гибели! Подумай обо мне!

— О тебе? — повторил он с глубокой горечью. — Ты будешь принцессой Зассенбург, а я — мужем Гильдур. Мы оба выбрали себе дорогу и должны идти по ней, все равно, куда бы она ни привела.

— Так вспомни о Вердеке, о твоем старом капитане, о том, что он пророчил тебе. Неужели ты захочешь погибнуть здесь в праздности, когда тебя, может быть, ждет высокое предназначение?

— Ты знаешь, что написал Вердек твоему отцу?

— Папа показал мне письмо. Ты все видишь в папе врага, а если бы посмотрел на него в ту минуту, когда он обнял меня и сказал: «Ну, наконец, мы отвоевали этого беглеца, теперь он наш!». Ах, если бы ты приехал тогда…

— То я увидел бы тебя, и все сложилось бы иначе. Все безвозвратно пропало!

— Отчего? Оттого, что ты сделал ошибку? Потерян только один год из твоей жизни, а ты еще так молод!

— Но я связан! Оставь меня, Сильвия! Я не могу, не хочу… слышишь? Не хочу! Неужели я должен нарушить свое слово, стать изменником?

— Нет, этого не надо. Посели свою жену в Эдсвикене, как ты и обещал ей, но сам снова поступай на службу, вернись к жизни. Гильдур только разделит участь всех жен моряков, которые видят своих мужей лишь несколько месяцев в году. Такая участь ожидает и невесту Курта. Этого ты можешь и должен требовать. После каждого плавания ты будешь возвращаться к ней.

Бернгард стоял, как оглушенный, и смотрел на Сильвию. Такой выход из создавшегося положения никогда не приходил ему в голову. Ему всегда казалось, что жениться на Гильдур значило обречь себя на жизнь изгнанника в Рансдале; теперь ему подсказали путь, ведущий обратно к жизни, к обществу, по которому он тосковал, к которому стремился каждой мыслью. Но первым условием этого было подчинение, а против подчинения восставала вся его гордость, все его упорство.

— Знаешь ли ты, чего требуешь от меня? — гневно спросил он. — Я должен буду признать, что был неправ, тогда как я воспользовался только своим правом. Я должен буду подчиниться, унизиться… отступить! Я всегда так ненавидел это слово… а теперь…

— Нет, ты должен только вернуться, — перебила его Сильвия. — Неужели так трудно примириться с человеком, который старше и опытнее тебя? Он снова может открыть тебе доступ к карьере, от которой ты отказался; ты ведь вышел в отставку по собственному желанию.

— А если он оттолкнет меня?

— Тебя? Неужели ты так плохо знаешь его? Попробуй, ты ничем не рискуешь.

Бернгард колебался, однако было видно, что ее слова достигли цели.

— Я… я подумаю!

— Нет, не надо думать, не надо колебаться, иначе тебя удержат упрямство или просьбы твоей невесты; она не захочет отпустить тебя; ты ведь не признаешься ей, что речь идет о жизни и смерти. Она имеет право требовать твоей руки, но не твоей жизни, не твоего будущего. Она получит дом и права на все, а ты завоюешь себе будущее, будешь стремиться к такой же великой цели, какой достиг мой отец. Тогда ты освободишься от несчастного наследства отцовской крови, будешь в состоянии спокойно жить, если даже не будешь счастлив у себя дома.

Сильвия говорила горячо, с полной уверенностью в своих словах. Глаза Бернгарда неотрывно смотрели на нее. Точно так же она защищала когда-то своего отца, теперь с таким же жаром отстаивала его будущее. Теперь он знал, что таилось в этом привлекательном, очаровательном существе, сначала показавшемся ему таким загадочным, таким коварным. В детстве Бернгард ненавидел «маленькое, жалкое создание»; может быть, уже тогда он предчувствовал, что Сильвия станет со временем его роком; теперь этот рок стоял перед ним; но он слишком поздно понял, что именно в нем его счастье. Это была женщина, которая могла бы обуздать его порывистое стремление к свободе и удержать при себе; это могла быть опора, с помощью которой он смог бы укрыться от темной силы в собственной душе. И было время, когда ему стоило только протянуть руку, и Сильвия Гоэнфельс была бы его.

— Бернгард, я требую, чтобы ты дал мне слово, — настаивала она. — Решайся, поговори с моим отцом, пока он еще здесь. Ты придешь?

Казалось, он все еще боролся с собой; еще раз взглянув на скалистые вершины Исдаля, он решительно и энергично выпрямился.

— Хорошо. Я приду!

— Слава Богу!

Сильвия хотела протянуть ему руку, но вдруг почувствовала себя в его объятиях, и его губы пылко прижались к ее губам. Это было его первое и единственное признание. Они оба знали, что любят друг друга и что должны расстаться; в словах не было надобности. Правда, это была лишь минутная слабость; Бернгард выпустил любимую девушку из объятий и отступил.

— Прощай, Сильвия!

— Прощай!

Их глаза встретились — это было тяжелое, безмолвное расставание — и Бернгард ушел. Он вышел на яркий лунный свет, повернул в сторону и скрылся в лесу. Тропинка в Эдсвикен шла круто вниз; чем ниже в долину спускался одинокий путник, тем громче становился несущийся ему навстречу шум реки. На время он потерял ее из виду, теперь же она мчалась у его ног, как быстро извивающаяся, шипящая змея, и ее брызги долетали до него.

Но зловещий голос, шептавший и шипевший там, внизу, уже утратил для него свою силу; другой голос говорил громче и повелительнее. Впервые Бернгард вздохнул глубоко и свободно, но это не был вздох радости; он заплатил слишком дорогой ценой — счастьем всей своей жизни.

23

Фернштейн пробыл в Альфгейме всего сутки, хотя его упрашивали остаться подольше; он уехал утром на второй день. Гоэнфельс поехал проводить его до Рансдаля, и его ждали обратно, но вместо него явился только слуга с запиской, написанной рукой министра, в которой сообщалось, что он в Эдсвикене, у своего племянника, и чтобы его не ждали; вероятно, он вернется только к вечеру.

Зассенбург не мог ничего понять. Ему было хорошо известно, в каких отношениях были министр и Бернгард, как старательно они избегали друг друга, и вдруг теперь такой продолжительный визит! Слуга не мог сообщить на этот счет никаких сведений. Господин Гоэнфельс был на берегу; он пришел, чтобы еще раз повидаться с господином Фернштейном до его отъезда, потом у него состоялся короткий разговор с дядей, затем его превосходительство сел с ним в экипаж и приказал ехать в Эдсвикен, а оттуда прислал записку. Все это придавало случившемуся еще более загадочный вид, оставалось только ждать объяснения.

В самом деле, министр вернулся в Альфгейм только к вечеру; будущий зять встретил его, и они вместе поднялись наверх.