Барри Пейн - Переселение душ

• Название: Переселение душ
• Автор: Барри Пейн
• Издательство: Издательский Дом «Азбука-классика»
• Жанр: Классическая проза
• ISBN: 978-5-91181-404-5

Сборник рассказов «Переселение душ» впервые знакомит русского читателя с творчеством замечательного и чрезвычайно популярного в свое время писателя, сумевшего не затеряться, что само по себе довольно ценно, среди таких знаменитых своих современников, как Джон Голсуорси, Бернард Шоу, Оскар Уайльд, Джером К. Джером и многих других. Оставив карьеру военного, на литературном поприще Пейн стяжал славу как автор фантазий и историй о сверхъестественных явлениях. Однако уникальность мира, созданного Пейном в своих рассказах, мира загадочного и даже пугающего порой, мира, в котором реальность зачастую оказывается лишь фантазией, богатство — бедностью, жизнь — смертью, а смерть жизнью, вполне очевидна.

Эта уникальность — в том, что практически любой пассаж, вышедший из-под пера Пейна, насыщен смешным: творчество Пейна в целом, сколь бы разнообразными и разноплановыми ни были написанные им произведения, свидетельствует об одном — их создал мастер с неиссякаемым и завораживающим чувством юмора.

---

— Вы правильно поступили. Благодарю вас за это. Уилмэй и так много испытала, и чем меньше она знает о плохих сторонах жизни, тем ей лучше.

Глава XI

Утром в доме Берты я впервые увидел Уилмэй. Да, это была наша первая встреча с тех пор, как я вернулся в Англию (если не считать того момента, когда я встретил ее в парке).

Берта выглядела очень хорошо, она словно помолодела и приветствовала меня с сестринской пылкостью. Уилмэй ограничилась пожатием моей руки и, глядя куда-то в сторону, сказала:

— Эдвард, я рада — очень рада, что вы вернулись.

Пока мы разговаривали, я наблюдал за Уилмэй. Тот проблеск радости, который я заметил в парке, ввел меня в заблуждение. Свежий воздух скорее всего заставил ее щеки порозоветь. Я полагаю, каждый из вас, даже если носит в своем сердце глубокую печаль, рассмеется при людях над забавной историей. Теперь она была очень бледна, и когда молчала и думала, что на нее не смотрят, выражение ее лица казалось отрешенным, а взор был устремлен вдаль.

— Уилмэй, — сказал я, — с тобой все в порядке?

— О да!

— С ней все хорошо, — подхватила ее слова Берта, но она устала. Ей приходится бывать повсюду и общаться с кучей народу. Все эти бесчисленные Карроне жаждут посмотреть на избранницу Винсента.

— Если бы с ней все было хорошо, — сказал я, — то она выглядела бы лучше. А она выглядит так, что ей явно не следует выходить замуж.

— Давайте больше не будем обо мне, — сказала Уилмэй. — Расскажите подробней о вашей опере. Мы о ней уже слышали. Все о ней знают, только о ней и говорят. Но я хочу услышать об опере из ваших уст.

— Мне эта опера надоела, — ответил я, — хочу услышать о тебе.

Но Уилмэй словно язык проглотила, и пришлось Берте говорить вместо нее.

Время шло, и я уже чаще видел Уилмэй, хотя мне это давалось нелегко. Она восхищалась сэром Винсентом и по-своему любила его, но вряд ли была им увлечена. Порою я читал сомнение на его благородном, прекрасном лице. Да и Берта то и дело поглядывала на Уилмэй с беспокойством.

События развивались стремительно на пути к печальной развязке, подобно тому как летит к пламени мотылек. До свадьбы оставалось меньше недели, когда я получил записку от Уилмэй:

«Дорогой Эдвард! Мы должны были обедать с леди Харстон сегодня вечером, но она, бедняжка, захворала. Нам обеспечен спокойный вечер. Не будет даже Винсента. Берта, вы и я обедаем вместе у нас дома, а потом вы поиграете нам. Мы совершенно одни и обе хотим видеть вас. Ответьте согласием вашим любящим Берте и Уилмэй».

Конечно, я пришел. Когда я вошел в гостиную, я заметил, что фортепьяно больше не используется как склад вещей.

— Я тут ни при чем, — сказала Берта, — это Уилмэй. Я предполагаю, когда ты написал великую оперу, то ожидал, что тебя осыплют почестями?

— У меня нет великих опер, зато есть вредная сестрица. Уилмэй, я благодарен тебе за приглашение. Я буду говорить с тобой, а не с той пожилой женщиной, в чьем доме ты столуешься.

— Ах, прекрати! — вскрикнула Берта. — Ты не должен говорить такое. Я и так чувствую себя старой, измученной, лживой.

— Да неужели? — удивился я. — Что ж, такова жизнь: рано или поздно мы узнаём о себе правду.

— Очень хорошо, — парировала Берта. — Я позвоню и закажу шикарный экипаж для мистера Дерримера.

— Мистер Дерример ограничится кебом, — ответил я, — и не удалится, пока не отобедает И между прочим…

Картер открыл дверь, я взял Уилмэй под руку, и мы вошли в гостиную. Мы все трое дурачились, подразнивая друг друга. Уилмэй повеселела, ее глаза заблестели, на щеках появился лихорадочный румянец. Она сочинила занятную историю о том, что оперу на самом деле написала она, а я похитил ноты, но она не выдала меня, чтобы я не страдал при мысли о том, что у моей подопечной опекун — вор. Но она и словечком не обмолвилась о том, что приближался день ее свадьбы, а когда Берта заговорила об этом, Уилмэй тотчас перевела разговор на другое.

После обеда я сел за фортепьяно.

Вечер шестнадцатого дня рождения Уилмэй воскрес в моей памяти. На девушке — нитка жемчуга, которую я подарил ей тогда. Я смотрел на нее время от времени, пока играл. Тень наполовину скрывала ее от меня, ее губы слегка приоткрылись. Она задумчиво смотрела в одну точку. В ней всегда было что-то нездешнее, не от мира сего, а сегодня вечером, пока она сидела, слушая музыку, она казалась более чем когда-либо сотканной из воздуха, и красота ее стала одухотворенней. Ее брак мнился мне как нечто оскорбительное для нее, в нем ощущалось даже что-то трагическое…

Я отвел от нее глаза, полностью погрузившись в музыку. Я играл ноктюрн Шопена, который исполнял когда-то вечером в день ее рождения.

Внезапно я услышал шелест платьев. Дверь быстро открылась и закрылась снова. Я прекратил играть… Берта и Уилмэй вышли, и в комнате остался я один. Меня охватило предчувствие чего-то ужасного. Мне полегчало, когда Берта вернулась. Она казалась обеспокоенной. Я спросил:

— Что случилось?

— Ты не заметил?

— Нет.

— Уилмэй расплакалась и встала. Я вышла вместе с нею, чтобы проводить ее к себе наверх.

А она велела мне вернуться.

— Она все еще плачет?

— Да, она в постели и безудержно рыдает.

Она не в состоянии объяснить мне, в чем дело.

— Ведь должно же быть какое-то объяснение.

— Она возбуждена, переутомлена, а музыка всегда имела большую власть над ней. Но сейчас я ее просто не понимаю. Я никогда не видела, чтобы она до такой степени теряла самообладание. Я не ожидала этого, ведь во время обеда она казалась такой веселой.

— С нею есть кто-нибудь?

— Да, там миссис Блэйд. — Берта вздохнула и недовольно воскликнула: — О, это ужасно!

Последовала длинная пауза. Берта села, положив руку на спинку стула и уронив на нее голову. Я ходил по комнате, затем остановился. Прежде чем я собрался с духом, заговорила Берта:

— Я знаю то, что ты собираешься сказать, Эдвард, я знаю, что ты собираешься сказать.

— Вполне возможно, — ответил я, — и все-таки я скажу это. Уилмэй не должна выходить замуж за Винсента. Она его не любит. Ты обязана помешать этому, пока есть время. Или ты, или я… Кто-то из нас должен сделать это.

— Я не знаю, удивит ли это тебя, но еще до твоего возвращения, несколько дней назад, я спросила Уилмэй, хочет ли она, чтобы я расторгла помолвку. Она сказала решительно, что даже не желает и слышать об этом, что она все взвесила, когда еще принимала предложение. Она даже попросила, чтобы я больше не касалась этой темы. И сегодня вечером, когда мы поднимались наверх, я снова намекнула на это. Но она только твердила: «Нет! Нет! Почему я должна приносить людям несчастье?» Эдвард, я в этом не виновата, это правда. Я люблю Уйлмэй.

Берта взглянула на меня сквозь слезы.

— Я тебе верю, — ответил я. — Тебе не в чем обвинять себя. Я рад, что ты сама ей предложила расторгнуть помолвку. Теперь мы не можем сделать ничего — она больше не ребенок и должна сделать свой собственный выбор. Но, так или иначе, мне тяжело думать о том, что эта свадьба состоится.

Она и не состоялась. Утром я получил записку от сестры. Берта просила меня, чтобы я пришел немедленно. Я нашел Берту, бледную и расстроенную, с письмом в руке.

— Уилмэй уехала! — тут же выпалила она.

— Уехала?

— Да. Оставила Лондон. Слава богу, миссис Блэйд с нею! Они уехали рано утром, я еще спала. Эту записку мне принесли.

«Берта, ночью я поняла, что не могу выйти замуж за Винсента. Я должна уехать. Я разбудила миссис Блэйд и сказала ей, что мы уедем из Лондона рано утром. Я написала Винсенту. И напишу вам снова, когда узнаю, где мы будем. Позвольте мне немного побыть одной. Простите меня! Как только я вам сообщу свой адрес, напишите мне, что не сердитесь. Я ничего не могу поделать с собой. Я сошла бы с ума, если бы не уехала. Ах, милая Берта, я так люблю вас!»

Я долго говорил с Бертой. Было решено публично объявить, что вследствие болезни мисс Эмори ее брак с сэром Винсентом Карроне откладывается. Позднее, постепенно стало ясно, что свадьбы вообще не будет Винсент повел себя благородно. Он не позволил никому сказать ни единого плохого слова об Уилмэй и даже поссорился из-за этого с собственным братом. Мне он сказал:

— Эдвард… — к тому времени у него вошло в привычку называть меня по имени, — это плохо, но так лучше для нее. Она старалась полюбить меня, я чувствовал это. Если я смогу что-нибудь сделать для нее, сообщите мне. Мне так тяжело сознавать, что я — причина ее несчастья.

Судьба освободила его от этой тяжести: через пять лет после этих событий он погиб во время охоты.

Глава XII

Уилмэй и миссис Блэйд уехали в Старлей, деревушку на южном побережье, где, как я подозревал, у миссис Блейд жили родственники. Длительное отсутствие Уилмэй в Лондоне мы объясняли болезнью, долгое время не подозревая, что говорили чистую правду. Уилмэй и в самом деле была серьезно больна. Мы с Бертой и врачом приехали в Старлей. Он заявил, что случай озадачил его, но бодро обнадежил нас и предложил Уилмэй провести зиму на юге Франции, в Ментоне. Я видел Уилмэй только несколько минут перед отъездом, и мы едва ли обменялись несколькими словами. Меня потрясло, насколько она изменилась.