Гвидо Мансуэлли - Цивилизации древней Европы

• Название: Цивилизации древней Европы
• Автор: Гвидо Мансуэлли
• Издательство: У-Фактория
• Жанр: Культурология
• Год: 2007

---

У скифов не было настоящей армии, но военные в различных племенах имели своих предводителей: иерархия племен обусловливалась иерархией командиров. В погребальном имуществе и фигурных изображениях скифы предстают прежде всего как лучники на лошадях: кавалерия позволяла им одерживать верх, когда мобильные конные подразделения мерились силами с войсками пехотинцев. Но в эллинистическую эпоху неизменная структура оказалась в невыгодном положении, столкнувшись с военной организацией, разделенной на различные специализированные части. Именно это объясняет упадок скифского господства и его сохранение только в Боспорском царстве, устроенном на эллинистический лад. Соединения пехоты не использовались скифскими племенами: их армия, исключительно конная, типична для народа кочевников-скотоводов. Естественно, оружие, используемое в пешем бою, у них отсутствовало. Их военное снаряжение редко предполагало металлические кирасы и шлемы, введенные, вероятно, в греческой среде или на Ближнем Востоке, тогда как использование короткого меча, называемого акинак, копий и особенно луков и стрел было общим. Некоторые погребения содержат до четырехсот наконечников стрел. Скифская металлургия, таким образом, не специализировалась, как металлургия кельтов, на производстве крупного наступательного оружия — длинных мечей и копий для пехоты; зато скифские ремесленники производили во множестве колчаны, которые позволяли перевозить во время походов лук и стрелы, — гориты.

Мужское одеяние соответствовало образу жизни кочевников-всадников. Оно сохранялось даже при контакте с греками: их развевающиеся драпированные одеяния не заменяли скифскую браку,[13] обтягивающую тунику с длинными рукавами и капюшоны. Эта манера одеваться, которая напоминает стиль кельтов и германцев, была преподнесена им «классическими» народами; однако это больше чем деталь материальной культуры, — свидетельство образа жизни.

* * *

С конца IV в. до н. э. в Южной России появляются сарматы, также имевшие иранские корни. Этот народ, мы уже говорили, относился к той же лингвистической группе, что и скифы, и имел с ними многочисленные общие черты. Но сарматы изобрели или по крайне мере адаптировали стремя; они противопоставили скифской кавалерии тяжелую конницу, которая великолепно проявила себя. Греки знали сарматов с давних пор, но путали их со скифами. Вероятно, это привело в отношении них к тому же, что произошло в античной традиции в связи с кельтами и германцами: различные территории и иная ступень культурного созревания акцентировали плохо выраженную дифференциацию. Они представляли мощную группу в разнообразном мире кочевников, обитавших к северу от Кавказа, и, проникнув на территории, занятые скифами, они в конечном итоге заняли их место.

Искусство юго-востока России, в зоне, которая простирается в основном от Днепра до Кавказа, принадлежит не только скифам. Предметы греческого и скифского ремесла содержатся одновременно в курганах скифских царей, могилах греков и эллинизированных скифов, свидетельствуя о долговременных и интенсивных контактах. Греко-скифское искусство, или, если угодно, греко-понтийское, представляет, вероятно, особый интерес с нашей западной и средиземноморской точки зрения, но, однако, оно соответствует — в весьма обширном пространстве скифской цивилизации — лишь эпизоду, ограниченному во времени и пространстве ремесленной отраслью. Значение, которое ему приписали, вызвано отчасти «классической поляризацией» исследований, отчасти тем, что находки в Южной России стали лучше известны. Это искусство представляет собой производственную адаптацию греческого ремесла к скифской клиентуре. Таким образом, оно не является ни приобретением, ни локальной культурной обработкой по греческому образцу. Проникновение к скифам классических заимствований происходит, естественно, совсем иначе. Впрочем, они играли, возможно, менее определяющую роль, чем азиатские влияния, в генезисе и распространении собственно скифского искусства, эпицентр которого, во всяком случае, должен был локализоваться внутри цепочки греческих колоний — в Южной Украине, Крыму и бассейне Кубани.

Вклад и роль греческой художественной цивилизации были бы более ощутимыми, если бы северный понтийский регион не создал, как кажется, своего собственного великого искусства. Он ограничивается заимствованиями в своей архитектурной и скульптурной программе, достаточно непритязательной, и, по крайней мере изначально, функциональными потребностями. Однако этот регион достиг блестящих результатов в области производства украшений и изысканной металлургии, и это ремесло очень часто учитывает требования своего основного заказчика, то есть племенной аристократии внутренних регионов. Скифский мир, таким образом, находился в прямом контакте не с оригинальными формами эллинизма, но с колониальными факториями греческой периферии. Он породил крайне любопытный феномен взаимного влияния: с одной стороны, греческие ремесленники интересовались локальными темами, отказываясь от своего собственного воображаемого, мифического мира, а с другой стороны, художественное производство внутренних регионов использовало греческий репертуар, становясь все менее характерным, а порой чуждым для своей протоисторической среды.

Ремесленное производство колоний Понта не имеет ничего общего с ремесленным производством других регионов, удаленных от греческого мира. Поскольку греки работали для кельтов, они всегда представляли свои собственные художественные формы, уступая порой вкусу покупателя лишь в размерах некоторых частей. То же будет с иберами и этрусками, которые адаптировали, хотя и иным способом, греческие заимствования, каждый на свой манер, тогда как греко-понтийское искусство является результатом экономической интеграции и политического подчинения греческих городов скифским царям. Это не было связано с духовной потребностью, но представляло собой плод обстоятельств.

Греко-скифское искусство формируется достаточно поздно, во второй половине V в. до н. э., под влиянием образцов, привезенных из Аттики. Сюда проникает классическая иконография; так, изображение головы Афины Парфенос Фидия украшает чеканный золотой диск из Куль-Обы. Темы этого искусства малочисленны, если представить неисчислимые вариации классической мифологии. Зато греческое ремесло V–IV вв. до н. э. использует анималистический репертуар скифов и выказывает большой интерес к местной среде. Наряду с восточными легендами, например о битвах аримаспов с грифонами, сюжеты которых происходят из Аттики, наблюдаются многочисленные оригинальные сюжеты: на плечиках большой серебряной амфоры из кургана Чертомлык (IV в. до н. э.) изображены скифы в национальном одеянии, укрощающие своих лошадей. Брюшко амфоры роскошно декорировано гроздьями винограда и пальметтой в западном стиле. В аналогичной декоративной манере выполнена ваза из Куль-Обы (IV в. до н. э.), на которой представлены скифские воины, натягивающие лук и ухаживающие за ранеными товарищами; на знаменитом золотом гребне из Солохи (IV в. до н. э.) скифы сражаются верхом: вырезанные фигуры воинов образуют уравновешенную геометрическую композицию в соответствии с техникой, часто используемой в скифском искусстве и достаточно редко у греков. Сцена охоты, изображенная на кубке из Солохи — еще одно произведение греческого чеканщика, — содержит многочисленные иконографические элементы, заимствованные в скифской среде. Возможно, мы недооценивали национальную восприимчивость кочевников, уделяя слишком мало внимания эллинизму.

В начале IV в. до н. э. массивный импорт расписной керамики из Афин, с которой связаны вазы из Керчи, свидетельствует о более широкой эллинизации. Отметим по этому поводу, что ремесло городов Понта не создало своей собственной расписной керамики: здесь производились исключительно металлические изделия, потому что дорогостоящая посуда не входила в специализацию скифского ремесла. С наступлением эллинистической эпохи приходят новые иноземные элементы — прежде всего персидские, — которые пользовались большим спросом, но не были приняты. Знаменитое колье, или «узел Геракла», из кургана Артюковский, украшенное разноцветными камнями, еще одно колье из Херсонеса с богатым рельефным декором и роскошные серьги из Феодосии, с филигранью, розетками, завитками, растительными элементами, небольшими фигурами Ники и лошадей — богатством, которое выходит далеко за греческие рамки, соответствовали в своей барочной вычурности варварскому стилю, но не копировались.

Древние источники скифского искусства связаны с мотивами, широко распространенными в азиатском мире, которые трансформировали стиль кочевников в декоративном плане схематизацией, если не абстракцией. Волны, которые хлынули в это время на равнины бассейна Волги с Нижнего Дона, Днестра и Днепра, контактировали с весьма разнообразной азиатской средой на пространстве огромной протяженности. Очевидно, они принесли, помимо великих достижений главных цивилизаций Азии, преобразования в орнаментальной области; одновременно распространялась и коммерческая продукция. Именно поэтому репрезентативное, нарративное в историческом и мифическом смысле искусство не вызывало отчуждения в скифском сознании, которое, напротив, интересовалось отдельными элементами и декоративными композициями. Скифская религия, спиритуалистическая и магическая, если исключить некоторые остатки тотемизма, не использует в искусстве изображения человека. Фигуры животных — на этом основана уверенность исследователей в тотемических пережитках — доминируют в темах скифского искусства, но наряду с животными, связанными с повседневной жизнью, такими как олени или лошади, появляются, например, кошачьи, которые не были представителями местной фауны. Лев, в частности, заимствуется с Ближнего Востока.