Джек Данн - Тайная история Леонардо да Винчи

• Название: Тайная история Леонардо да Винчи
• Автор: Джек Данн
• Издательство: Эксмо; Домино
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-39793-8

Жизнь гения проходит под завистливыми взорами современников. И нет ничего удивительного в том, что он старается набросить на нее завесу тайны.

Что же предстанет взору, если занавес будет отдернут?

Жуткие и восхитительные мгновения торжества творца, когда мир наполнился изобретенными им машинами. Пролитые по его вине реки крови. Но… все равно это будет ложно.

Правду можно узнать, только вглядевшись в его гениальные картины…

---

— Покажите нашим гостям наши дары Великому Турку, — сказал калиф.

Телохранители вывернули мешки — на землю выкатились головы. Головы турок. Солдаты завопили; один прорвался через стражников и ударом ноги зашвырнул голову в толпу; стражники принялись швырять в ряды солдат другие головы, и скоро не менее двух десятков турецких голов летало над войском. Было много криков и ругани, но никто не смеялся; войска не потеряют своего смертоносного настроя… не забудут Айше — свою Мадонну… нет, они понесут ее с собой как священную жертву.

И ее невидящие глаза будут указывать им путь.

— Скажите своему царственному повелителю, что у меня для него будет еще много таких даров. Я умножу их тысячекратно, и венцом этого дара будет его собственная голова. — Калиф помолчал и обратился к молодому послу: — Не потеряй отваги, солдат, ибо, если ты или твои спутники падете духом или растеряете по дороге мои дары, я возьму и ваши головы. Или вы думаете, что только у Мехмеда есть шпионы?

С этими словами Кайит-бей отпустил турок и смотрел, как они идут сквозь строй разъяренных мамлюков и персов. Затем он послал за турками своих лучших разведчиков и велел им разведать боевые порядки войск Мустафы и Мехмеда.

Двумя днями позже разведчиков нашли у скалистого перевала, что спускался в узкую длинную долину. Все двадцать нагими были посажены на кол.

И конечно, им отрубили головы.

Кайит-бею было трудно воевать в этом краю — его войско оказалось уязвимо уже из-за одних своих размеров. К тому же турки избрали партизанскую тактику: они устраивали засады, налетали на фланги армии и снова бесследно исчезали в горах и лесах, грозя превратить завоевательный поход калифа в войну на износ. Преследуя турок, отряды Кайит-бея раздроблялись и чаще всего подвергались уничтожению; орудия Хилала представляли лишь обузу для движущейся армии, бесполезной против стратегии турок — внезапных налетов и стремительного исчезновения. Казалось, что сам здешний край восстал против калифа: горные тропы, отвесные утесы, узкие перевалы, где полсотни человек могли задержать десять тысяч.

Солдаты и животные голодали, потому что запасы пшеницы и ячменя подходили к концу. Турки жгли за собой все, и казалось, что войско на марше будет обращено в бегство голодом даже прежде, чем турки двинутся в наступление и одолеют египтян и персов мечами и пиками.

Турки устроили ночную атаку и были загнаны в близлежащий лес. Погибли пять тысяч арабов, вдвое больше были ранены; мамлюки жестоко отыгрались за эти потери на войсках Мустафы, но солдатская плоть недорого стоит, и сын Великого Турка исчез, бросив своих воинов на растерзание арабам. Он ударит снова. Но когда?

Подобно Цезарю, который разделял и побеждал, Мустафа разделял, таился, наносил удар — и исчезал.

Злая, взбудораженная, голодная, измученная армия шла вперед днем, а зачастую и ночью.

Они больше не возглашали имя Айше. Они больше не кричали, требуя крови турок. Они были настороженны и опасны и, разочаровавшись сверх меры, обратились против калифа; его наемная конница, те, что убили святого муллу в его же собственной мечети, потребовали двойного довольствия и платы, грозя иначе вернуться по домам. Прочие остались на стороне калифа, хотя мамлюки держались отчужденно, как бы показывая, что сердцем они на стороне мятежников.

Мятежники засыпали стрелами и копьями шатер калифа; они ухитрились раздобыть пушку и выстрелили из нее в Кайит-бея. Тут вступили было в бой его телохранители, но Кайит-бей удержал их. Он вскочил в седло и поскакал через ряды солдат, уязвимый для их ярости. Он показывал им голову Айше в стеклянном сосуде. Он стыдил их, крича: «Жалкие трусы, вы вольны уходить по домам! Я не хочу, чтобы за меня бились трусы! Я отомщу туркам, даже если мне придется воевать одному. Одному!»

А затем ускакал прочь.

Тут последовали крики, замешательство, то и дело вспыхивал бой между мамлюками и кочевниками. Около сотни кочевников были преданы мечу; других разорвало на куски залпом из той же пушки, из которой они стреляли по Кайит-бею. Потом пропели трубы, и войско, как один человек, дружно хлынуло вперед. Рабы, лучники в красных колпаках, солдаты, вооруженные пиками, опытные бедуинские воины, мамлюки, раненые, даже женщины — все бросились вослед за своим повелителем, вослед за Айше, словно бойня, устроенная предателям, исцелила их, возродила в них вкус к крови и мести.

Леонардо поспешил вскочить в седло, иначе бы его обвинили в трусости. Он скакал с Хилалом и его тысячей гвардейцев.

Калиф ехал как ни в чем не бывало; постепенно телохранители заняли свои места, окружив его со всех сторон, а за ним шагали пешие фаланги, скакали мамлюки — великое шествие, исходящее потом и жаждой убийства.

— Леонардо…

Сандро появился рядом с ним вместе с Гутне, которая намеренно отстала, чтобы дать им поговорить.

— Я смотрю, ты испытываешь весьма нежные чувства к моей рабыне, — заметил Леонардо.

— Если пожелаешь, я буду держаться от нее подальше. Но ведь ты сам оставил ее.

Леонардо улыбнулся, но в его улыбке сквозила безнадежность.

— Нет, я просто предполагал, что ты позаботишься о ней.

— А ты… разве тебе она безразлична?

— Нет, конечно, — сказал Леонардо. — С какой стати ты спрашиваешь об этом? Хочешь попросить ее руки?

Сандро залился краской: шутка да Винчи попала в цель, он, Боттичелли, и впрямь влюбился в Гутне.

— Твоего друга Мирандолы здесь нет, — продолжал Леонардо, — и некому будет устроить тебе изгнание фантома. Так что я был бы осторожен со своими страстями.

— Мне жаль, что так случилось с Айше, — сказал Сандро. Он говорил это, глядя прямо перед собой, чтобы скрыть охватившую его неловкость. Когда Леонардо не ответил, он продолжал: — Я не знал, что ты любил ее.

— Так ты теперь умеешь читать в чужих душах, Пузырек?

— В твоей — умею.

Леонардо вновь улыбнулся.

— А, тогда ты наверняка знал, что калиф разрубит этого турка пополам. Поэтому ты отшатнулся и едва не свалился без чувств?

Он опять попал в цель: Сандро покраснел еще пуще и перекрестился.

— Леонардо, я…

— Значит, ты читал в моей душе, когда сказал Бенедетто, что я убил Зороастро? — продолжал да Винчи.

Сандро помолчал немного и сказал:

— Да, я говорил ему так, и я ошибался.

— Ошибался?

— Когда ты отошел, я подумал… — Сандро говорил, тщательно взвешивая слова, явно неуверенный в себе. — Я тысячу раз перебирал в мыслях эти минуты, Леонардо. Я рассердился, когда ты отвернулся от него, и гнев ослепил меня. Я напрасно обвинял тебя.

— Возможно, ты был прав, — сказал Леонардо. — Я тоже много думал над тем, что произошло. Быть может, я все же убил его.

— Нет, — сказал Сандро, — не убил.

— Что же ты не подошел ко мне раньше?

— Я пытался, но ты был такой… холодный, такой далекий. Я думал, что ты изменился, что все случившееся…

— А я и впрямь изменился?

— Не знаю, — сказал Сандро. — Но душа моя рванулась к тебе, когда турецкие послы показали голову Айше. Я уже видел у тебя такой взгляд.

— Что же это был за взгляд? — спросил Леонардо.

— Как тогда, когда ты стоял у окна в спальне Джиневры. За мгновение до того, как ты прыгнул вниз, спасаясь от огня. Когда ты смотрел на нас из окна, у тебя на лице было точно такое же выражение.

— Помнится, мне тогда почудилось, что рядом с тобой и Никколо стоит Тиста. Но Тиста был мертв. Бедный Тиста.

— Мне очень жаль, Леонардо.

Да Винчи кивнул Сандро, крепко стиснул его плечо и, не оборачиваясь, проговорил громче:

— Но у нас, кажется, появился слушатель.

Он имел в виду Гутне, которая ехала сейчас вплотную к ним, чуть позади. Они слегка придержали коней, чтобы она могла нагнать их. Лицо ее скрывала вуаль, и трудно было сказать, смущена ли она тем, что ее застигли за подслушиванием.

— Мой господин печалится не об Айше, — сказала Гутне, обращаясь к Сандро, словно он уже был ее господином, или они были равны, или у нее вообще не было господина.

— О ком же? — спросил Сандро.

— О вашем друге… как его… — Гутне обернулась к Леонардо. — Нилико?

— Никколо?

— Да, Никило.

— Откуда тебе это известно? — спросил пораженный Леонардо.

— Я слышала твои сны…

— Мои сны?

— Ты говорил о нем во сне, маэстро.

И в этот миг Леонардо увидел лицо Никколо — увидел мысленным взором, но ясно, до мельчайших подробностей, словно наяву.

Словно видел сон.

И с грустью спросил себя, не заглянул ли он в лицо смерти.

Позднее в своем унынии он разыскал Миткаля, и они долго беседовали, как частенько делали в дороге. Эти беседы дарили Леонардо радость и утешение, потому что Миткаль поглощал новые знания с той же жадностью, что и Никколо. И Леонардо рассказывал ему о своем соборе памяти, пересказывал исторические труды Плиния; он учил мальчика алгебре, свойствам зрения и нотной системе Гвидо д’Ареццо.