Ночная Всадница - Дочь Волдеморта

• Название: Дочь Волдеморта
• Автор: Ночная Всадница
• Жанр: Фэнтези

Пэйринг: Гермиона Грейнджер/Люциус Малфой/Новый Мужской Персонаж, Лорд Волдеморт/Беллатрикс Блэк/Джинни Уизли, Гарри Поттер, Нарцисса Малфой/Люциус Малфой/Северус Снейп, Рон Уизли, Драко Малфой, Новый Персонаж

Рейтинг: R

Жанр: General/Drama/Romance/Adventure

«…В дощатом этом балагане

Вы можете, как в мирозданье,

Пройдя все ярусы подряд,

Сойти с небес сквозь землю в ад…»

---

Она была в бешенстве, полупаническом и страшном. Впервые ныне Волдеморт разделался с близкими ей людьми – жестоко, бессмысленно, властно. А ей даже забыли об этом сказать. Подумаешь, магглы, которые дороги Гермионе?..

Чужую жестокость, даже видя ее вблизи, – несправедливую, чудовищную, страшную, – можно стоически сносить, философски оправдывать на задворках сознания и мужественно терпеть рядом. Ощущая себя мучеником, но жертвой обстоятельств.

Понять истинный лик Вельзевула по–настоящему можно, лишь когда когти его станут рвать уже тебя и твоих ближних. Растерзанные на глазах невинные жертвы ужасают и потрясают, – но это не то. Понимание возможности подобной расправы над тобой и теми, кто дорог тебе, – не то. Ибо вероятность – не есть реальность.

Поистине просыпаешься лишь тогда, когда то самое страшное, необратимое и фатальное, уже произошло с теми, кого ты любишь.

Всё иное может отступить. Всё иное простить возможно.

Чужие муки, увы, забываются легко. Свои ранят не только разум и абстрактное сострадание – но и саму душу.

Оказывается, не только враги способны топтать сердце Гермионы – но и «свои» так же легко, походя, отрывают кусками его плоть. Без причин, без оглядки.

Без ненависти Драко Малфоя, без убежденной фанатичности Гарри Поттера.

Столь же жестоко, но просто так.

Не осознание угрозы, исходящей от Темного Лорда, не мгновенный страшный блеск в его глазах – а суровая, необратимая реальность содеянного.

Вот когда ужас истинен, вот когда несправедливость вызывает подлинную ярость – тем более сильную, чем более она бессмысленна.

Помимо шока и ужаса, помимо бешеного гнева, захлестнувшего Гермиону затем, она еще и не спала последние сутки и ужасно устала.

Это был исступленный и грандиозный скандал. С битьем чернильницами стекол в шкафах и швырянием книгами в портреты предков. С громкими фразами и остервенелым хлопаньем дверьми.

Гермиона с отвращением оставила преподавание и Блэквуд–мэнор. В запальчивом порыве она заявила отцу, что ее ребенок никогда не будет учиться в его гимназии, что Волдеморт вообще никогда больше не увидит ни ее, ни Генриетту, если не решит немедленно убить к чертям их обеих. Что он сломал ее жизнь, что она его проклинает и ненавидит.

И много чего еще.

Из родовой усадьбы своей матери Гермиона забрала только одну вещь. Рубиновые серьги ничего не понимающей Габриэль. Те самые, что подарил когда‑то кобре Волдеморта Прекрасный Принц. Он на прощание сказал Гермионе тогда, из печени и сердца какого маггла они были сделаны.

Последнее «прощай!» от Робби Томпсона…

Гермиона увезла Етту в Баварию во владения Адальберты, и первое время девочка была даже рада этому, как бывает рад ребенок любым событиям и переменам. Весь тот вечер, двадцать первого апреля, леди Малфой провела со своей дочерью, оставив ее только чтобы написать хозяйке дома в Гамбург о своем долгосрочном прибытии. Бабушка Генри всё еще находилась у хворающих Теутомаров и ответила гостеприимно, но коротко, передав все свои владения и слуг в распоряжение невестки, но даже не смогла назвать приблизительную дату своего возвращения.

Поздно ночью, когда Етта уже сладко спала и успокоились в замке переполошенные внезапным приездом родни слуги, Гермиона со свечей в маленьком серебряном подсвечнике спустилась в библиотеку.

Первый супруг быстро явился на ее зов – вышел на широкий холст, украшавший левую стену и представляющий собой вид на высокое вольтеровское кресло у весело пылающего камина полутемной гостиной.

— Мне нужно поговорить с тобой, – пробормотала Гермиона и невольно всхлипнула, отворачиваясь к темному пятну окна. – Прости за то, что я столько времени молчала, – зашептала она. – Пыталась быть не такой, другой. Той, которой легче жилось бы в окружающей действительности. Меня хватило ненадолго… Ох, Генри, я… Я ушла от отца, я больше не хочу иметь с ним ничего общего. И он, кажется, отпустил меня. А теперь я… Не знаю, что мне делать. И мне страшно.

Она стала сбивчиво рассказывать о том, что произошло за этот бесконечный день, от утреннего разговора с Крамом, который, казалось, был миллион лет назад в другой, далекой реальности, до громкого скандала, который она закатила, и их с Еттой переселения в Баварию.

Генри, и все многочисленные Саузвильты с картин, развешанных по стенам библиотеки, внимательно слушали эту исповедь. А когда Гермиона умолкла, портрет первого супруга огорошил ее ответом, которого она менее всего от него ждала.

Почему‑то леди Малфой считала, что Генри будет всецело на ее стороне. И потому вся его пространная речь, последовавшая за ее рассказом, не вызвала в Гермионе ничего, кроме раздражения.

Генри считал ее поведение глупым и даже опасным. От всей души он надеялся, что оно не будет иметь последствий и прежние отношения с Темным Лордом удастся быстро восстановить.

Он ругал ее за необдуманную горячность и глупость, недоумевал, чем поступок Темного Лорда, о котором она узнала теперь, поразил ее больше, нежели любые иные. Почему необратимые события двухлетней давности заставили сейчас рисковать жизнью и счастьем дочери и себя самой.

Более того, Генри был убежден, что Темный Лорд никогда не отступится от своих планов и что не может быть, чтобы в отношении ее и Генриетты этих планов он не имел. Что своим неразумным бунтарством сейчас Гермиона только измучает себя, чтобы затем всё равно покориться, но уже сломленной и униженной.

Что для Генриетты далеко не хороши все эти перипетии, что она любит своего деда и вовсе ни к чему сеять в ее душе сомнения и раздор, тем более что в итоге всё в любом случае будет так, как угодно Темному Лорду. Что этим глупым поведением Гермиона добьется только ссоры с дочерью.

И еще много всего.

— Иногда, как говорил маггловский Гамлет, из‑под земли поднимается гул того, что было в ней глубоко погребено, и, словно фосфорический свет, блуждает по воздуху; но эти огни мимолетны и только сбивают с пути, – подытожил он свой вердикт цитатой из известного произведения.

Но Гермиона уже плохо слушала портрет своего первого мужа.

Вопреки всему сказанному, она только тверже уверилась в правильности принятых решений. С той жизнью, которую она вела раньше, определенно следовало заканчивать. Довольно! Благодарность, которую Гермиона испытывала к Темному Лорду за то, что он позволил ей уйти, – была единственной к нему благодарностью. И леди Малфой осталась непреклонна.

Но этот разговор с Генри окончательно подкосил ее.

Такого ужаса безысходности и одиночества наследница Темного Лорда не испытывала давно – а может быть даже и никогда прежде.

Наутро после бессонной ночи, полной сигаретного дыма и безрезультатных поисков Милагрес, леди Малфой написала письмо Тэо д’Эмлесу и попросила его о встрече где‑нибудь на его территории, подальше от Даркпаверхауса. И Лондона.

Когда почтовое заклинание вспыхнуло и унесло подписанный ее именем пергамент со стола в кабинете баварского замка, знакомый голос раздался вдруг откуда‑то из‑за чернильницы, отчего Гермиона подпрыгнула, больно стукнувшись коленом о столешницу.

— Ты стала излишне нервозной, – добавил Генри с холодцой после того, как его мнение об отправленном послании заставило бывшую супругу подскочить от испуга.

Он стоял рядом с огромным, в сравнении с его ростом, пушистым белым котенком, умилительно трущим лапкой свою мордашку на небольшом календарике, прислоненном к подставке для перьев. Изображение Генри не реагировало на угрожающих размеров животное и только с осуждением смотрело на Гермиону, которая с ледяной яростью встала и вышла из комнаты прочь, с трудом удерживая себя от желания приказать слугам собрать по дому все картины и картинки и снести их куда‑нибудь на чердак.

* * *

Тэо пригласил леди Малфой к себе, в фамильные владения, располагавшиеся в тридцати милях от Руана посреди живописного леса, скорее напоминающего парк. Братья д’Эмлесы жили в двух отдельных от родительского дома флигелях, удаленных также и друг от друга. Так что этот уединенный уголок как нельзя лучше отвечал просьбе Гермионы.

Она прибыла туда к вечеру того же дня. С мрачной откровенностью рассказала Тэо всю правду – не в ожидании совета, советы ей были ни к чему: она не стала бы слушать того, что шло вразрез с ее соображениями.

Не за советом и не за утешением явилась вдова Люциуса Малфоя к своему эксцентричному приятелю. А лишь за сизым туманом, в котором и погрязла: растворилась и утонула, блаженно забывая свои сомнения и тревоги в парах дурманных трав, тлеющих в резной деревянной трубке забвения.

Это бегство в вымышленный мир фантазий внесло серьезный диссонанс в отношения с Генриеттой, которая быстро заскучала в пустом замке и скоро изъявила желание узнать, когда же кончится их пребывание в гостях. Тут‑то мать и заявила, что возвращаться в Блэквуд–мэнор они не станут.