Александра Соколова - Царский каприз

• Название: Царский каприз
• Автор: Александра Соколова
• Жанр: Исторические любовные романы

Россия. Начало XIX века. Балы, скачки, дуэли. Изысканные красавицы и блистательные кавалеры. Блеск и роскошь царского двора. Главный дворцовый скандал — очередная фаворитка Николая I — короля-сластолюбца. Юная талантливая актриса с изящной фигуркой и кукольным личиком пленила сердце императора. Мимолетный роман грозил перерасти в большую страстную любовь, но судьба распорядилась иначе.

---

— По правую сторону, в головах, стоят: камергер Вонлярлярский и генерал-адъютант Бетанкур.

При имени последнего княгиня слегка вздрогнула.

— Когда сменится дежурство? — спросила она.

— Через пять минут! — по-прежнему, почти раболепно отрапортовал полицейский.

— Отведите мою спутницу в сторону! — повелительно сказала Софья Карловна, — и дайте ей покойное место!.. Я стану вместе с нею, а когда сменится дежурство, то подойдите к дежурному генерал-адъютанту, и скажите ему, что княгиня Несвицкая желает проститься с государем и просит пропустить ее к гробу!.. Прибавьте к сведению его высокопревосходительства, что княгиня почти совершенно слепа и что без особого содействия окружающих ей будет трудно подняться и подойти к гробу!

Оторопевшая Марфинька растерянно смотрела на все, что совершалось перед ней, и слегка трусила. Она не узнавала своей «старой барыни» и в то же время проникалась никогда до тех пор не испытанным уважением к ней.

Софья Карловна вся как будто преобразилась. В ней не осталось и тени прежней робости и смирения. Ее туалет, более нежели скромный, носил печать чего-то особенного, неотразимо барского.

Полицейский поместил их в амбразуре между двумя колоннами и сам остановился неподалеку, смутно сознавая, что он охраняет какую-то непонятную ему власть и силу. На него сильно воздействовал тон этой старой женщины, столь скромно одетой и в то же время столь властно говорившей.

Княгиня, опустившись на любезно поданный ей стул, совершенно в стороне от дефилировавшей в строгом порядке толпы, напрягала все силы своего полуугасшего зрения, чтобы разглядеть впереди высокий катафалк с возвышавшимся на нем большим и массивным гробом. Но явственно разглядеть она ничего не могла. Она скорее угадывала, нежели видела, и грозный профиль потемневшего лица государя, и строгие линии высокого лба с зачесанными сбоку седеющими волосами, и над этим царственным лбом яркие блики высокой короны, окруженной постепенно спускавшимися со ступенек бесчисленными бархатными подушками с орденами.

Перед потухшим взором Софьи Карловны смутно вставал увенчанный короной балдахин со спускавшимися с четырех углов огромными горностаевыми мантиями и высокие, обтянутые черным крепом подсвечники со множеством зажженных восковых свечей.

Лиц, окружавших гроб, она разглядеть не могла и терпеливо ждала, чтобы кратковременное, каждые двадцать минут сменявшееся дежурство окончилось, ни на минуту не сомневаясь, что Бетанкур тотчас же откликнется на ее почти повелительный призыв и поймет, что она, более нежели кто-нибудь, имеет право близко подойти к гробу почившего государя.

Софья Карловна не ошиблась. Послушный ее воле полицейский тотчас же после смены дежурства подошел к генерал-адъютанту Бетанкуру и, почтительно изогнувшись, тихо доложил ему что-то.

Бетанкур вздрогнул, растерянно подался вперед и, оправив ордена и аксельбанты на груди, направился к главному церемониймейстеру, издали наблюдавшему за порядком приближения к гробу публики, поочередно впускаемой в храм для поклонения праху государя.

Тот внимательно выслушал его и вместе с ним направился вслед за указавшим им путь полицейским в тот угол храма, где, опустив на грудь седую голову, сидела худая и бледная старушка со сложенными на коленях исхудавшими руками, с черным капором на совершенно седых волосах.

Княгиня скорее угадала, нежели увидала их приближение, и полным достоинства жестом высоко подняла свою как будто разом преобразившуюся и помолодевшую голову.

— Вы — княгиня Несвицкая? — почтительно нагибаясь к ней, спросил церемониймейстер, в то время как Бетанкур молча смотрел на нее пристальным, полным удивления, почти ужаса взглядом.

Он никогда не узнал бы в этой бедной, слепой старушке той царственной красавицы, у ног которой он некогда склонялся с таким благоговейным обожанием и перед которой в порыве могучей страсти склонилась даже державная голова гордого властелина, в ту минуту лежавшего в гробу, окруженного всем блеском покинутого им суетного мира и покорно ожидавшего великого Божьего суда!..

— Да, я — княгиня Софья Карловна Несвицкая, рожденная Лешерн! — явственно и совершенно спокойно ответила «бедная старушка».

— Потрудитесь следовать за мной! — произнес церемониймейстер. — Я сам проведу вас к гробу государя. Вам угодно, чтобы ваша спутница следовала за вами?

— Да, я привыкла, чтобы она вела меня. Я одна идти не могу: я плохо вижу.

Церемониймейстер почтительно склонил голову.

— Возьмите под руку княгиню и следуйте за мной! — обратился он к Марфиньке.

Та двинулась вперед ни жива ни мертва. Она шла, как во сне, и если бы не рука слепой «старой барыни», которую она вела с обычной осторожностью, она способна была бы бросить все и убежать из собора.

Бетанкур шел сзади, заботливо отстраняя надвигавшуюся толпу, и таким образом княгине Софье Карловне приходилось подвигаться к гробу императора Николая Павловича с тем же почетом, которым она пользовалась когда-то.

Ровным и спокойным шагом, поддерживаемая под руку церемониймейстером, у самого гроба сменившим оторопевшую и вконец растерявшуюся Марфиньку, княгиня поднялась на высокие ступени катафалка, благоговейно перекрестилась и бледными губами прижалась к потемневшей руке государя. Затем, подняв голову, она смелым движением откинула рукав своей бедной суконной шубки и широким крестом трижды осенила голову императора.

Все присутствующие пристально взглянули на нее, но ни поддерживавший ее церемониймейстер, ни непосредственно следовавший за нею Бетанкур не удивились и не поразились смелостью этого посмертного благословения бедной полуслепой старушки у гроба могущественного и гордого императора! Оба они знали, какие земные счеты связывали их, оба они поняли, что значило это благословение.

Церемониймейстер был родной дядя графа Тандрена, и от племянника был подробно знаком с эпизодом, некогда разыгравшимся между княгиней Несвицкой и императором Николаем Павловичем. У Бетанкура этот эпизод тоже глубоко сохранился в памяти.

Спустившись со ступенек и поблагодарив своего обязательного спутника, княгиня остановилась и, оглядывая все вокруг своим туманным, померкшим взглядом, тихо проговорила:

— Теперь вы, генерал Бетанкур, проведите меня до моего прежнего места, — сказала Софья Карловна, после того как при помощи того же обязательного церемониймейстера спустилась со ступенек катафалка. — Я и с вами хочу проститься!

Отстранив на этот раз сама руку Марфиньки, княгиня ощупью оперлась на руку блестящего генерал-адъютанта и прошла с ним сквозь почтительно расступавшуюся перед ними толпу.

Дойдя до ожидавшего ее стула, Софья Карловна не опустилась на него, а оперлась о него рукой и, повертывая голову в сторону Бетанкура, тихо, но внятно проговорила:

— Я простилась с государем и в своем посмертном благословении все простила ему!.. Мир его праху и да будет ему легка земля!.. Но вы… вы… Вы на мою горячую, преданную любовь ответили изменой, бросили меня, прельстившись блестящим положением и карьерой, испугавшись гнева монарха за мою любовь к вам. Государь не видал меня такою, какою я стала, больною, нищею, полуслепой!.. Вы видите меня такой, и в этом — ваше наказание!.. Как вы ни черствы, как ни холодны, как ни глубоко ушли в тину вашего мнимого «большого света», но настоящая минута не изгладится из вашей памяти, и в ваш смертный час я предстану перед вами такой, какой вы видите меня теперь, с потухшими глазами и поникшей, седою головой!..

— Но, княгиня… я готов!.. — начал Бетанкур.

Софья Карловна властным жестом остановила ею.

— На что вы готовы? На помощь мне? — гордо поднимая голову, спросила она. — Да разве вы думаете, разве можете хоть одну минуту остановиться на мысли, что я приму от вас какую-нибудь помощь? Плохо же вы помните меня!.. Отдать я могла все, щедро, беззаветно, глупо отдать, но я никогда не взяла ничего чужого, и вы, генерал Бетанкур, последний, у кого бы я согласилась взять что-нибудь! Но довольно укоров, довольно горьких воспоминаний о том, что было и что никогда не может вернуться!.. Не для того, чтобы укорять, пришла я сюда. Я пришла со словом мира и прощения, и сама судьба устроила так, что этому слову моего прощения открылось еще более широкое и могучее применение!.. Собираясь сюда, я не думала встретить вас здесь. Богу угодно было устроить эту встречу для того, чтобы я ушла отсюда, примиренная со всем и со всеми и совершенно готовая стать на строгий суд, за которым уже нет ни прощения, ни покаяния! Ему угодно было погасить в моей настрадавшейся душе последнюю искру гнева и мести и показать мне у подножия этого царского гроба, как ничтожно все земное!.. Я пришла проститься и примириться с усопшим императором и, покорная Промыслу, прощаюсь и примиряюсь с вами! Нам больше никогда не придется встретиться в жизни, судьба никогда не столкнет нас вместе. Жить мне осталось недолго… очень уж я устала… Не больно мне, не тяжело, не трудно; я просто устала, и мне хочется отдохнуть! Этот отдых близок. Я жду его с покорностью и любовью!.. Вечный, непробудный сон — это такое счастье, такое благо! К нему надо подойти с чистой душой, к нему надо приготовиться. И в преддверии этого отрадного вечного сна я хочу очистить свою душу от всякого тяжелого чувства, от всякого тяжкого впечатления. От жизни я давно отошла, у меня с ней уже давно нет ничего общего, и моим единственным тяжелым чувством было воспоминание о вас, генерал Бетанкур, воспоминание о моей загубленной, преданной и проданной жизни! Бог судил утешить в моей душе это последнее суетное страдание, осадок пережитого горя, и я покорно преклонюсь перед Его святой волей! Я прощаю вам, генерал Бетанкур, и свою разбитую жизнь, и свое поруганное сердце, и те потоки горьких слез от которых я ослепла! Я снимаю с вашей души всю тяжесть ответа за прошлое и благословляю вас на всю оставшуюся вам жизнь!.. Пусть не знаете вы ни нужды, ни унижения, ни горя; пусть вам улыбнется жизнь светлой улыбкой семейного счастья, и пусть в неизбежную для всех минуту кончины вас не коснется ни один запоздалый укор совести! Прощайте! Проводите меня до выходной двери! Меня с моей неопытной спутницей затолкают в толпе.