Алексей Герман - Что сказал табачник с Табачной улицы. Киносценарии

• Название: Что сказал табачник с Табачной улицы. Киносценарии
• Автор: Алексей Герман
• Издательство: Сеанс, Амфора
• Жанр: Драматургия
• Год: 2006
• ISBN: 5-367-00232-3

В сборник вошли избранные сценарии классиков отечественного кинематографа Алексея Германа и Светланы Кармалиты.

Вступительная статья — П. Вайля, послесловие составителя Л. Аркус.

---

— Ты его больше, Жорж, не дразни, — успел прошептать Чижов, — не дразни, прошу я тебя, и пусть перед командой выступит…

В следующую секунду случилось несчастье, Черемыш ли накаркал, еще ли что, только в следующую секунду вместо «в маске» Макаревич спел «в каске». Так и спел «Всегда быть в каске — судьба моя» и застыл, с изумлением глядя на свои растопыренные пальцы, вроде не зная, что срывать: маску или каску.

Зал замер. Черемыш ахнул. Старенький дирижер отчаянно взмахнул руками, оркестр с места взял две последние строки, и Макаревич громко повторил концовку.

Ему особенно громко хлопали и из сочувствия даже кричали «бис!».

— Пропал мальчик, — убитым голосом сказал о себе Черемыш, будто читая чижовские мысли, — ну что я за трепло такое… а, командир?!

— Офицеров лидера «Баку» на выход! — внезапно объявила трансляция и защелкала, перечисляя корабли и соединения.

За сценой стучали молотки, там ставили декорации к драматическому отрывку, который должен был быть исполнен силами подплава, но офицеров подплава уже перечисляли, и ведущая концерта, краснофлотка, так и стояла перед плюшевым занавесом с бумажкой в руке и тоже слушала трансляцию, наклонив голову к плечу.

— Офицеров патрульного судна «Зверь» на выход, — объявила трансляция.

— А вот и мы, — сказал девушке Андрейчук, — пишите, не забывайте.

— Офицеров патрульного судна «Память Руслана»…

Дежурный со «рцами» перегородил рукой дорогу «доджу» с ребятами из минно-торпедного и поманил на себя пикап Чижова. Это было удивительно.

Город был затемненный, сонный. Дела, видно, предстояли большие.

На флотилии, тем более на кораблях, старшие офицеры — не такое уж частое явление, коридор в морском штабе — длинный, в него выходят гофрированные печи и множество дверей, крашенных серой корабельной краской, если такая дверь открывается, то чтобы выпустить старшего офицера, а закрывается — значит, впустила.

И странно только, что большинство здоровается за руку и заводит разговор. Вот открылась дверь, вышел майор береговой службы из наградного отдела.

— Вы Чижов?

— Так точно.

— Со «Зверя»?

— Так точно. Командир патрульного судна «Зверь» старший лейтенант Чижов.

— Очень рад, — говорит майор береговой службы.

Когда майор из наградного отдела вам очень рад, это, как говорит Черемыш, «на дороге не валяется».

— Вы, — говорит майор, — к завтра готовьте наградные листы на всю команду без исключения за сбитый «Хейнкель-Арадо». Скупиться не надо — результат налицо. Тем более сейчас не сорок первый, сорок четвертый на дворе, сейчас награждать одно удовольствие. — И опять со всеми за ручку, и опять: — Очень рад.

Мощеная улица перед Домом флота, только что пустая, заполнялась народом. Подъезжали «виллисы», грузовики, и газолиновый дым сливался с синим цветом лампочек на массивных с завитушками столбах. Посыльные краснофлотцы выкрикивали своих, а дежурные со «рцами» налаживали очередность отправки.

— Графини Бобринской карету… — сказал чей-то высокий насмешливый голос, и затарахтел мотоциклетный мотор.

С Двины тянуло сыростью, расстроенный Черемыш ждал Макаревича и на всякий случай кашлял, он всегда кашлял, когда перебирал с шуточками, легкие у него и вправду были так себе, но сейчас он кашлял с целью психологического давления на доброго Макаревича и говорил в таких случаях слабым голосом. Застенчиво улыбаясь, прошел к автобусу катерник Селиванов, а его старпом тащил тяжелый меховой реглан и каракулевую шапку. Их провожал Меркулов.

— Это потому, что японский Хирохито, — трепал Меркулову старпом-катерник, — требует какие-то бюсты, а наш командующий, понимаете, ни в какую… что другое — берите, но бюст капитан-лейтенанта Селиванова ни за что. И — бац! — война.

— Эти шутки дурно пахнут, — гневался Меркулов.

Черемыш в кузове хихикнул, загремел ведром и тут же закашлялся: шел Макаревич.

— Вова, — услышал Чижов слабый голос Черемыша, — ну есть же такое понятие: язык мой — враг мой…

— Вне службы, товарищ младший лейтенант, вам направо, мне налево, — железным голосом ответил Макаревич.

— Это жестоко, — заныл Черемыш.

Зам по тылу задал вопрос, сколько ворвани и пробки может принять «Зверь» в кормовые трюма, и записал примерные цифры в маленькую книжечку с карандашиком на цепочке, а потом говорит:

— Вы же ужин пропустили, товарищи командиры, — и что-то полному младшему лейтенанту с приятным лицом. Приятный младший лейтенант тут же приятно улыбнулся и проводил в салон-столовую, где пошептался с подавальщицей в белой наколке и с маникюром.

Так что Чижов явственно услышал: «И еще две — мою порцию отдайте и подполковника». Тут же исчез, ввел Гладких, его старпома Расзайцева и усадил за соседний столик.

— Сон золотой, — сказал Гладких, когда подавальщица принесла наркомовские сто грамм, но не просто, а в зеленого стекла штофе, и открытую пачку «Северной Пальмиры». А матрос с кухни — натуральную жареную картошку с колбасой и винегрет с маслинами. Маслины с обоих столиков отдали Черемышу, остальных от одного их вида мутило.

В столовой стулья в белых чехлах, на столиках длинные вазочки с цветочками.

Радио передавало песни из кинофильма «Моя любовь». Все они достаточно прослужили, чтобы понимать, что скорее всего предстоит что-то очень тяжелое. Но думать об этом не хотелось.

«Только лишь в подушку, девичью подружку, выплачу свою слезу».

Они не знали, самим следует наливать «наркомовские» из штофа или подождать, пока это сделает подавальщица. Решать это следовало командирам, и Чижов с Гладких стали перешептываться через проход. Но не успели договориться. На слове «любовь» открылась дверь, и высокий каперанг сказал:

— Товарищи офицеры с «Памяти Руслана», товарищи офицеры со «Зверя», к командующему.

Они вскочили, но каперанг развел руками.

— Что ж вы не докушали, товарищи, докушивайте… — и ушел.

Дверь в коридор осталась приоткрытой, и они еще раз увидели каперанга, он провожал двоих из английской миссии, что-то объяснял им по-английски.

Чижов и Гладких разлили всем из штофа и захрустели фигурно нарезанными в винегрете солеными огурцами. Были здесь еще двое — известные на флотилии катерники, и было приятно хрустеть винегретом, и удивление катерников было приятно. Черемыш вылил в стопку Чижова оставшиеся капли из штофа и, ковырнув ногтем мизинца в зубе, сказал для катерников:

— Надоела свежая картошка, ей-богу, — и пустил струю ароматного дыма из длинной «Пальмиры» в латунную с якорями люстрочку.

— Очень приятно, — ласково сказал каперанг, когда они проходили тамбур между двумя обитыми дерматином дверями.

На столе у командующего стояли нетронутые стаканы с кофе и лежали сигары.

— Товарищи офицеры, — сказал командующий, взял со стола и повертел в руках сигару, — хорошо воюете, хорошо бьете фашистов, товарищи офицеры.

Садиться он не предложил, и они стали в дверях «смирно».

— Значит, так, — сказал командующий, — сегодня немцы употребили здесь, на севере, новое секретное оружие, самонаводящую торпеду, возможно, торпеда акустическая и бьет по винтам, возможно, у страха глаза велики, все возможно… Говорят, штаны через голову невозможно надеть. У судов типа «Зверь» и «Память Руслана» задлиненная корма, так я помню, затем сразу погреба, так, загрузите трюма и погреба рванью или капковой крошкой, заварите броняшку так, что в случае действительного попадания останетесь на плаву… Короче, подведете в Дровяное дриферботы, они тоже будут подготовлены… А с Дровяного пойдете с земснарядом и будете ходить, пока не подтвердится… В общем, стих поэта Константина Симонова «Сын артиллериста» слыхали? Говорят, действительно был такой случай, так что будете вроде вызывать огонь на себя, то бишь торпеду.

Двери опять беззвучно открылись, пришли начштаба и замполит бригады Дидур. Радио все передавало песни из кинофильмов. Прошло минут пять, никак не больше.

— На головном с вами, — командующий кивнул Гладких, — пойдет замполит бригады, ну и радисты на дриферботах и землечерпалке. Летающие лодки мы забазируем на Дровяное, — командующий опять повертел сигару, — наградные листы на команду заготовьте, — это уже Чижову, — притом на всю без исключения. Прошу понять, товарищи офицеры, без такой вашей работы конвой мы проводить не можем, что ж, наше море — мы в ответе. Есть у кого что?

— Хочу заметить товарищам офицерам, — сказал Дидур, — мы не империалистическая Япония, у нас понятия смертников нет, и вернуться с победой шансов у нас с вами более чем достаточно.

Командующий кивнул.

— Пойдите там покушайте, назавтра команды на кинофильм сводите, — сказал он. — «Волга-Волга» отличный, я считаю, кинофильм, и жду, как говорится, с победой в родной порт.