Юрий Пульвер - Галерные рабы

• Название: Галерные рабы
• Автор: Юрий Пульвер
• Издательство: МПКП "ЛИСС", Ленинский молодёжный центр
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1991
• ISBN: 978-5-9533-3796-0

Злой рок надел рабские цепи и свёл на османской галере-каторге четырёх воинов: русского казака Сафонку Иванова; бывшего монаха храма Шаолинь, мастера боевых искусств китайца Хуа То; отуречившегося грека Искандар-бега, ставшего мусульманским полководцем; военного вождя южноафриканского племени зулусов Мбенгу.

Их драматичные жизненные пути, дружба и вражда, борьба за свободу и власть описаны в этом приключенческом, историческом романе, действие которого происходит с 1586 по 1607 год.

Книга издана за счет средств автора и в авторской редакции.

---

Когда Арудж пал в битве с испанцами, пиратское государство возглавил его брат Хайраддин, ставший султаном Барбароссой II. Он формально признал верховенство турецкого падишаха, удостоился титула великого адмирала и беглербега Африки, на деле же оставался самостоятельным владыкой. Вступив в союз с маврами, захватил Тунис. Несколько раз наголову разгромил объединенные флоты почти всех христианских государств Средиземноморья, несмотря на то, что противостоял ему выдающийся флотоводец Андреа Дориа.

Последние годы своей более чем 80-летней жизни[187] Хайраддин провел в Стамбуле, где над Боспором до сих пор стоит его дворец. Память о нем в столице — великолепная мечеть и монументальный мавзолей, где он похоронен. До сих пор каждый турецкий корабль, выходящий из залива Золотой рог, отдает перед местом последнего пристанища султана варварийских пиратов почетный салют, а команда молится за величайшего мусульманского флотоводца. О нем слагают легенды…

Вот образец, достойный подражания!

А как не вспомнить Ульджа Али, самого выдающегося преемника Барбароссы! Он правил пиратским варварийским государством почти двенадцать лет, одержал много морских побед и умер совсем недавно — в 1587 году. А ведь начинал свою блистательную карьеру галерным рабом!

Так что не надо терять надежду. Ахмет наверняка потерпит поражение в войнах с австро-венгерскими союзниками или Ираном. И будет вынужден призвать меня, чтобы я вырвал победу из вражеских рук. Главное, я жив, здоров и в относительной безопасности. Простак засмеется, услышав такое, но закоулки Сераля страшнее, чем каторга посреди моря. Недаром я, непобедимый на поле брани, проиграл в дворцовой интриге…

Покоримся неизбежному. Стерпим унижение. Преодолеем стыд и гордость. Превратим камень преткновения в твердую опору для прыжка вперед. Временно отступим. Чтобы потом, как это делал Чингиз-хан и другие великие монгольские завоеватели, нанести неожиданный победный удар торжествующему расслабившемуся противнику. Время Ахмета еще не пришло, сейчас поразим в самое сердце Фатиму…»

— Прости, госпожа Мелина, за горькую правду, которую я тебе открою в благодарность за дарованную жизнь. Я провел немало времени с Ахметом и хорошо изучил его нрав. Он не ведает жалости. Как только он наденет падишахский тюрбан с алмазным пером, ты упокоишься вечным сном. Он отомстит тебе за смерть матери. Сажая его на трон, ты даешь топор в руки своему палачу.

Плечи старухи поникли под чадрой, спина сгорбилась, голова опустилась.

— Что поделаешь. Если бы к власти пришел не мой внук, я, возможно, осталась бы живой, но пребывала бы в постоянном унижении. Меня сделали бы простой прислужницей новой валидэ-султан. Я слишком долго была госпожой, чтобы снова учиться быть слугой. Тебе этого не понять, Искандар, ты готов стать даже галерником, лишь бы остаться в живых!

«…Кто бы говорил! Турецкая подстилка, продавшая свое тело, свободу, верность Элладе сластолюбивому и тупому потомку Османа! Я не верю в мудрость Экклезиаста, что живой пес лучше мертвого льва. Но молодой лев может некоторое время пожить и в клетке, если у него есть надежда вырваться на волю и стать царем зверей».

Ничего этого вслух Искандар не сказал: зачем метать бисер перед свиньями.

Китай, Пекин, осень 1597 года

Перед схваткой с врагом, соитием с женщиной, любым важным начинанием медитация столь же необходима для души, как сон и отдых для тела. Завидев вдали первые строения Бэйцзина, Хуа То чуть свернул с дороги и уселся в позу лотоса на траву под сенью кучки деревьев. Отрешившись от окружающего, он мысленным усилием выровнял свое дыхание и пульс, замедлил биение сердца. Вытеснил из сознания все посторонние мысли и заботы, отгородился от ощущений, которые передавали ему органы чувств.

Ничего не вижу, не слышу, не обоняю, не ощущаю кожей. Ни о чем не думаю. Не двигаюсь, не шевелюсь… Погружаюсь в себя…

Заполненная людьми, повозками, вьючными животными и стадами дорога, какофония звуков, жара, пыль, накопившаяся за многодневное путешествие усталость, боль в натертых ногах мешали сосредоточиться. Хуа, как учили в монастыре, противопоставил земным отвлечениям «Цзиньганцзин» — «Алмазную сутру», одну из самых любимых поклонниками Шакьямуни.[188] Она кратко излагает основы учения о прозрении, которое только и освобождает человека от всех треволнений и бедствий суетного мира. Всю сутру Хуа воспроизводить не стал, это отняло бы слишком много времени. Он прочитал про себя несколько раз завершающий ее четырехстрочный псалм-татху, средоточие всей возможной мудрости.

Пришло желанное забытье. Хуа начал с возрастающей быстротой падать внутрь себя, в темный колодец своего сознания, и замедлил полет, лишь увидев слабое мерцание. С каждым мигом оно усиливалось, пока внутреннему взору во всей красе и великолепии не открылся урнакеша — белый волос на лбу Будды, распространяющий сияние над бесчисленным множеством миров.

Нельзя слишком сильно и долго соприкасаться с чудесным, не то уподобишься Хэ-бо, который проглотил волшебное лекарство, попал в воду и стал бессмертным — богом реки. Хуа принялся шаг за шагом выбираться из неведомых пространств. Первоначально перенесся на небо тридцати трех — один из небесных миров, управляемых тридцатью тремя богами во главе с Индрой. Отсюда уже было нетрудно добраться и до своего собственного мира — земли. Хуа соскочил на гору Ваньу — «Княжеские палаты». Находится она в провинции Шаньси. Три ее вершины напоминают дом, отсюда и название. Там стоит дворец, где обитают бессмертные. На Тяньтане — Небесном Алтаре, главной вершине горы — принес жертву богам. Лишь затем вернулся к Бэйцзину и снова ощутил свое тело — уже очищенное медитацией.

В минуты после возвращения из заоблачных путешествий особенно глубоко постигалась мудрость древней притчи о великом даосе Чжуанцзы. Он достиг бессмертия, живя в полном уединении и питаясь только семенами сосны. Однажды философу приснилось, будто он превратился в бабочку и летает над спящим Чжуанцзы. Очнувшись, святой не мог понять, где сон и где явь… Чжуанцзы ли во сне стал бабочкой, а может, это бабочка превратилась в Чжуанцзы? Чжуанцзы ли приснилось, что он стал бабочкой, бабочке ли снилось, будто она стала Чжуанцзы?

Сильнее привязывая себя к вновь обретенной реальности, утверждаясь в ней, Хуа взял четки из 108 бусин, какие буддийский монах обязательно перебирает при молитве. Душа отмыта от скверны прикосновением к божественному, однако это очищение вызвано внешними силами, оно позволяет лишь остаться прежним, но никак не улучшиться. Лишь когда сам человек трудолюбив, поле его не ленится. Для усовершенствования надо самому напрячь душевные силы, привлечь голос разума, чтобы полностью избавиться от нечистых страстей, которые мучают человека, лишают его покоя. Это рага — любовь; пратигха — ненависть, враждебность; мана — гордыня, самомнение; авидья — невежество, незнание; кудрсти — ложные взгляды; висикитса — сомнение.

Четыре страсти ему уже не грозят. Пратигха и висикитса еще владычествуют над ним. От первой из них — ненависти к обидчикам — он избавится сразу после того, как отомстит. С сомнениями сложнее. Должен ли он вообще отвечать злом на зло и ставить под угрозу свое будущее перевоплощение, отдалять нирвану?

«Но ведь безгрешных нет. Вспомни Ананду, племянника и любимца Будды, одного из первых учеников святейшего из святых. Он стремился к наслаждениям, встречался с женщинами, за что Шакьямуни его не осудил. Моя же вина тем более простительна…»

Из транса его вывели звуки ударов по медной пластинке. Хуа встрепенулся: так геомант-слепец объявляет о своем появлении. Какая удача! Перед любым серьезным предприятием важно знать, благоприятен ли для него выбранный день. Тут без геоманта не обойтись. У него есть астрологический календарь, он владеет системой «фэн шуй» — «ветра и воды», трактующей об атмосферных и астральных влияниях сил Инь и Ян, пяти первичных элементов, пяти планет, конфигурации земной поверхности. В зависимости от времени года, дней недели, часов, очертаний рек, деревьев, холмов и других примет «фэн шуй» определит, можно ли строить дом или копать могилу в этом месте. Коли выберешь плохую местность, скажем, на загривке спящего в земле дракона, то накличешь плохой джосс и болезни. Дракон ведь не будет спокойно терпеть могилу или дом на своей шее! Геомант предскажет судьбу семейству, отдельному лицу, посоветует, стоит ли начинать дело или оно обречено на неудачу в самом зародыше. Он способен заклять десять душ (три человеческих и семь животных) не покидать тело, попугав их опасностями, ожидающими на юге, западе, севере, востоке, небе и под землей.

Но что я скажу провидцу, как открою свои замыслы? И если даже меня ждет неудача, разве смею я остановиться, разве затухнет в сердце пожар подожженного мною же отчего дома?! Другой возможности отомстить мне не представится. И вдруг прав Чжун Ли, который в эпоху Тан написал «Книгу Предрешений»? В ней не счесть историй людей, судьбы которых были предрешены заранее. Есть ли смысл заглядывать в будущее, коли предначертанному все равно суждено свершиться? Поздно рыть колодец, когда захотелось пить. Эйни-я, будь что будет!