Илья Штемлер - Уйти, чтобы остаться

• Название: Уйти, чтобы остаться
• Автор: Илья Штемлер
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1983

В романе «Уйти, чтобы остаться» рассказывается о труде современных ученых, занимающихся проблемами радиоастрономии. Герои романа связаны сложными взаимоотношениями, их «звездная» профессия не освобождает их от вполне реальных, земных конфликтов.

---

Вадим бросил взгляд на только что полученные голубоватые оттиски. Над заглавием — две фамилии: Киреев и Горшенин. Допустим, Петр Александрович кое-что и советовал Ипполиту, но на то он и завлаб, и доктор. Ведь к его работам никто не примазывается! Конечно, Киреев — фигура! И этого не отнять!.. Вадим понимал, что он сейчас несправедлив к Кирееву, но как было приятно так рассуждать. Хотя бы про себя.

По телу Вадима носились сумасшедшие нервные импульсы. Оно требовало ближнего боя. Сейчас, сию минуту… «Ближний бой обычно навязывают боксеры с короткими руками», — подумал Вадим и усмехнулся. Он нашел эту мысль забавной. Но все же настроение приподнялось. Хотелось к чему-нибудь приложить силу. Хотя бы сдвинуть шкаф с лентами. Он давно думал прижать его к стене. Вадим встал, уперся спиной в шкаф и напрягся. Шкаф трудно скрипнул и качнулся.

— Грыжа будет, — лениво произнес Ипполит. Он надписывал конверт. Савицкий промолчал, покорно ожидая, что шкаф опрокинется…

Листок папиросной бумаги дернулся и повис на одной кнопке. В помещении появился, как всегда заспанный, Эдуард.

Верный своей манере ни с кем не здороваться, Эдуард оценил обстановку и молча снял со шкафа ящик с лампами. Тем самым он дал понять, что Вадим теперь волен перевернуть шкаф хоть вверх дном. Но шкаф уже был прижат к стене.

Через пять минут в лаборатории раздалась первая фраза. Она принадлежала Эдуарду.

— Ну? Как вам это нравится? Красиво будем жить, — Эдуард кивнул в сторону приказа. — Наступает новая эра. Сегодня я наконец понял, ради чего Киреев взялся за новую тему. Ему нужна валюта, чтобы приступить наконец к осуществлению мечты своего детства — строительству нового радиотелескопа конструкции Киреева.

Вадим вспомнил о своей беседе с Ковалевским. «Киреев — параноик. Его мания — новый радиотелескоп для эпохальных открытий».

— Однако он долго выжидал этот момент, — продолжал Эдуард. — В общем-то мы все немножечко альпинисты. Каждый взбирается на свою вершину. Но у нас есть время, а у Киреева его в обрез. И он спешит.

— Нет, я вам удивляюсь. Кто вам дал право так говорить о проекте папы… И ведь сами помогали Кирееву рассчитывать узлы, — воскликнула Люся. — Слюнявые академики! Он вам еще сто очков форы даст, этот старик. Киреев — ученый!

— Тихо, Люся! Девушке к лицу кротость. — Эдуард присел к своему столу. — При всем моем уважении к папе как к ученому я остаюсь мыслителем.

Ипполит провел ладонью по волосам и произнес негромко:

— Странное у нас отношение к папе. Не находите?

В лаборатории стало тихо. Надо разрядить обстановку.

— И в любимой женщине есть любимые недостатки, — произнес Эдуард и добавил: — Люся, я не о тебе, Люся. Твои недостатки — твои достоинства.

— Ловко выкрутился, — улыбнулась Люся.

— У моего отца был способный сын, — не успокаивался Эдуард. — Отец был гибкий старик. Мать говорила: «Шура, по тебе плачет прокуратура». Рифма!

— А у вас, Эдуард, нет ничего святого. Ваш отец — чудесный врач, милейший человек. — Савицкий обернулся и принялся в упор разглядывать Эдуарда. — Зачем вы так? Ради рифмы?

Эдуард подошел к Савицкому. Когда Эдуард нервничал, у него краснели уши. Как сейчас.

— Ах вы чудесные, милейшие человеки. Тихие добряки… Не ради рифмы. Бури жажду!.. А ведь никто из вас не встанет и не бросит в лицо Кирееву все то, о чем мы тут говорим. Никто! Ипполит на докторскую метит. Лучшего руководителя, чем Киреев, и не придумать. Савицкий к пенсии подбирается, ему портить отношения вроде ни к чему. Притом ему забавно наблюдать, как жмут масло из коллег. Лично я сплю и вижу себя аспирантом. Мне шуметь на Киреева противопоказано. Сам же Вадим — интеллигент и слюнтяй. К чему буря, лучше он плюнет на свой труд…

— Ты не слишком справедлив к Кирееву, — улыбнулся Ипполит.

Эдуард махнул рукой и отошел к своему столу.

— Неделю угробил на монтаж блока. Черновой труд, — проговорил Эдуард.

— Фламандские мастера растирали краски своими руками, — отозвался Вадим. Ему тоже хотелось сгладить впечатление от «монолога» Эдуарда. — Самостоятельность — великая вещь.

— Эти фламандцы не имели дела с планом. Хотел бы я посмотреть, если бы Рубенсу пришлось лепить такой самовар, как у Савицкого, — ответил Эдуард. — Ставлю десять против одного, если Савицкий знает, где у него входная клемма, а где выходная.

— Проиграете, Бродский, проиграете, голубчик…

Теперь Савицкий весело хохочет, то и дело приговаривая:

— Ох, проиграете…

И все начали улыбаться. Невольно. Вслед за Савицким. Сами не зная почему.

Эдуард терпеливо пережидал.

— Вы старый чудак. Сколько лет сидите за своим агрегатом, делаете свое тихое и незаметное дело. Потом вы уйдете на пенсию, незаметно и тихо. И оставите мне свое чудовище. А я его разберу на детали… А ведь когда-то голос ваш гремел! Я недавно листал подшивки довоенных изданий. Можно обалдеть — метод Савицкого, мнение Савицкого… Или это ваш однофамилец?

Стало тихо.

— А если ты еще не дорос, Эдя, до того, что сейчас делает Валентин Николаевич? — произнес Вадим.

То, что Савицкий скрывал от всех свою работу по гидроксилу ядра, вызвало у Вадима недоумение. Но он молчал, он дал обещание Савицкому молчать. Странно все и глупо…

В лабораторию вошел Киреев.

Он был в длинном синем халате и в неизменной шерстяной рубашке с расстегнутым воротом. Следом в лабораторию ввалился табунчик сотрудников, вперемешку со студентами и аспирантами.

— Получены оттиски о газообмене, — проговорил Ипполит навстречу Кирееву.

— Чудно. Отошлите Ступицыну. Такого результата они до сих пор не добились. — Он положил на стол пухлую папку, остановился возле Савицкого. Впервые за многие годы. И этот факт не прошел незамеченным. — Как дела, Валентин Николаевич?

Его нежная белая рука дружески дотронулась до спины Савицкого. И Вадиму почудилось, что на спине появилась вмятина между лоснившимися пятнами лопаток.

Савицкий не отводил глаз от экрана осциллографа. И молчал. Зеленые шнуры, извиваясь, отображали электронные процессы, которые вершились в растрепанном агрегате. Они то сходились в точку, то вновь разбегались по экрану, то замирали в мерцающий интеграл и пропадали. Стабильным сигналом не пахло. Савицкий бился около месяца. И все об этом знали. Как-то к нему добровольно подключился Бродский. «На общественных началах». Эдуард и сделал этот свой классический вывод о мине с множеством сумасшедших нелинейных процессов… Киреева не интересовала работа Савицкого. Между ними существовали странные, никому не понятные отношения. Но это было раньше, до приказа…

Киреев придвинул к себе общую тетрадь Савицкого в коленкоровом переплете и пробежал глазами его рабочие записи. Потом, не оглядываясь, притянул за спинку стул и сел. Несколько человек, преданно глазевшие на стенд Савицкого с видом «а я догадываюсь, но не скажу», разбрелись по лаборатории.

— Да, с такой оперативностью мы будем возиться еще год, — задумчиво произнес Киреев.

Слово «мы» могло означать официальное утверждение на должность завотделом, а не покровительственную иронию. Савицкий продолжал ковыряться в усилителе.

— Оперативность нужна сотрудникам угрозыска, — мрачно проговорил Эдуард. Разве он пропустит такую реплику!

Толстые стекла киреевских очков скользнули по стене жидкими зайчиками. Маленькие глаза с любопытством оглядели Эдуарда.

— Полагал, вы станете веселей, вам выделили жилплощадь.

— Ха, — выдохнул Бродский и замолчал.

— Что ж, моей заслуги в этом действительно мало, — произнес Киреев и встал. Он верно понял это «ха». — Ну, братцы, навалимся! — Киреев разломил мел. — Поможем Валентину Николаевичу. Ипполит Игоревич! Вадим Павлович… Давайте! Эдуард! На вече!

Киреев обладал неоценимым качеством — из всего клубка вопросов вытаскивать причину неудачи. «Причина неудачи, — говорил он, — там, где я спотыкаюсь. Слежу, слежу и вдруг спотыкаюсь».

Он торопливо набросал на доске схему.

Эдуард вышел в соседнюю комнату и приволок счетную машину.

Методы обыкновенных расчетов тут были неуместны. Наверняка Савицкий их раздолбал вдоль и поперек.

— Если подойти иначе? — произнес Ипполит.

— Ну и пробуйте. Вот вам половина доски. — Киреев даже не стал слушать, что значит «иначе». — Пробуйте, потом сверим.

Ипполит принялся рассчитывать. Он диктовал данные Эдуарду, машина шумно выбрасывала результат. Киреев, не дожидаясь, когда машина освободится, лепил цифры на краю доски. Сбивался. Начинал сначала…

К тому времени, когда он подбивал итог, освобождался Эдуард. Он проверял результат и заявлял, что у Киреева ошибка во второй части производной, вероятно при умножении.