Георгий Тушкан - Друзья и враги Анатолия Русакова

• Название: Друзья и враги Анатолия Русакова
• Автор: Георгий Тушкан
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1965

В приключенческом произведении, который сам автор назвал романом о гражданском мужестве, рассказывается о сложной судьбе мужественного юноши Анатолия и его непримиримой борьбе с главарем шайки Чумой Авторитетным и другими преступниками. В книге показаны пути-дороги «трудных мальчиков», «студента прохладной жизни», «взрослых школьников» и других молодых людей, которые пренебрегают своими обязанностями, не хотят трудиться, ведут антиобщественный, паразитический образ жизни.

Анатолий не одинок в борьбе с преступниками. Ему активно помогают хорошие и смелые люди, не боящиеся рискованных ситуаций и острых положений, часто опасных для жизни.

Для среднего и старшего школьного возраста.

Рисунки А. Сурова

Издательство «Детская литература». Москва. 1965. Издание 2-е

---

— Вы знаете Хозяина? — Анатолий оторопел. Он забыл, что сам же только что рассказывал о себе и о Хозяине.

— Я все знаю, Мамона. Люблю пареньков с «душком». Ты взял все на себя? Прошел один по делу? Молодец! Будешь возле меня кормиться. Гебе повезло, что встретился со мной. Чего уставился?

— Значит, они сказали вам обо мне?

— А?.. — Чума улыбнулся. — Ты о Хозяине, о дружках? Ты что, обозлился на них? Главное теперь не они, а я. Дай-ка еще разок Апельсину по вывеске!

Анатолий привстал и ударил сидящего рядом верзилу кулаком по лицу. Тот свирепо посмотрел на него, но драться не стал.

— Еще бей! — крикнул Чума. — Нет, не Апельсина, а вон того, Патриарха.

В дальнем углу, сгорбившись, сидел белоголовый старик с мятым лицом над тонкой, морщинистой шеей.

— Зачем бить старика? Он же старый и слабый!

— Доброта портит характер. Иди и бей, — приказал Чума. — Ну!

Это было страшнее всего. Старик побледнел и с жалкой улыбкой смотрел на Анатолия. Мальчик глядел на него с ужасом. Что-то сдавило ему грудь, — нет, не железная рука Чумы, а сознание своего бессилия, отвращение к себе.

— Не могу… — хрипло проговорил Анатолий. — Не буду!

Еще секунда, и он разрыдается. Он затравленно, но упрямо посмотрел на Чуму, и тот понял: мальчишка даст убить себя, а старика не тронет.

— Я пошутил! — сказал Авторитетный. Он был своего рода психологом и не стал настаивать, иначе подросток восстал бы.

День подходил к концу. Заключенные располагались на ночлег, а Чума вел тихий разговор с Анатолием.

— Ты, пацан, выбрось из своего котелка все, что тебе твердили дома, в школе, в пионерском лагере: «Прилежно учись… Слушайся и уважай старших…» Здесь все это ни к чему. Здесь все по-другому. Здесь с этим добром пропадешь.

— А разве я не вернусь?

— Куда? Домой? Ты уже не годишься для той жизни. Тебе не будут верить, с тобой не будут водиться. А стоит ли жалеть о том, что ты там оставил? Что самое важное в жизни? Сила, нахрап! И еще — ловкость, уменье обдурить фрайеров и сухим выходить из воды. Что нам надо? Пожрать, выпить… ну, перекинуться в картишки… Урвать кусок и с шиком, с фасоном спустить его… Надо, чтобы нас боялись, всегда боялись! Стоит пустить слух, что кого-то в бок ткнули, когда он пытался задержать нашего брата, — и уважаемые граждане трясутся. Они должны быть как овцы перед волками. Иначе нам, уркам, — амба!

В голосе Чумы больше не было ни веселья, ни задора, ни насмешливости. Он вспомнил о том, как недавно в поезде граждане без милиции задержали двух его старых приятелей, обезоружили и сдали на станции. Вспомнил, но не сказал об этом Анатолию.

Они проговорили всю ночь. И утром Анатолий уже на многое смотрел иначе, чем накануне.

3

Леня Чума, главарь шайки, всегда умел ловко подставить вместо себя другого. И все же попал в тюрьму. Теперь воры готовили ему побег. Чума намеревался прихватить с собой и Анатолия. Паренек был с «душком», он быстро запоминал воровские законы, усваивал обычаи, привычки, был настойчив и физически ловок.

Правда, насмешливое выражение на лице Анатолия, когда Чума учил его воровским словечкам, раздражало «учителя», но он не давал воли рукам. А скучающий парнишка то насмешливо, то с любопытством тешился этими «уроками», как игрой. Он и не подозревал, как прилипчива и ядовита эта забава. Большинство воров рецидивистов тоже начинало так, «ради потехи». Кто из них «забавлялся» ножичком, кого «пятачок подвел», а кто, в шутку затвердив «науку», до того распускался, что уже не хотел стать иным.

Чуме нужны были помощники. Для него наступило трудное время: часть его шайки выловлена уголовным розыском, некоторые, испугавшись, бросили воровство и сами пришли с повинной. Надо было держать в страхе остальных и жестоко мстить отступникам.

Чума намеревался со временем немало заработать на Анатолии Русакове, заставив его «работать» на себя. О своих планах Чума, конечно, помалкивал. Два дня он рассказывал Анатолию об «интересной житухе», которая его ожидает. В эти дни был жестоко избит Апельсин, который назвал Леню не Авторитетным, а Чумой. У Апельсина были отобраны продукты, которые он купил в тюремной лавке на деньги, полученные с воли.

Ложась спать, Анатолий спросил Апельсина, почему тот назвал Леню Чумой. Верзила долго сопел, молчал, а потом прошептал:

— Чума он и есть… Хуже холеры… Еще молодым, при царизме, его Чумой прозвали. Когда постарше стал, силу заимел, то запретил так называть себя, а только Авторитетным. Будешь с ним работать, сам про себя Чумой называть его станешь. Ух и вредный, дьявол! Но если передашь ему мои слова — голову оторву!

— Я не доносчик! — отозвался Анатолий.

Чума рассказывал Анатолию о похождениях легендарной воровки Соньки — Золотой ручки, о воровской удачливости Червонных валетов. Получалось так: если уж кто стал вором, то нет ему и детям его иной судьбы, кроме воровской, «урканской». И ловкость рук, и сноровка передавались из рода в род, от отца к сыну.

— А ты женатый? Дети есть? — как-то спросил Анатолий.

— Ты штё? — Чума дико посмотрел на Анатолия. — Меня ничто не связывает. Захотел погулять — гуляю, была бы монета в кармане. Еще раз запомни: настоящий вор — урка, деляга — плюет на всякое там ученье. И читать газеты ему ни к чему. Расслабляет… И всякие там хоровые и прочие кружки не положены… Портят характер. Смотри не поддавайся там, в колонии, на все эти крючки да удочки.

Рассказы о проделках воров и бандитов были рассчитаны на то, чтобы увлечь слушателя, восхитить его ловким авантюризмом, научить, как воровать, как держаться и действовать в опасных и сложных обстоятельствах: иногда убегать, иногда прикидываться припадочным, скрежетать зубами и биться о мостовую, разбивая голову до крови. Припадочным прощается сопротивление милиции. Чума учил, как давать взятки, клянчить и плакать, чтобы разжалобить, как угрожать, «брать нахрапом», а если поймали и бьют, не защищаться, а давать себя бить, учил воровской наглости и осторожности…

Да, не случайно уголовники на своем воровском жаргоне зовут тюрьму не только тюрягой, но и более многозначительно — академией…

По вечерам Чума пел бандитские песни, заставляя Анатолия подпевать. Он втягивал его в картежную игру, чтобы привить ему дух игрока, азартность, веру в случайную удачу.

Держать карты в тюрьме и играть строго запрещалось. Поэтому в ходу были самодельные карты из листков бумаги, склеенных черным хлебом. Карты часто отбирали. Делали новые.

Анатолий проиграл все, что имел, — одежду и паек. Чума сказал: «Отыгрывайся! Поверю в долг».

И мальчик проиграл почти сто тысяч несуществующих для него денег. Чума стал учить его подтасовывать карты, мошенничать.

В камере появилась водка. Каким путем она проникла сюда — Анатолий не уследил. Но Чума удостоил его чести — пригласил выпить. Апельсину тоже перепало два-три шкалика. Выдано было и Патриарху, старому вору, доживавшему свой век в тюрьме. Выпив, Чума приказал Патриарху снять рубаху. На дряблом стариковском теле Анатолий увидел целую картинную галерею: тут были и якоря, и зелено-красные удавы, опоясывающие всю его руку, затейливые драконы на груди, русалки с зелеными волосами, сердца, пронзенные стрелами, гроб, черти, вензеля с инициалами и на пояснице два боксера. Все это теснилось на жалком теле. Анатолию стало противно, он отвел глаза.

Чума рассердился:

— Эх, дура, фофан! Красоту понимать надо! В Сан Франциско делали, большие мастера… Патриарх на этом деле тоже набил руку. Эй, Патриарх, сделай пацану отметочку!

Анатолий вскочил:

— Не надо, Леня, не надо…

Пьяный Чума подмигнул Апельсину. Тот с готовностью набросился на Анатолия, ловко свалил его на нары, прижал твердым коленом. Впрочем, опьяневший Анатолий не очень сопротивлялся.

Чума, смилостивившись, миролюбиво спросил:

— Что будем выводить?

После недолгих споров решили: якорь, буквы «А. Р.» и две руки в рукопожатии. Подвыпивший Чума загоготал:

— Знак дружбы! Рука руку моет… Понял, шкет?

Анатолий хотел, чтобы якорь обрамляли слова «Граф Монте-Кристо», но Чума решительно забраковал эту затею.

Старик притащил из своего угла мешочек с инструментом, который загадочным путем оказался в камере. Началась мучительная операция татуировки. На следующее утро рука распухла и потом долго болела.

Однажды утром дверь камеры открылась. Русакову предложили собираться. Его отправляли в трудовую воспитательную колонию, что находилась южнее Харькова.

Анатолий не хотел расставаться с Леней Чумой. Он протестовал, не шел, грубо ругался, старался вести себя, как заправский вор. «Школа» Хозяина и «академия» Чумы сделали свое дело…

Глава V На полпути от самого себя

1

К приемнику колонии почти одновременно подъехали два закрытых автобуса. Анатолий вышел из второго и услышал: