Эдмунд Гуссерль - Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Книга 1

• Название: Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Книга 1
• Автор: Эдмунд Гуссерль
• Издательство: Академический Проект
• Жанр: Философия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8291-1042-0

Ключевая работа основателя феноменологии — одного из ведущих направлений современной мысли, подвергающего анализу непосредственные данности сознания — представляет собой подробное введение в феноменологическую проблематику. В книге обосновывается понимание феноменологии как чистой науки, философского метода и мыслительной установки. Традиционные философские вопросы о восприятии и переживании, о сознании и мышлении, о разуме и действительности разворачиваются оригинальным образом. С немецкой обстоятельностью Гуссерль разбирает особенности феноменологической редукции, учения о ноэме и ноэзисе, позиции трансцендентального идеализма.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Мы отвлекались до сих пор от своеобразия «выбора позиции» чистым Я — таковое при отклонении, в особенности же при отклонении отрицающем, «обращается» против отклоняемого, против подлежащего перечеркиванию бытия, — подобно тому как при утверждении она склоняется к утверждаемому, направляется на него. Эта дескриптивная сторона положения дел не может не замечаться, и она нуждается в особых анализах.

Равным образом следует учитывать и то обстоятельство, что, по мере вложенности интенциональностей друг в друга, возможны соответственно различные направления взгляда. Мы можем жить в негирующем сознании, — другими словами, «совершать» негацию; тогда взгляд Я направлен на то, что претерпевает перечеркивание. Однако мы можем направить свой взгляд как взгляд схватывающий и на перечеркиваемое как таковое — на снабженное чертой, — тогда это последнее начинает пребывать здесь в качестве нового «объекта», причем пребывать в простом доксическом прамодусе «сущее». Новая установка не порождает новый бытийный объект, и в «совершении» отклонения тоже сознается отклоняемое в характеристике его перечеркнутости; однако лишь с новой установкой такая характеристика становится предицируемым определением ноэматического смыслового ядра. То же самое относится, естественно, и к аффирмации.

Итак, задачи феноменологического анализа сущности лежат и в этом направлении.[104]

§ 107. Повторные модификации

Усвоенного нами из начатков подобного анализа уже достаточно для того, чтобы незамедлительно совершить следующий шаг вперед в усмотрении:

Коль скоро всякий негат и аффирмат сам есть бытийный объект, то он, как и все сознаваемое в каком-либо бытийном модусе, может утверждаться или отрицаться. Итак, вследствие совершающегося с каждым шагом заново бытийного конституирования создастся бесконечная в идеале цепь повторных, итерируемых модификаций. Так, на первой ступени, — «не-несущее», «не-невозможное», «не не стоящее под вопросом», «не-не-сущее невероятным» и т. д.

То же самое значимо, — что возможно обозревать непосредственно, — и для всех обсуждавшихся ранее бытийных модификаций. Что нечто возможно, вероятно, стоит под вопросом и т. д., в свою очередь само может сознаваться в модусе возможности, вероятности, поставленное под вопрос; ноэтическим образованиям соответствуют ноэматические бытийные образования: возможно, что это возможно, что это вероятно, что это стоит под вопросом; вероятно, что это возможно, что это вероятно; и так — во всех усложнениях. Более высоко расположенным образованиям в свою очередь соответствуют аффирматы и негаты, вновь модифицируемые, и так — в идеале — продолжается до бесконечности. Речь при этом отнюдь не идет о простых словесных повторах. Достаточно лишь напомнить о теории вероятности с ее применениями, где без конца что-либо взвешивается, отрицается, ставится под сомнение, допускается, констатируется, ставится под вопрос и т. д.

Однако всегда необходимо обращать внимание на то, что всякий разговор о модификациях сопряжен, с одной стороны, с возможным преобразованием феноменов, т. е. с возможной актуальной операцией, с другой же, с куда более интересной сущностной особенностью ноэс и, соответственно, ноэм, что они, в своей собственной сущности и без малейшего соучета возникновения генезиса, указывают назад — на иное, немодифицированное. Однако и в том, и в другом случае мы стоим на чисто феноменологической почве. Ибо и разговор о преобразовании и возникновении сопрягается сейчас с феноменологическими сущностными событиями и не сообщает ровным счетом ничего об эмпирических переживаниях как фактах естества.

§ 108. Ноэматические характеристики — отнюдь не определенности «рефлексии»

Всякий раз, как мы доводим до ясности сознания какую-либо новую группу ноэс и ноэм, нам необходимо заново удостоверяться в том фундаментальном выводе, который столь противен мыслительным обычаям психологизма, а именно в том, что между ноэсисом и ноэмой следует проводить действительные и корректные различения — точно так, как того требует верность дескрипции. Если уж ты нашел себя в чисто имманентной сущностной дескрипции (сколь многим, кто готов восхвалять дескрипцию, это так и не удается) и выразил готовность признавать за всяким сознанием интенциональный объект — ему принадлежный и доступный имманентному описанию, — то все равно по прежнему велик соблазн постигать ноэматические характеристики, в особенности же те, какие мы вот только что обсуждали, как простые «определенности рефлексии». Вспоминая обыденно привычное узкое понятие рефлексии, мы разумеем, что сие значит, — это определенности, которые прирастают к интенциональным объектам от того, что те сопрягаются со способами сознания, в каковых они и присутствуют в качестве объектов сознания.

Итак, тогда получается, что негат, аффирмат и т. п., происходят оттого, что предмет «суждения» характеризуется — в сопрягающей рефлексии с отрицанием как отрицаемый, с утверждением — как утверждаемый, с допущением как вероятный, и так повсюду и во всем. Это не более, как конструкция[105], нелепость которой сказывается уже в том, что, будь только все эти предикаты действительно всего лишь сопрягающими предикатами рефлексии, они могли бы даваться исключительно в актуальной рефлексии совершаемого акта, на стороне его совершения, и в сопряженности с таковой. Однако они, как очевидные, они не даются такой рефлексией. То, в чем собственная суть коррелята, мы постигаем в прямом направлении взгляда ни на что иное, как на коррелят. И всякие негаты и аффирматы, возможное и стоящее под вопросом и т. д. — все такое мы схватываем в являющемся предмете как таковом. При этом мы вовсе не смотрим назад — на сам акт. И наоборот: прирастающие благодаря такой рефлексии ноэтические предикаты отнюдь не обладают одинаковым с ноэматическими предикатами, о которых идет речь, смыслом. С этим связано и то, что с позиции истины не-бытие, очевидно, лишь эквивалентно, а не тождественно «значимой негированности», бытие возможным не тождественно «значимым образом считаемому возможным бытию» и т. п.

Естественная, не сбитая с толку психологическими предрассудками речь тоже свидетельствует в нашу пользу (если бы нам нужно было лишнее свидетельство). Глядя в стереоскоп, мы говорим: вот эта являющаяся пирамида — «ничто», просто «кажимость», — являющееся как таковое — вот что есть тут очевидный субъект предицирования, и ему (т. е. вещной ноэме, а отнюдь не вещи) мы приписываем то, что обретаем в нем самом в качестве характеристики, а именно «ничтожествования». Здесь, как и всегда, феноменолог должен иметь мужество все действительно усматриваемое в феномене брать ровно таким, каким оно дает себя, не переосмысливая и давая честное описание его. И любая теория обязана направляться по сему.

§ 109. Модификации нейтральности

Среди всех сопрягаемых со сферой верования модификаций нам остается отметить еще одну в высшей степени важную, которая занимает совершенно изолированное положение, следовательно, никак не может быть поставлена в один ряд с обсуждавшимися выше. Своеобразие ее отношения к полаганиям верований, а также то обстоятельство, что она вырисовывается в своем своеобразии лишь при более глубоком исследовании, — в качестве отнюдь не принадлежащей к сфере верования, а, скорее, в качестве в высшей степени значительной общей модификации сознания, — все это оправдывает более пространное рассуждение о ней сейчас. При этом нам предоставится возможность обсудить и еще одну разновидность подлинной модификации верования, какой нам пока еще недоставало и с какой легко смешивают нашу новую, — это модификация приниманий.

Речь идет у нас сейчас о такой модификации, которая известным образом полностью снимает любую модальность доксы, с какой сопрягается, полностью отменяет таковую, — однако и совершенно в ином смысле, нежели негация, которая к тому же, как мы видели, заключает в своем негате некое позитивное совершение, такое не-бытие, которое в свою очередь тоже есть бытие. Наша же модификация ничего не перечеркивает, она ничего не «совершает», в ней, по мере сознания, прямая противоположность любому совершению — нейтрализация такового. Последняя заключена в любом воздержании от какого-либо делания, в переводе чего бы то ни было в бездействие, в заключении в скобки, и оставлении чего-либо без разрешения, не решенным, а, далее, и в том, чтобы обладать чем-либо в таких состояниях оставленности и воздержания, и в том, чтобы вдумываться внутрь всякого совершения, или же, иначе, в том, чтобы «просто мыслить» совершаемое, не «соучаствуя» в совершении.