Махбод Сераджи - Крыши Тегерана

• Название: Крыши Тегерана
• Автор: Махбод Сераджи
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-55643-4

В небедном квартале огромной столицы живет семнадцатилетний Паша Шахед, и лето 1973 года он проводит главным образом на крыше, в компании своего лучшего друга Ахмета; юноши шутят, обсуждают прочитанные книги, строят планы на будущее. Паше нравится соседка, красавица Зари, и, хотя она еще в младенчестве обещана в жены другому, робкая дружба мало-помалу превращается в отчаянную любовь.

Но однажды ночью Паша оказывает услугу тайной полиции шаха. Последствия этого невольного поступка чудовищны, и уже невозможно жить по-прежнему, глядя на мир через розовые очки, — судьба толкает юношу и его друзей на смертельно опасную дорогу…

Впервые на русском языке!

---

— Она устала, очень устала, — шепчу я.

Госпожа Надери проскальзывает обратно в дом. Я вздыхаю с облегчением. Мне безразлично, если даже нас увидит весь свет. Я больше ничего ни от кого не собираюсь прятать. Да, мы поженимся, и никто не будет возражать. Это будут отношения, построенные на любви, а не на устаревших традициях. Я ликую.

Зари просыпается около одиннадцати. Она смотрит на меня с улыбкой.

— Я долго спала?

— Не так уж и долго.

— Я не спала так с тех пор, как…

Она обрывает фразу на полуслове и нежно гладит мое плечо и руку.

— У тебя, наверное, затекли руки от моей тяжелой головы. Прости. Надо было разбудить меня.

— Я совсем не против. Ты спишь, как ангел.

— Ты такой милый.

— Приходила твоя мама.

— Что она сказала? — слегка встревожившись, спрашивает Зари.

— Ничего. Просто улыбнулась и вернулась в дом.

— Она всегда читала мне наставления о том, чтобы у меня с Доктором не было физических контактов до свадьбы, — качает головой Зари. — Это все меняет. Пойду, пожалуй, поговорю с ней.

Она перепрыгивает через низкую стенку и исчезает в доме. Я сижу на стене и думаю о том, как прекрасна может быть жизнь. «Господи, я люблю ее. Пожалуйста, никогда не отнимай ее у меня». До меня доходит, что я молюсь Богу, которого проклинал несколько дней назад, и прошу у него прощения.

Я чувствую, что около меня кто-то есть. Оборачиваюсь и вижу Зари. У нее на лице самое что ни на есть лучезарное выражение. Голова немного склонена набок. В ее взгляде я различаю мягкость и безмятежность, каких не бывало прежде. Она целует меня в щеку и говорит:

— Спасибо.

И медленно возвращается в свой дом.

Я отлично сдаю первый экзамен по математике. Мой сосед по парте не отрываясь смотрит в мой листок и списывает ответы. Жульничать на контрольных — обычное дело в школе. На уроках математики почти все жульничают, даже отличники. Они поднимают повыше свои листки или сидят, согнувшись, чтобы ученик сзади мог списать их ответы. Не понимаю, чем объяснить такую национальную тягу к жульничеству. Возможно, это скорее желание поделиться, чем надуть. Я слышал, на Западе люди во всем соревнуются, и ты — либо проигравший, либо победитель. В нашей стране нет такого соревновательного духа. Столетия бедствий под гнетом монголов, арабов и своих правителей-деспотов приучили нас держаться вместе и помогать друг другу в сложных ситуациях.

Я позволяю соседу списать мои ответы.

Возвращая работу после проверки, господин Кермани не смотрит на меня. По-моему, за весь день он ни разу не посмотрел в мою сторону.

Вечером на крышу приходит Зари и спрашивает об экзамене. Я говорю, что получил наивысшую оценку в классе, а она смеется и смотрит на небо, словно благодаря Бога.

— Зачем ты благодаришь Бога? — поддразниваю я. — Самую тяжелую работу сделал я сам.

— Конечно сам, — говорит она. — Хороший мальчик.

Мы садимся рядом спинами к стене.

Ночь прохладна, и я без малейшего колебания обнимаю Зари.

— Я так рада за твою оценку, — произносит она.

— Если ты попросишь, я могу сделать все, что угодно, — в кои-то веки уверенным голосом говорю я.

Она улыбается.

Мы долго сидим молча. Она снова засыпает. Ее голова лежит у меня на плече, а ладонь — на груди, прямо над сердцем. Надеюсь, мое сердцебиение не мешает ей спать. Я обнимаю ее обеими руками. В переулке тихо и спокойно. В воздухе разлита осенняя прохлада, отчего наше объятие еще более приятно. Я — счастливейший человек во Вселенной.

Я целую ее в щеку. Она краснеет, я чувствую на своей шее ее дыхание. Она открывает глаза. Наши лица совсем близко. Глаза ее не кажутся сонными. Наверное, она закрыла их, просто чтобы понежиться в моих объятиях, но не спала. Я не в силах удержаться. Я целую ее в губы, и она отвечает на поцелуй. Я чувствую, как ее пальцы ласкают мое лицо, шею и волосы. У нее мягкие, теплые и нежные губы, словно созданные для моих. Наши тела соприкасаются, наши пальцы переплетаются. Если бы время в эти мгновения застыло навсегда!

Потом она вдруг замирает, отталкивает меня и бежит к своему дому с криком:

— Это нехорошо, нехорошо!

Следующим вечером она не приходит. Я всю ночь не сплю, вышагиваю по крыше. Во дворе ее не видно. Я забираюсь к ней на балкон и заглядываю в ее темную комнату.

На улице холодно, но мне наплевать. Буду ждать, пока она не выйдет. А когда она выйдет, я попрошу прощения за проклятый поцелуй, хотя ничего лучше этого со мной не случалось. Я пообещаю ей, что никогда не воспользуюсь ее дружбой, если только она сама не попросит. Извинившись, я поклянусь, что никогда не буду ее целовать, даже после того, как мы поженимся. Я скажу ей, что с моей стороны было неуместно торопиться, ведь после смерти Доктора прошло так мало времени.

На крышу поднимается Ахмед, и я рассказываю ему всю историю. Почему-то при виде его я прихожу в еще большее смятение.

— Надеюсь, я не потеряю ее, — говорю я.

Ахмед со смехом качает головой.

— Почему ты смеешься над моими переживаниями? Ты же называешь себя моим другом.

— Твоим лучшим другом, тупица, — поправляет он меня.

— А пошел ты… — огрызаюсь я.

— Послушай, — продолжая смеяться, говорит Ахмед, — знаешь, что мне сегодня сказала Фахимех?

Я молчу.

— Она сказала, что теперь точно знает: Зари влюблена в тебя.

— Что? — ору я. — Что ты имеешь в виду? Это сказала сама Зари или это догадки Фахимех?

— Фахимех — женщина. Женщины не строят догадок, они просто знают.

— Как это?

— Не спрашивай меня. Есть многое такое, что мы знаем о женщинах, но не можем объяснить.

Я немного успокаиваюсь.

— Почему она не приходит на крышу?

— Ее что-то беспокоит. Может быть, это из-за Доктора, или она чувствует, что все происходит чересчур быстро, или считает, что она стара для тебя. Или, может, она не знает, что ей делать с твоей симпатичной задницей.

— Заткнись, — говорю я, развеселившись. — Ты действительно думаешь, она в меня влюблена?

— Почему бы и нет? У тебя есть Это. Не забыл, любовничек?

Я обхватываю Ахмеда руками и обнимаю сильнее, чем когда-либо раньше.

На следующий вечер я нахожу на крыше конверт — рядом с местом, где мы обычно сидим. В записке говорится: «Дорогой и любимый, я тебя обожаю, но не надо связывать со мной свои чувства. Не хочу, чтобы тебе было больно. С любовью, Зари».

Вдруг возникает ощущение, словно на меня опустился тяжелый кулак. Мощь его удара гораздо сильнее ударов линейки господина Кермана. В сердце разверзлась бездонная пропасть, мир кажется пустынным. Хочется плакать, но я, собрав всю волю, отгоняю слезы — в точности как много лет назад, когда я держался за сломанную голень. С той только разницей, что сейчас я держусь за сердце.

Я смотрю на дверь из ее дома на крышу. Наверняка она сидит в темноте и глядит в окно. Я знаю, что она наблюдает за мной — так же как Ахмед знал, что Фахимех была по ту сторону стены в тот вечер, когда ее выставили на продажу.

Температура воздуха быстро понижается, словно отражая мое нынешнее восприятие жизни. В переулке завывает холодный ветер, как будто предупреждая о предстоящих морозных днях, о надвигающихся несчастьях. Пальцы у меня почти онемели, хотя я долго держал кулаки в карманах брюк. Я вспрыгиваю на крышу Зари и иду к большой стеклянной двери, ведущей в ее дом. Окна замерзли, но все же я уверен — она там. Я скребу пальцами изморозь. Если прочесть надпись задом наперед, из комнаты, получится: «Я тебя люблю». Сквозь буквы я вижу ее лицо. Она плачет. Она касается стекла рукой, а я прижимаю к ее отпечатку свою ладонь. Потом она исчезает из поля зрения.

Я возвращаюсь к стене, разделяющей наши дома. Я полон решимости замерзнуть до смерти, если придется, но дождаться ее прихода. На крышу поднимается Ахмед и укутывает меня одеялом.

— Холодно, — говорит он. — Пойди в дом, погрейся. Я посижу, пока она не выйдет.

— Нет.

— Ладно. Делай, как знаешь.

И он садится рядом.

— Иди в дом, — говорю я ему. — Простудишься.

— Хочешь сигарету? — предлагает он.

— Нет! — рычу я в ответ.

— Помнишь тот вечер, когда мне казалось, что я потерял Фахимех? — спрашивает он.

Я киваю.

— Я думал, моя жизнь кончена, потому что я навсегда теряю ее. У тебя сейчас такое же выражение в глазах, но я этого не понимаю. Вам, ребята, предстоит жить вместе до конца дней. Тебе надо лишь набраться терпения. Зари знает, что ты ее любишь, а я знаю, что она любит тебя, но надо дать ей время. Она все сделает правильно. Женщины всегда так делают.

— Я не хочу ждать, — говорю я, как упрямый, испорченный ребенок.

Вот тебе и мужчина!

— Послушай, ей необходимо побыть одной. Ей трудно примириться с тем, что она влюблена в тебя. Она не станет бросаться к тебе в объятия и притворяться, что Доктора никогда не существовало, всего через сорок дней после его казни. Так что затяни потуже ремень, поправь шляпу, и пусть все идет своим чередом. Время — вот что ей сейчас нужно.