Эдуард Шим - Рассказы прошлого лета

• Название: Рассказы прошлого лета
• Автор: Эдуард Шим
• Издательство: Издательство "Детская литература"
• Жанр: Детская проза
• Год: 1968

«Солнце уже незаметно сваливается к закату, небо холодеет, прояснивается, и с удивительной резкостью видны в нем неподвижные, блистающие ледяной пылью облака. За озером, за лесом проходит электричка, отчетливо достигает до нас тупой, чугунный перестук ее колес, внезапный гудок, низкий, даже как будто шероховатый; и эти звуки плывут над озером, слабеют, но все не исчезают… А я думаю, отчего мне жалко, что кончается этот июньский день? Было же много, много прекрасных дней, полжизни прожито, перевидано всякое, и уж пора бы привыкнуть, успокоиться, — а мне жаль. Так жаль, словно этот день особенный, словно что-то важное случилось, словно не было прежде таких дней, и уже не будет никогда».

О любви к родной земле, о чувстве прекрасного, о людях, которые приносят всем радость, рассказывается в новых произведениях Э. Шима. В книгу входят также уже известные рассказы «Пикет 200», «Кокурки», «Полдома» и т. д.

---

Он обошел весь парк вокруг дома отдыха, надеясь отыскать такие же гвоздики. Но на парковых клумбах и рабатках цвели, неряшливо роняя лепестки, обычные однолетники да неизменные георгины. Здешний садовник, вероятно, не замечал чуда, появившегося на соседнем участке.

За день Павел Петрович еще несколько раз подходил к забору. Окна дачи были открыты, ветер надувал пузырями цветные занавески; полотенца сушились на кустах, но хозяева на участке не показывались. Потом чей-то голос раздался в комнатах. Павел Петрович прислушался. Говорили по-латышски; он подумал: «Значит, местные люди живут…» — но сразу же заиграла музыка, и стало ясно, что это передача по радио.

— Впрочем, что это я? Еще успею и познакомиться, и цветы эти раздобыть, почти месяц впереди, — сказал себе Павел Петрович и посмеялся над своим нетерпением.

Он очень любил цветы; страсть была давнишняя, упорная. До войны под Ленинградом у Павла Петровича был участок земли с домиком, состроенным из железнодорожных шпал. Павел Петрович копался там с весны до заморозков.

В войну домик сгорел, а затем, когда восстанавливали разрушенную станцию, прежний участок оказался перечеркнутым железнодорожной веткой.

Расчищать новый участок, строить новую дачу было уже не по силам, да и не очень хотелось. Приятно ставить дом, когда знаешь, что в нем будут жить твои дети. А у Павла Петровича дети не вернулись с войны, стараться было не для кого.

Он устроил сад в городской квартире. Раздвинул оконные рамы, втиснул между ними ящики с землей, горшки, плошки. Постарался использовать каждый сантиметр подоконника, даже на стенах развесил полочки. Закустился в горшках веселый папирус, протянула ломкие плети традесканция, появились аспарагусы, монстеры, азалии. А потом и те цветы, что росли когда-то на участке, прижились в комнате.

Жена Павла Петровича на первых порах была недовольна — зимою нельзя открыть форточку, в квартире сырость, все время пахнет землей, птичьим пометом, солнце не может пробиться в комнату, а вечером, когда Павел Петрович включает люминесцентные лампы, невозможно уснуть от их нудного гудения. Но прошло время, жена смирилась, перестала спорить.

А он, возвращаясь со службы, говорил: «Удалимся, друзья, под прохладную сень…» — и открывал оконную раму. Теперь, когда цветов стало много, потребовался за ними постоянный уход. Павел Петрович терпеливо опрыскивал их из пульверизатора, чистил зубной щеткой и собирал насекомых-вредителей в баночку из-под хрена.

Потом так же любовно и терпеливо он чистил четыре канареечные клетки, стоявшие пирамидкой в углу. Купив несколько лет назад канареек, Павел Петрович достиг двоякой цели: они услаждали слух, свистя и перебулькиваясь до той самой поры, пока клетки не накрывались полотенцем, а кроме этого — снабжали хозяйство Павла Петровича прекрасным органическим удобрением.

— Вот она, печать мещанства! — усмехался Павел Петрович. — Овсяночный напев, чистейшие лесные голоса… Весна в комнате круглый год!.. И вот даже практическая польза имеется.

Перед сном он читал, как библию, толстый кожаный том знаменитого немца Гесдёрфера, под названием «Комнатное садоводство». Немец писал о растениях вкусно, со старинной неторопливостью.

— Хочешь послушать?.. «После гиацинта самым любимым растением для выгонки является гордый тюльпан… — Павел Петрович старался читать проникновенно. — В пятнадцатом столетии из своей первоначальной родины тюльпан проник в Турцию. Здесь он так понравился, что в честь его был даже учрежден в роскошных садах султана особый ежегодный праздник…»

— Хорошо бы летом комнату снять, — сонно говорила жена. — И с верандой бы…

— А дальше, ты только вникни!.. «Этот обычай удержался и до настоящего времени. Султан принимает как лучшее доказательство любви и преданности со стороны обитательниц гарема, если они справляют в его честь этот праздник в своих садах…» Неужели не нравится?

— Какие гаремы, — зевнув, отвечала жена, — какой там султан… В Турции опять вроде переворот случился, по радио передавали. Серьезно, давай снимем на лето комнату!

— А цветы? — Павел Петрович нехотя отрывался от книги. — Чтоб погибли?

Они давно уже не брали отпуска вместе. И впрямь — ведь не бросишь цветы без надзора, жалко, коллекция собралась такая, что иной специалист позавидует…

Вот и нынче, когда Павел Петрович уехал в дом отдыха, жена осталась в городе, чтобы следить за цветами.

На другой день возле заросли гвоздик Павел Петрович увидел девочку лет десяти. Она была в коротком ситцевом платье; прямые волосы, до кудельного блеска выгоревшие на висках, падали ей на загорелые, в шелушинках плечи. Мокрыми руками девочка держала зеленую ржавую лейку.

Она заметила Павла Петровича и поздоровалась приветливо, легко, как с давно знакомым человеком. Он ответил:

— Здравствуй, здравствуй! — и подошел поближе. — Это что же, твои цветы?

— Не.

— А чьи?

— Не знаю.

— Но ты живешь в этой даче, правда?

— Ага.

— Как тебя зовут?

— Ария, — немножко нараспев сказала девочка.

Павел Петрович слышал, что существует такое латышское имя, но решил хитренько прищуриться:

— Ну, не может быть… Какая же ты Ария, ты еще просто Песенка! «Чижик-пыжик». Или просто Аришка. Помочь тебе поливать?

— Тут забор…

— Я перелезу.

— У вас штаны белые, — тоже прищурившись, сказала девочка. — А потом, я уже все полила.

Она засмеялась и пошла к дому, неся лейку в отставленной руке, и по дороге все оборачивалась к Павлу Петровичу, прищуривала глаза, — наверное, игра ей понравилась…

Днем он лежал под кустами, в шезлонге, и незаметно задремал, опустив на колени раскрытый том Гесдёрфера. Проснулся он оттого, что листы книги зашуршали. Кто-то положил ему на колени несколько белых гвоздик. Он поднял глаза — рядом стояла девочка.

— Аришка?!

— Я вам цветы… вот.

— Зачем ты их сорвала? Тебя же заругают!

— Не… — она замотала головой. — Что вы!

— И тебе их не жалко?

— А там много.

Павел Петрович погладил пальцами лепестки. Они были холодные, и казалось, заскрипят, как снежок, если неосторожно сожмешь.

— Знаешь, Аришка, что говорил про эти цветы один очень старый и добрый дедушка?

— Чего?

Павел Петрович перевернул страницу, отыскал нужное место и прочитал:

— «Гвоздика с давних пор пользуется расположением любителей как за приятный запах и разнообразие раскраски, так и за красивый общий вид цветущих растений. У них всегда были горячие поклонники, даже в такие времена, когда прихоть моды отодвигала их на задний план…»

— Это сказка?

— Что ты, это правда… Разве тебе самой эти цветы не нравятся?

— Но мне совсем не жалко! — настойчиво сказала Аришка. — Я шла купаться, потом смотрю — вы спите. Я и взяла.

— Но ведь они на самом деле красивые?

— Ага. Вы пойдете на море?

— Ладно, — сказал Павел Петрович и захлопнул Гесдёрфера. — Пойдем на море, так и быть. Я только гвоздику в воду поставлю.

Море близко, тут же за парком. К нему вела мягкая тропка, и Аришка, подпрыгивая, побежала по ней впереди Павла Петровича.

Пляж был пуст, и море лежало тихое, сонное. У берега оно было желтым, — это просвечивал песок. Дальше вода становилась зеленой, еще дальше — синей, а у горизонта совсем бледнела и сливалась с небом. Дымные облака неподвижно стояли над морем.

На бегу раздевшись, Аришка поскакала к воде. Ноги ее вязли в песке, она размахивала руками, спотыкаясь, и в воду влетела с таким шумом, что веером, будто выстреленные, брызнули от берега рыбьи мальки.

— Платье не оставляй, унесут! — крикнул Павел Петрович, оглядываясь.

На песчаных дюнах показалось двое людей; они спустились к самой воде и пошли по мокрой, твердой, как половица, береговой кромке. Павел Петрович разглядел парня в клетчатой, с разрезами на боках ковбойке и девушку. В руке девушка держала платок, но как-то странно держала… Они приблизились, и Павел Петрович увидел в руках девушки букет гвоздик.

Это были те же самые цветы; он тотчас узнал их.

— Аришка! — позвал Павел Петрович, не отрывая взгляда от девушки с букетом. — Смотри, Аришка, твоя гвоздика!..

— Ага!.. — взбивая вокруг себя пену и повизгивая, подтвердила Аришка.

— Из вашего сада?!

— Не знаю!

— Может, они без спроса нарвали?

— Может!

— Ведь таких цветов больше нигде нет?

— Идите купаться, дяденька!..

— Не хочу я купаться, да и ты вылезай, хватит уже!

Когда, наконец, Аришка вылезла и плюхнулась на песок рядом с Павлом Петровичем, он попросил:

— Ты, пожалуйста, сведи меня к маме.

— Вам еще цветов надо?

— Понимаешь, я хочу их увезти живыми, — терпеливо объяснил Павел Петрович. — Прямо с землей выкопаю, посажу в горшок и увезу с собой в город.