Александр Коржаков - Борис Ельцин: От рассвета до заката

• Название: Борис Ельцин: От рассвета до заката
• Автор: Александр Коржаков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-88589-039-0

20 июня 1996 года, накануне второго тура президентских выборов, генерал-лейтенант Александр Коржаков был отправлен в отставку с поста руководителя Службы безопасности президента. Поводом послужило задержание двух «активистов» предвыборного штаба Ельцина — С. Лисовского и А. Евстафьева — они пытались вынести из Дома правительства полмиллиона американских долларов. Как развивались события дальше? Почему Чубайсу удалось вернуться во власть? Кто был заинтересован в том, чтобы дочь президента стала его советником?

Впервые на эти вопросы искренне и честно отвечает автор книги. Александр Васильевич одиннадцать лет находился рядом с Борисом Николаевичем. За этот срок он пережил и падения и взлеты своего шефа. Знает о президенте все и считает, что правда должна стать достоянием граждан России.

---

Сейчас, возможно, вспоминать об этом смешно. Но тогда он поступал правильно: ему поручили навести порядок в Москве и он наводил. Рыночных методов ведь еще не было. В Свердловске, например, при Ельцине всегда яйца продавались и птичье мясо трех сортов. А с приходом Петрова начались перебои.

Иногда мы приезжали на торжественное открытие детского сада или какогото предприятия. Борис Николаевич произносил убедительную речь. Ему верили. Мы тоже верили, что его энергия, работоспособность могут изменить жизнь к лучшему. Наивными мы были в то время.

Первый отпуск

Поближе с семьей Бориса Николаевича я познакомился на отдыхе в мае 86го года. Тогда мы все вместе отправились в отпуск в Пицунду. Поехали Наина Иосифовна, младшая дочь Татьяна, ее сын Борис и старшая дочь Елена с дочерьми — Катей и Машей. Ельцин всегда брал их с собой на отдых.

К этому времени Кожухов уже немного ревновал меня к шефу. Я не сразу понял это. Считал, что Юрий Федорович устает на работе, оттого раздражителен и несправедливо ко мне придирается. И только позднее сообразил, кто именно спровоцировал такое отношение.

Кожухов подружился с Илюшиным. Завоевать расположение Виктора Васильевича оказалось нетрудно. Из спецбуфета, который обслуживал шефа, подавали не только чай и кофе, но и свежую выпечку. Сдобу готовили на особой кухне в Кремле. От запаха слюнки текли, но теплые булочки, пирожки, ватрушки предназначалась только для начальства. Кожухов же сам заказывал продукты в буфете и лишними пирожками начал подкармливать Илюшина.

Черта эта — поесть за казенный счет — сохранилась у Илюшина, даже когда он в 96-м году стал первым вице-премьером правительства России. В новую должность он вступил со старой песней:

— Почему меня не обслуживают, как положено? Где охрана? — были его первые вопросы на новом поприще.

Словом, Кожухов с благословения Виктора Васильевича начал меня ревновать к Ельцину еще до отпуска в Пицунде. И для этого были причины. Мы приезжали с Борисом Николаевичем на работу очень рано. Магазины открывались в восемь. Мы в них заезжали, Ельцин делал замечания — я записывал. И сразу же на работу — в МГК. Илюшин так рано не приходил, поэтому я сам звонил секретарю горкома по торговле, сообщая об итогах утренних проверок.

Секретарем была женщина, товарищ Низовцева. Она никогда мне не говорила: дескать, вы охранник, лезете не в свои дела. Наоборот, спокойно, по-деловому обсуждала со мной все проблемы. Илюшин же в этот период увлекся теннисом, с утра любил поиграть и приходил на работу раздраженный, что мы опять явились раньше его. Но шеф тогда спал мало и утром маялся без дела. Он отдыхал по четыре-пять часов в сутки, и ему недолгого сна хватало, чтобы восстановить силы. Говорят, что это — признак гениальности, если человек за столь краткий сон способен восстановиться. У меня же выбора не оставалось — я вынужден был спать по пять часов в день. Не знаю, насколько я гениален, но тоже успевал восстановить силы.

Илюшин наябедничал Кожухову на меня: Коржаков лезет не в свои дела, едва ли не командует помощниками, то есть им персонально. Жаловался он и Ельцину, Борис Николаевич спустя годы сам рассказал мне об этом.

Отношение ко мне изменилось — появился недоброжелательный тон. Вдобавок к козням Илюшина Кожухов рассказал шефу, что взял он Суздалева и меня в охрану только потому, что другого выбора не было. Ему предложили анкеты десяти офицеров, но все, в том числе и мы с Виктором, оказались «стукачами». Должны были про каждый шаг Ельцина докладывать своему начальству.

Как-то мы уехали из горкома пораньше, часов в десять вечера, и я предложил Борису Николаевичу послушать в машине музыку. Он спросил:

— А что вы мне можете предложить?

— У меня есть Анна Герман.

В те годы еще не у каждого были хорошие магнитофоны и качественные аудиопленки. Родственники подарили нам отличный магнитофон на свадьбу, и я коллекционировал эстрадные музыкальные записи. Много пленок привез из Афганистана. Я включил Анну Герман, которая пела «Один раз в год сады цветут». Шеф послушал и ему понравилось.

Борис Николаевич терпеть не мог радио. Хочешь включить, новости послушать, он запрещает:

— Выключите!

Причем командует резко, раздраженно. Но музыку в машине стал слушать с удовольствием. Мы ехали по ночной Москве, он сидел молча, с лирическим выражением лица. Так было несколько раз. Когда его спрашивали, кого из эстрадных певиц он больше всего любит, отвечал без раздумий:

— Анну Герман.

Меня этот ответ забавлял…

Из родных свердловских песен Ельцин любил «Уральскую рябинушку» малоизвестного композитора Радыгина, но слов не помнил. Наина Иосифовна знала из нее куплета полтора.

С приходом в команду Ельцина помощника из Госстроя Суханова песенный репертуар шефа расширился. Лев Евгеньевич замечательно играет на гитаре и поет. Ради Ельцина он выучил слова этой «Рябинушки». И никогда не подавал вида, заметив, что у Бориса Николаевича серьезные проблемы с музыкальным слухом.

Зато чувство ритма у Ельцина было развито нормально. Оттого он неплохо играл на ложках. Этими ложками шеф мог кого угодно замучить. Даже во время официальных визитов требовал:

— Дайте ложки!

Если деревянных под рукой не оказывалось, годились и металлические. Он их ловко сгибал и отбивал ритм исполняемой мелодии. Но металлические ложки стирали в кровь пальцы, мозоли потом ныли, раздражая шефа.

Ельцин родился в деревне Бутка, и там, видимо, играть на ложках было престижно. Борис Николаевич, звонко шлепая ложками по разным частям собственного тела, начинал напевать:

— Калинка, калинка, калинка моя. Выгоняла я корову на росу, повстречался мне медведь во лесу…

Эти две строчки он в упоении повторял многократно, отбивая темп ложками. Многие слушатели, не выдержав комизма ситуации, хохотали.

У Бориса Николаевича не было музыкального образования но тяга к музыке чувствовалась. Он построил в Свердловске театр оперетты, рассказывал мне, как любил ходить на спектакли. Но я ни разу не слышал, чтобы он напевал какую-нибудь мелодию из оперетт.

Единственная песня, которую Борис Николаевич знал от начала до конца, была «Тонкая рябина». Мы ее выучили благодаря президенту Казахстана — ехали как-то с Назарбаевым в машине от аэропорта до его резиденции «Боровое» часа два и разучивали слова — повторили песню раз пятьдесят. Нурсултан Абишевич очень любит русские песни и красиво их исполняет. После этой поездки Борис Николаевич всегда пел в компании «Тонкую рябину». Когда куплет заканчивался и нужно было сделать паузу, Ельцин начинал первым, чтобы показать: слова знает, подсказывать не нужно.

…После Анны Герман я хотел и другие пленки принести, но шеф вдруг категорически запретил:

— Все, хватит. Надоело.

Музыкальные вечера в машине прекратились, отношения наши заметно испортились. Я, честно говоря, сильно не переживал — выгонит так выгонит. До этого я был в охране у маршала Соколова и продержался там чуть больше месяца. Просто не сработался с руководителем охраны. Пришел к своему начальнику подразделения и честно сказал:

— Прошу вас взять меня обратно. Не считайте, что я не справился, просто не могу с этим типом работать.

Если бы и здесь возникла аналогичная ситуация, я бы, не сожалея, тоже ушел.

Неожиданно ко мне в мае подходит Кожухов и спрашивает:

— Ты в отпуск не собираешься?

Я удивился — у меня отпуск был записан на осень.

— А мы тебе сейчас предлагаем, — настаивал Юрий Федорович. — Мы уезжаем на отдых, и ты тоже отдохни.

Но через некоторое время Кожухов изменил свое решение:

— Ты все-таки с нами в командировку поезжай.

Выясняется следующее. Я в то время еще неплохо играл в волейбол, а шеф был мастером спорта. Ему хотелось во время отпуска поиграть с достойными противниками.

Таня тоже увлекалась волейболом и даже участвовала в студенческих соревнованиях МГУ. Могла дать приличный пас, да и принимала подачу неплохо.

Приехали в Пицунду, на «объект отдыха». Только расположились, а Борис Николаевич уже дает команду: всем приходить на волейбол в пять часов.

Я вышел на площадку в наколенниках и начал разминаться. Мы сделали по два-три удара, и Ельцин вдруг говорит Кожухову резко, сквозь зубы:

— Надо лучше знать свои кадры.

Кожухов еще в Москве опасался, что шеф увидит мою профессиональную игру. И потому решил в отпуск меня не пускать, чтобы никаких симпатий между мной и Борисом Николаевичем не осталось.

В волейбол мы играли каждый день. Шеф, естественно, взял меня в свою команду — проигрывать Борис Николаевич терпеть не мог. Иначе настроение у него надолго портилось. В теннис он тоже обязан был всегда выигрывать.

В Пицунде мы устраивали настоящие баталии. Пригласили местную команду — — чемпиона Пицунды. Она состояла из наших прапорщиков и офицеров, которые охраняли объекты отдыха партийной элиты. Мы всегда у них выигрывали. Дошло до того, что они отыскали какого-то профессионального волейболиста из Гагр, который играл сильнее всех на побережье. Я встал против этого парня и практически нейтрализовал его. В моем волейбольном амплуа самым серьезным был блок. С юности его освоил. Помогало и спортивное чутье. К тому же прыгал высоко, с «зависанием» и еще выше вытягивал руки. Мы тогда победили со счетом 3:2. Все очень радовались — прыгали, обнимались.