Роберт Кормер - Восемь плюс один

• Название: Восемь плюс один
• Автор: Роберт Кормер
• Жанр: Современная проза

Сборник рассказов "Восемь плюс один"

---

Каждый ужин превращался в предсмертную агонию.

— Я читал в газете, как один человек, оставивший свою веру, погиб в автомобильной катастрофе. Это было в Бостоне, — сказал отец, не никому в частности это не адресуя.

— Я не оставляю свою веру, — ответил Арманд, адресуя это картине Святого Лоренса Ривьера, висящей на стене. — Она хочет быть в одной вере со мной…

— Передайте, пожалуйста, соус, — мог сказать отец.

И мать передавала соус отцу, в то же время, глядя на Арманда удивленными глазами.

Или, отец мог объявить:

— Я понимаю, что Бленч-Мейсоны пошли на то, чтобы остаться без дома — ни с чем. Крупные шишки протестанты оформляют бумаги тут же — на следующий день.

— Мистер Бленч-Мейсон пил в течение полугода, а его семья бедствовала. И поэтому городские власти потребовали у банка забрать у них дом, — объяснял Арманд, глядя на меня так, будто это я поднял этот вопрос.

— А кто сам глава города? Протестант — вот кто, — торжественно объявил отец, смотрящей на него в недоумении Эстер.

Или, в тишине воздуха победы, он мог спросить мать: «Ты знаешь Феофила Лебланка — он развозит по магазинам продовольствие? Хорошо, в прошлую субботу он привозил еду на причудливую протестантскую свадьбу. Он сказал, что это было отвратительно. Они не пели песен, не танцевали, и даже не пили. Они стояли вокруг большого стола и ели бутерброды, сделанные из сухарей. Люди, которые не поют и не танцуют на свадьбе — лишены сердец…»

Однажды, ворвавшись в дом, когда, наконец, я удачно отбил несколько мячей, (хотя почти испортил победу, выдохшись на пробеге вокруг последней «базы»), то обнаружил, что в доме было необычно тихо — дети куда-то ушли, отец был на работе. В гостиной я услышал голоса, собрался войти, но замер на месте — голоса были слишком близко и звучали разборчиво.

— Знаю, знаю, Арманд, — говорила мать. — И я согласна, что она — хорошая девушка: она — очень вежлива, ее глаза — само очарование. Но встречаться с ней за спиной у отца — это одно, а пригласить ее сюда, не предупредив его — это уже совсем другое…

— Но ты видишь, Ма, он думает о протестантах, как о каких-нибудь монстрах. Он с ними просто незнаком, и ничего о них не знает. Держу пари, что он ни разу не говорил с кем-нибудь из них более пяти минут. Ты познакомилась с Джессикой и говоришь, что она замечательная девушка. Думаю, что Па изменит свое мнение, если тоже познакомится с ней…

— Меня все еще пробирает дрожь, когда я думаю, что он скажет, когда узнает, что я встречалась с ней, что мы вместе сидели за столиком в кафе — мурашки по коже…

— Пожалуйста, Ма, — просил Арманд. — Он выглядит страшнее, чем есть внутри. Ты всегда говоришь, что он — сентиментален.

— Я не знаю, Арманд… я не знаю, — ответила она. Ее голос дрожал.

Я аж отшатнулся в ужасе, будучи потрясенным заговором, предательством матери, ее нелояльностью к отцу. Я выбежал на улицу, как оказалось, чтобы встретить его, и увидел его возвращающимся с работы. Я впервые узнал своего отца не просто как огромного человека, гневно ревущего или разражающегося раскатами смеха, выпивающего невероятное количество пива, и чьи слова были законом, а еще о том, что он внезапно мог быть предан, просто, чьим-нибудь одобрением у него за спиной. Я всматривался в глубокие линии на его лице, в сеть морщин вокруг глаз, которые всегда прямо смотрели мне в глаза и сильно напоминали ткань паутины, и понял, что это был результат длинных, тяжелых дней на работе и проблем в семье. И вместо того, чтобы вывалить ему все, что узнал, я тихо и застенчиво ему улыбнулся, и внезапно по всему моему телу прокатилось тепло и зуд.

В следующее воскресенье, где-то в полдень, я чуть не присел от удивления, когда, выглянув из окна гостиной, увидел Арманда, идущего по тротуару с девушкой. Он нежно держал ее за локоть, будто она была хрупкой и самой дорогой вещью на свете. Он не смотрел на дорогу, а лишь поедал ее глазами. И мне стало ясно, что остального он видеть и не мог, только ее: она была стройна, белокура и красива, и одета во что-то розовое и белое — в цвета, смешивающиеся с мягкими оттенками ее тонкого лица. Осенний ветер вдруг усилился, и она подняла руку, чтобы придержать свою крошечную розовую шляпу, это был жест, полный изящества и благородства. Я бы не удержался, чтобы пробежать милю, за ее шляпой, если ветер сорвет ее и унесет.

Мать стояла рядом. Ее щеки налились краской, глаза раскрылись. Казалось, что ее застали врасплох на месте какой-нибудь мерзкой пакости, будто на экране кино в сериале, который я видел в прошлое воскресенье на дневном сеансе.

— Да, поможет нам Бог, — прошептала она, затаив дыхание. Расправив плечи и глубоко набрав в легкие воздух, она окликнула отца. — Луи, посмотри, какая к нам идет компания. Они приближаются… по улице…

Отец сидел на кухне и слушал по радио трансляцию бейсбольного матча «Ред-Сокс». Он громко застонал:

— Компания? Кому нужно придти в воскресенье после обеда, чтобы бы потревожить человека? — по выходным и вечерам отец претендовал на тишину и покой, но когда кто-нибудь приходил, то он начинал играть роль лучшего хозяина дома, доставая все пиво, требуя от матери быстро накрыть на стол, что-нибудь приготовить. Пришедшим обычно было нелегко уйти, потому что отец всегда настаивал на еще одном стакане пива, на еще одной шутке, еще одном споре.

Мать поприветствовала Арманда и Джессику еще в прихожей. Отец вошел в гостиную, зевая и завязывая галстук. Войдя внутрь, Арманд застал его с широко открытым ртом. Отец затянул галстук, и его рот неожиданно закрылся. Он твердо стоял в дверях.

Когда вошла девушка, то мягкий аромат духов наполнил воздух. У нее были синие глаза, и я впервые понял, что синий был самым красивым цветом в мире.

— Знакомьтесь. Это — Джессика Стоун, — объявил Арманд, его рука все еще держала ее за локоть, но уже в попытке защитить. Джессика, это мои отец и мать (мне нужно было подавить смех над его официальной формальностью). — И мой брат Джерри, — добавил он, показывая на меня. — Остальные дети где-то на улице, играют.

Джессика нерешительно улыбнулась, и я увидел дрожащую руку, которую ей некуда было девать. Арманд предложил ей сесть на кушетку у стены. И мне стало интересно: болели ли ее щеки, казалось, что улыбка причиняла ей боль. «И неудивительно», — подумал я, глядя на отца в дверях, напоминающую статую разгневавшегося бога.

Мать, казалось, была всюду, сразу и везде. Она поправила занавески, стерла невидимое пятнышко пыли в конце стола, коснулась плеча Арманда и попросила меня удалиться из комнаты. Я слышал, как угрожающе скрипнуло большое кожаное кресло, когда в него грузно сел отец.

Потеряв всякий стыд, я стоял около двери, напряженно вслушиваясь в каждый звук и нюанс их беседы. Мать и Арманд продолжали странную беседу о погоде, подробно обсуждая падающие листья, их цвет и форму, о бесконечном дожде, льющемся на протяжении всех выходных, о ночных похолоданиях. Этот идиотский разговор мне уже до чертиков надоел. Наконец, наступила огромная тишина, поглотившая всех и вся, что было в комнате.

Роджер Луизье позвал меня снаружи, и в тревоге я вспомнил, что мы, как предполагалось, собирались в кино. Я не ответил, надеясь, что он уйдет.

Спустя которое время, отец прочистил горло.

— Я по радио слушал бейсбол, — сказал он. — Вы интересуетесь бейсболом?

Я заглянул в комнату и увидел Джессику, напряженно сидящую рядом с Армандом.

— Я играю в теннис, — сказала она.

— Теннис… — произнес отец, будто это был самый смешной вид спорта в мире.

— У нее хорошо получается, — добавил Арманд. — В прошлом году она выиграла кубок победителя.

Снова наступила мертвая тишина, если бы не голос Роджера, в котором теперь были нетерпение и пронзительность.

— Где работает ваш отец? — спросил ее отец.

— В сберегательном банке, — ответила она.

— Банкиром? — спросил отец, придавая слову такое же презрение, с каким он произносил слово «Республиканец».

— Он — кассир, — исправила она.

— Но он работает в банке, — со своего рода триумфом объявил отец.

— Да, — ответила она с напряжением в голосе.

Роджер издал снаружи такой звук, похожий на завывание, из-за которого я был вынужден пойти к задней двери. И уже был рад, что можно прекратить подслушивать все эти издевательства отца над несчастной девушкой, и я разделил боль и замешательство Джессики Стоун. Роджер переживал, что мы опоздаем на фильм, но все-таки происходящее в гостиной меня интересовало больше.

— Сейчас, — крикнул я ему. — Нужно идти. Подожди минуту…

Я снова вошел в дом и остановился у двери.

— Франклин Рузвельт — величайший президент, который был в этой стране, — сказал отец. — Величайший человек в мире.

— Авраам Линкольн также был великим президентом, — ответила Джессика. В ее голосе был намек на вызов.