Николай Михин - Повести и рассказы

• Название: Повести и рассказы
• Автор: Николай Михин
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Чтоб не стало в семье разлада,

Чтоб любви не увял цветок,

Пожелать вам согласья надо

И детей пожелать пяток.

Забегая вперед, следует заметить, что у них родился парень. Один. На других не хватило времени. Что было бы, если бы пожелания друга исполнились, можно только представить...

А свадьба, как говорят, пела и плясала. Во время перепляса Женька улучил момент и перекинулся с Колькой несколькими фразами. В том числе:

- Ну, как свадьба?

- Прекрасная свадьба.

- А соседка Феня?

- Прекрасная девушка.

- Ты ее завлеки.

- Прекрасная мысль.

- Она уже к тебе неравнодушна. Расспрашивала. А когда узнала, что - моряк... Туши лампу. Да еще стихи... Хоть она и не поняла... Он хотел

еще сказать, что она не слышит, но не успел, молодая суп руга поволокла его за руку куда-то из комнаты.

Уже после свадьбы Борис рассказывал Женьке, как их друг с Феней под ручку ходил по ночному Корчмино и целый час перед сном ( а спать легли часа в три) читал ей стихи. Ночью-то?.. Ведь она только по губам... Но она делала вид, что понимала. А он пьяненький и тронутый ее вниманием, заливался соловьем. Когда его позвали спать, он и спать хотел с Феней. Это его предложение она поняла точно. Еле уложила она своего ухажера в постель на полу большой комнаты, где была (только через занавеску) и постель новобрачных.

Женька слышал, как укладывала Феня Кольку, как на его: "А ты придешь?" - отвечала: "Конечно, вот только скажу дома, чтоб не волновались". Через пять минут после ее ухода Колька так захрапел, что молодые расхохотались. Что происходило между им и женой, Женька, безусловно, помнит, но вспоминает редко. Такое дело. А о поведении Кольки в их первую брачную ночь вспоминает охотно. Уже светало, когда на полу, где спал их друг, послышалась какая-то возня, сопение, затем послышался рассерженный голос Володи-баяниста, спавшего рядом с Колькой:

- Ну, что же ты меня ворочаешь-то?..

Женька с женой даже сели в своей двуспальной кровати и отодвинули занавеску. Володя отбивался, как мог, а Колька настойчиво пытался перевернуть его лицом к себе, спросонья, повидимому, принимая его за Феню. Так он дважды рассмешил молодоженов: когда ложился спать и перед тем, как проснуться. И рассмешил гораздо больше, чем дергая за веревочку Буратино.

На другой день веселье продолжалось. Кольке не веселилось. Хотел плясать и не мог - баянист Володя ему все время подмигивал. Феню удивило и даже обескуражило Колькино поведение, так не похожее на вчерашнее. А молодоженам было весело. Ах, если б так всю жизнь!

Но, увы, семейная жизнь оказалась недолгой. Осенью этого же года Женьку призвали в армию, где он пробыл четыре долгих года, включая пребывание на Кубе. После армии он жене оказался не нужен. Вобщем, "прости меня, но я не виновата..." Что ж, у жизни свои законы, а у законов свои исключения.

А наше повествование на этом заканчивается. В соответствии с названием. Женька Малышев стал Евгением Павловичем, а это уже герой другого рассказа.

ХОДИЛИ МЫ ПОХОДАМИ

Нет, речь пойдет не о морских походах. И даже не о моряках, но о будущих моряках, курсантов Ленинградской мореходной школы. Сокращенно моршколу редко называли эЛэМШа, а чаще по-старому - ШМО, то есть школа мореходного обучения. С гласной как-то звучнее. Да, к тому же, порядки в школе были строгие, за нарушения дисциплины могли отчислить, а особенно грозным в этом отношении был завуч ( ранее - начальник школы) по фамилии Шприц. Поэтому ШМО расшифровывалось также и "Шприц может отчислить". А еще школу величали "академией Шприца".

Обучались в мореходной школе на матросов, мотористов, машинистов паровых котлов и кочегаров дальнего плавания. Обучение было одногодичным. В программу входила предучебная практика на парусниках, так сказать, ознакомление с морем, и обязательная практика на полях подшефного колхоза. Выпускники мореходной школы распределялись на суда Балтийского пароходства, и потому брали в школу только ленинградцев со средним образованием в возрасте не моложе семнадцати лет, чтобы по окончании школы они стали совершеннолетними и могли работать на судах загранплавания. В основном и поступали в таком возрасте. Исключение составляла небольшая прослойка отслуживших в армии срочную службу молодых людей. Из их числа назначались старшины учебных рот, групп, командиры отделений.

Володю назначили старшиной второй учебной роты матросов, хотя в армии он не служил. Он был в течение шести лет воспитанником школы военных музыкантов. Отец его погиб на фронте, мать же, участница войны, работала на Адмиралтейском заводе, и кроме Володи у нее была еще маленькая дочка Надя.

Его и в мореходную-то школу приняли не как всех. Семнадцать ему исполнялось в ноябре, а начало занятий - в сентябре. Пошли навстречу его настырным домоганиям, учли биографические моменты и приняли.

Первый морской поход, в котором он принимал участие, был переходом из Ленинграда в Таллин на баркентине "Сириус". Неоглядная ширь балтийских вод да стремительный бег по ней многопарусного красавца - это на всю жизнь осталось в Володином сердце

Первым же самостоятельным походом был его рейс на ледоколе "Сибиряков" после окончания мореходной школы уже не в качестве курсанта, а в качестве матроса. До совершеннолетия он учеником матроса был зачислен на пароход "Иван Ползунов", стоявший несколько месяцев в доке Канонерского судоремонтного завода. Потом было великое множество походов "по различным островам и странам" на разных судах и в разных должностях.

Но между этими двумя походами был еще один, весьма памятный для будущего капитана дальнего плавания поход - на лыжах по маршруту Ленинград - Новгород.

Учиться в мореходной школе было несложно. Володя любил занятия по морской практике и основам судовождения. Веселыми были занятия по английскому языку. "Англичанка" Евгения Павловна была по натуре женщиной доброй и с чувством юмора. Для успешного овладения курсантами английским она старалась пробудить в них чувства собственного достоинства. При помощи иронических комментариев с шутками и подковырками. Все разговоры на уроке проводились только по-английски, но себе Евгения Павловна разрешала к английской фразе добавлять своеобразное выражение типа : "труля-ля", "лим-бом-бом", "морячишки" и тому подобные приложения. Однажды Юра Воробьев мялся-мялся у доски, путался в грамматике. Наконец, классная леди не выдержала, посмотрела на беднягу поверх очков (а он пришел в моршколу из театрального института или училища, и звали его в ШМО артистом), горестно вздохнула и произнесла:

- Э пуа атист... - что означало "бедный артист", - и добавила свое коронное "тру-ля-ля".

Некоторые курсанты при малейшем недомогании, или используя любой другой, самый незначительный повод, старались пропустить денек-другой от занятий и побыть дома. Дело в том, что они были на полном пансионе (обмундирование, питание) и неполученные завтраки и обеды им компенсировались деньгами. Ежемесячно курсант получал за воскресные дни обычную компенсацию - около сорока рублей. А "проболел" недельку, получишь все сто.

Для Володи учебная программа была очень простой. Он успевал не только учиться, но и заниматься в духовом оркестре (кларнет, флейта) при ДК Урицкого. Кроме этого он сам руководил оркестром школы, а позднее и всего пароходства.

О предстоящем лыжном походе он узнал одним из первых, но не из официальных источников, а через ребят. Его группа дежурила по школе, и он был помощником дежурного офицера. Проверяя несение службы личным составом, он зашел в гардероб, где дневалили двое курсантов. Этот наряд считался самым блатным. Во время уроков всегда можно было и посидеть, и даже почитать книгу. Заговорили о музыке. В разговоре один из курсантов спросил:

- А ты-то в поход записался?

- В какой?

- Ну, как "в какой"?.. Собираются на лыжах, что ли, куда-то идти и давать по пути концерты, где будут останавливаться... Мне Володя Бойцов рассказывал, ему предлагали...

Володю Бойцова он знал еще по практике на "Сириусе". Это был талантливый парень, невысокого роста, веснушчатый, подвижный и шустрый. Он читал стихи, пел сатирические куплеты, участвовал в интермедиях, но главное... Он был превосходным чечеточником! Для самодеятельности он - находка.

Узнав от ребят о походе, Володя сразу же пошел в комитет комсомола. Комсомольский секретарь Женя (официально Евгений Семенович) Верисоцкий

был руководителем плавательской практики его группы на "Сириусе". Он удивился, что слух о походе так быстро распространяется по школе. Впервые речь о нем пошла вчера в узком кругу: начальник, замполит, завуч и два инициатора - он и преподаватель физкультуры Грошев Зигфрид Олегович. С Грошевым-то они говорили об этом и раньше, но, как говорится, тет-а-тет. Вчера идею поддержали. Еще проект распоряжения о подготовке к походу не был готов. Грошев давно вынашивал идею лыжного похода, что само по себе замечательно для здоровья. Но для большого похода этого было мало. Тогда решили собирать в поход не только тех, кто хорошо стоит на лыжах, но и обладающих художественно-музыкальными способностями. Задача усложнилась. Но кое-кого в виду уже имели. В конце концов, костяк отряда был намечен, и инициаторы обратились со своим предложением к руководству школы. Просто лыжный поход с концертами на привалах могли не разрешить. Поэтому был разработан маршрут - по следам боевых действий моряков-партизан в 1941 - 1942 годы. Идея руководству школы понравилась, а в Управлении пароходства маршрут одобрили и рекомендовали посвятить поход девяностолетию со дня рождения Ленина. Как бы там ни было, добро на поход было получено. Что и требовалось.