Георгий Тушкан - Охотники за ФАУ

• Название: Охотники за ФАУ
• Автор: Георгий Тушкан
• Жанр: Прочие приключения

Георгий Павлович Тушкан (1906–1965) — замечательный русский писатель, путешественник, ветеран Великой Отечественной войны. Им написано немного, но почти каждая его книга была событием в литературе.

Роман «Охотники за ФАУ» (1961) — это увлекательный, живой рассказ о буднях фронтовой разведки. У группы старшего лейтенанта Баженова особенная «специализация»: сбор И проверка оперативной информации обо всех военных новинках противника, будь то новый автоматический карабин, ручной гранатомет или… секретный завод по производству «оружия возмездия».

---

Георгий Павлович Тушкан

Охотники за ФАУ

Глава первая. ОПЕРАТИВНЫЙ ДЕЖУРНЫЙ

Село спит. Сентябрьская ночь. Упругий порывистый ветер кружит над полями, мечется по садам и улицам, швыряет сухие листья в слепые окна, завывает в трубах и проводах, обламывает сучья с одиноких тополей.

Косматые плотные тучи с востока низко несутся над землей. В них отражаются огни земли: багровые зарева пожаров, частые вспышки далеких орудийных и минометных залпов. По огням заметно, как быстро перемещается линия фронта на запад, к Днепру.

Спит село. И вдруг завывание ветра тонет в нарастающем свисте авиабомб. Взметнулся к небу вихрь огня.

Взрывная волна сдула соломенную крышу, обнажила голые ребра стропил, рванула штукатурку со стен, сорвала дверь, швырнула ее о стену и повалила часового в коридоре.

Рассыпалось стекло, и взлетела плащ-палатка, затемнявшая окно изнутри.

В метущемся свете маленькой голой лампочки, закачавшейся на проводе, взвилась над столом стайка бумаг. Невысокого молодого майора, вскочившего со стула, облепила белым саваном простыня карты-двухверстки. Свет заморгал. Наступила тьма.

Через разбитое окно в комнату врывался холодный ветер. Бумаги ползли по полу, шелестели и жались к стене, на которой мелькали огненные зайчики. Доносился треск горящей соломы и бревен.

Молодой майор наклонился нал столом, чтобы водворить на место облепившую его карту. Правый ее край он прижал телефоном, левый — пистолетом, посреди положил набитую бумагами папку. Под порывами ветра карта шевелилась, документы летали по комнате. Майор подхватил плащ-палатку, с которой со звоном посыпались осколки, и завесил окно. Плащ-палатка хлопала, как парус. Майор посветил электрическим фонариком, достал из угла гильзу от зенитного снаряда и зажег зажатый в ее горловине фитиль.

Он поднял с пата шифрованные телеграммы, боевые донесения, оперативные сводки и только после этого, стряхнув с плеч пыль и крошки мела, поднял и надел фуражку. Еще минута, и комната оперативного дежурного по штабу армии, которой командовал генерал-майор Королев Николай Иванович, приняла почти прежний вид.

Майор подхватил свисавшую со стола телефонную трубку и спокойно проговорил:

— Сысоев слушает. Продолжай докладывать обстановку. Трубка молчала. Майор подул в нее раз, второй. Ни ответа, ни привычного живого шороха.

— Бекетов! — крикнул майор через плечо. Часовой за дверью не отозвался.

— Бекетов? — еще громче крикнул майор, нетерпеливо раскрывая кодовую таблицу и подвигая к себе телеграмму, заполненную рядами цифр.

Часовой не появлялся.

Майор сунул пистолет в кобуру и вышел в сени. Рослый боец оказался не слева у двери, как ожидал Сысоев, а справа, в конце коридора. С автоматом на шее, освещенный заревом пожара, Бекетов казался окровавленным. Он стоял, опустив голову, хлопал ладонями по ушам и громко, будто рубил дрова, выкрикивал:

— Гу-гу-гу!

— В ансамбль песни и пляски собираешься?

Автоматчик продолжал гукать. Майор подошел, сильно тряхнул его за плечи и прокричал ему в ухо:

— Слышишь меня?

— А? Вроде слышу, товарищ майор. В ушах будто в железном котле: клепки заклепывают…

— Ранило?

— Вроде бы целый. А слышу-то — как с того света!

— Беги к связистам. Чтоб на этом свете у меня через десять минут была телефонная связь и электричество! Наружного часового оставь за себя. Повтори!

Когда Бекетов докричал свой ответ: «Мацепуру оставить за себя!»— у наружных дверей послышался хриплый голос:

— Я тут, товарищ майор.

Невысокий, широкий в плечах, пожилой автоматчик говорил степенно, стряхивая с себя песок.

Из дверей, ведущих во вторую половину дома, выглянула заспанная физиономия лейтенанта Винникова:

— В чем дело, Сысоев?

— Дело в капризе взрывной волны. Спи.

Дверь захлопнулась. К разбитому окну Сысоев и автоматчик привалили снаружи кусок дощатой стены от разваленного сарайчика.

— А тебя, Мацепура, не задело? — спросил Сысоев.

— Шостый раз чертов фашист кидает бомбу прямо в мене — и все мимо. Судьба! Фахт.

— Я было поверил, что Мацепура не боится ни огня, ни воды, ни черного болота, а ты, оказывается, каждую авиабомбу своей считаешь. К разбитому окну никого не подпускай.

Сысоев вошел в коридор.

— Один момент, товарищ майор.

Сысоев по голосу понял, что автоматчик хочет сказать что-то важное, остановился.

— Как Бекетов вернется, мы ваше окно организуем. Вы извините, только я вам хотел про себя такое сказать: я не новобранец, чтобы пугаться. За германскую войну имею два георгиевских креста и за эту — два ордена Славы, и сюда из госпиталя меня направили только потому, что я уже немолодой. Внуков имею, а на войну пошел добровольцем. Фахт!

Все?

— Нет, не все. Обратите внимание: почему фриц бросает бомбы только на то село, где мы расквартировываемся?

— Ну, это тебе так кажется.

— Никак нет! Вчора и позавчера, — перешел Мацепура на украинский, — колы мы розквартирувалысь в Но-виньках, бомбы тильке-тильке в нас не попалы — фахт!

— А ведь верно, упали метрах в шестидесяти — ста, — согласился Сысоев.

— А я шо кажу? А поза-позавчора? Итак усю нэдилю… Нам, наружным часовым, усе выдать. И нема того, шоб целить у столовку Военторга, к примеру, а усе норовыть попасты або в нашу хату, дэ оперативный дежурный и секретна часть, або в хаты, дэ расквартирован командующий, члены военного совета, начштаба, — фахт!

— Доложи коменданту и сам следи внимательно, может, и выследишь, кто наводит.

— Золоты слова, товарищ майор. Я и кажу, что нэ може бомбардировщик тэмной ночью, без ориентира, прилететь точно до цели.

— Вот и доложи коменданту.

— Докладывали. Сэрдиться. Везде бомбят, говорить, приказую, говорить, без паники. Приказа, што ли, не знаете — задерживать усих посторонних, што пыдходять до объехту. Почему, спрашувает, не задержали, колы видели наводчика? А мы его не бачили.

Сысоев направился в хату, но часовой снова остановил его:

— Извините, товариш майор у мэне до вас е вопрос.

— Говори скорее!

— Промеж нас пройшла чутка, шо у хрицев бувают таки рубашки из стали, шо их пуля не берэ. И что у хрицев з такими стальными рубашками е накыдка-невидимка. Одэнь таку накыдку — и нэ видать тебя, бо станешь прозрачным. Вы спец по таким делам, от мы и интересуемся.

— Чепуха. Нет таких накидок и плащей, чтобы делали человека невидимым. Есть маскировочные костюмы и халаты, плащ-палатки такого типа, как на тебе. Что касается пуленепробиваемых, бронированных жилетов, то у гитлеровцев испытывали опытные образцы еще в начале войны. Оказалось, что такой бронежилет не только пробивается бронебойной пулей, но пуля загоняет в тело еще и кусок брони, в которую ударила. Одним словом — ловите наводчика.

— А колы нихто у сели не подае свитовых сигналив, то чи може бомбардировщик сам, тэмной ночью, выйти точно на цель?

— Наводчик находится поблизости — радирует, куда лететь.

— Шоб хриц, та вызывал бомбы на себя? Не чув я такого. И бомбы, я же кажу, падають не просто на село, а там, де мы.

— Да… странно. Поинтересуюсь…

— Потому и доложил.

Из небольшой хаты стремительно выбежала молодая женщина в белом:

— Ой, рятуйте, люди добри! — крикнула она и, увидев двух военных, направилась к ним.

— Стой! — Мацепура вскинул автомат. Женщина испуганно остановилась. Что-то в ее облике показалось майору знакомым. Он шагнул навстречу. Давно уже он разыскивал свою жену. Организации, куда он обращался за справками об эвакуированных с Украины, неизменно отвечали ему, что не располагают сведениями о местонахождении Елены Сысоевой н ее сына Владимира.

Может, они переехали н теперь где-нибудь далеко на Урале или в Средней Алии ждут от него вестей… А вдруг немцы угнали семью в Германию? Или… самое страшное… Об этом Сысоев старался не думать; ему мерещилась Леля в каждой мало-мальски похожей на нее женщине, сын — в каждом мальчишке его возраста.

Колеблющийся красноватый отсвет пожара потемнел и погас. Над пепелищем еще вздымались клубы дыма, оттуда доносились возбужденные голоса.

Сысоев осветил женщину электрическим фонариком. Ослепленная лучом, она прикрыла глаза рукой и тревожно спросила:

— Ой, кто вы?

Майор подошел вплотную, отвел ее руки от лица. Женщина была ему незнакома.

— Свет! — донесся сердитый окрик с улицы. Подбежал боец, разочарованно протянул: — Май-op! — и пошел обратно.

Сысоев выключил свой фонарик и вздохнул.

— Тикаты, чи що? — спросила женщина, не открывая глаз.

— Вы местная?

— Это Катруся, хозяйкина дочка, — пояснил Мацепура и добавил: — Никуда тикаты не треба. Иди спи. Фашист не вернется.