Михаил Михеев - Вирус В-13

• Название: Вирус В-13
• Автор: Михаил Михеев
• Жанр: Научная Фантастика

---

Михеев Михаил Вирус 'В'-13

Михеев Михаил Петрович

ВИРУС "В"-13

ОГЛАВЛЕНИЕ

Книга первая

ГОЛУБОЕ БЕЗУМИЕ

Разговор в тишине.

Профессор Морге

Последний выстрел

Два друга

Первая встреча

Загадочная находка

Новое предложение

Прошел год

Подслушанный разговор

Голубое безумие

Клиника № 11

Новый лаборант

Вирус "В"-13

За завтраком

На заставе

В Лучегорске

Пропавший препарат

Журналисты

Новый ход

Трудное решение

Господин Эксон гневается

Книга вторая

В ЗАСТЕНКАХ КЛИНИКИ

На конференция

Плохие предчувствия

Человек-трансформатор

В ночном клубе

На пляже

О'Патли начинает действовать

Подслушанное совещание

Где Таня?

Ловушка

Подозрения

Старая знакомая

Откровенный разговор

Поединок

Новые сведения

"Голубая болезнь" на заставе

Подвиг Степана Гусарова

План Байдарова

Неожиданная помощь

Спасение

Начало конца

Расплата

Конец "частного дела"

Прошло полгода

Книга первая

ГОЛУБОЕ БЕЗУМИЕ

Разговор в тишине

Берлин... Девятое мая тысяча девятьсот сорок пятого года.

На улицах фашистской столицы, впервые за все время десятидневного штурма, вдруг наступила непривычная и поэтому такая странная тишина.

Артиллерист-заряжаюший подкинул на руках и уложил обратно в ящик приготовленный было снаряд. Пулеметчик выдернул из пулемета уже вставленную новую ленту. Солдат-автоматчик разрядил и засунул за пояс гранатy, забросил за плечи еще не yспевший остыть, но уже не нужный автомат. И в наступившей тишине необычно новыми показались обычные мирные звуки, на которые в пылу боя никто не обращал внимания. Солдаты, как бы впервые, услышали, как шуршит газетная бумага, отрываемая на самокрутки; как бренчит поварешка повара о бачок походной кухни; как хлопают ладони по гимнастеркам и шароварам, отряхивая с них пыль, грязь, следы кирпича и штукатурки.

Над разбитой крышей рейхстага мягко шелестело по ветру Красное знамя Советского Союза - боевое Знамя Победы.

Война закончилась...

Над просторами Европы замолкли отголоски последнего орудийного залпа. В городах затихли сирены воздушной тревоги. Жители уже снимали с окон шторы светомаскировки, доверчиво вглядывались в ясное весеннее небо. Выбегали на улицы и обнимались друг с другом знакомые и незнакомые, все одинаково радостные и счастливые.

В эти дни никому не хотелось и думать, что где-то есть еще люди, которые не радуются вместе со всеми, которые сейчас уже говорят и мечтают совершенно о другом...

Далеко от Берлина, в городе, на улицах которого за все время войны не разорвался ни один артиллерийский снаряд, в комнате с большими венецианскими окнами стекла которых никогда не заклеивались крест-накрест бумажными полосками, над круглым полированным столиком из мореного дуба с мягким хрустальным звоном встретились два бокала и произошел следующий разговор: - У вас еще сохранилось отличное шампанское. Эксон?

- Кажется, последняя бутылка из довоенных запасов. Велел подать в честь нашей встречи,

- Вот как?.. Что ж, благодарю!

- Разрешите налить еще...

- Э, нет! С вами, Эксон, нужно разговаривагь на свежую голову. Я еще не забыл, как вы перехватили у меня завод военных дизелей в Зиттине.

- Хорошо, тогда посоветуйте, что мне сейчас делать с этим заводом? Война закончилась, я боюсь, что не найдy заказчиков на мои дизели.

- Продайте завод мне.

- Вам? Что же вы будете с ним делать?

- Я буду выпускать мясорубки.

- Мясорубки?! Вы шутите.

- Так же, как и вы, Эксон. Вам удалось провести меня один раз, и вы уже считаете, что имеете дело с простаком. Дорогой мой, вы прекрасно знаете, что найдутся заказчики и на мои авиамоторы и на ваши дизели.

-- Допустим, что так... А вы не считаете, что в будущей войнe успех будет решать новое оружие.

- Согласен. Говорят о новой бомбе, что она сильнее самой мошной нынешней бомбы в гысячy раз.

- Да, новый вид бомб предстaвляет интерес.

- Я согласен и в этом с вами, Эксон. Но что ж делать? Конечно, жаль, что еще не изобретено новое оружие.

- Оно yже есть.

- Вот как? Именно?

- Микробы.

- Глупости, мои дорогой.

- Но что вы скажете о микробе, который еще не известен миру, против которого медицина еще не имеет ни средств, ни опыта борьбы. Допустим, я покажу вам маленькую пробирочку и скажу, что содержимым ее можно заразить тысячи человек.

- Все равно хлопот не меньше: их потом придется либо лечить, либо хоронить.

- В том-то и дело, что нет...

Большие стенные часы начали бить. Их басовитый гул заглушил несколько сказанных фраз...

В комнате наступило молчание. Затем голос, ставший чуть хриплым, спросил:: - У вас... у вас есть такой микроб, Эксон?

- К сожалению, еще нет. Но у меня есть человек, который сможет его вывести.

- Фу-у!.. Так какого же черта вы затеяли этот разговор! Да вы знаете, сколько приходит ко мне таких изобретателей, ученых-шарлатанов, которые предлагают и новые газы, и новые пушки, и зараженных мух, и клопов, и прочую ерунду. Вот не думал, что вас можно заинтересовать такими фантазиями.

- Но это действительно ученый. Он видный немецкий профессор, работал в Германии по заданию Гитлера.

- Скажите пожалуйста!

- Не иронизируйте. У меня есть документы. Фюрер даже рассчитывал с его помощью поправить свои дела.

- Так почему же он их не поправил?

- Русские заняли Берлин раньше, чем профессор успел закончить свою работу.

- Хм... И теперь он обратился к вам.

- Нет. О нем рассказал мне его помощник. Я послал за профессором самолет. Вы можете поговорить с ним.

- Наконец, я понял вас, Эксон. Вы хотите, чтобы я вложил свои деньги в ваше микробное предприятие?

- Да.

- И не подумаю. Я не верю в микробы. Вы скажете, у меня не хватает фантазии,- пусть так. Да, я верю только в видимые и осязаемые вещи: пушки, бомбы, самолеты... Но денег я могу вам дать. Даже с удовольствием. Только под залог вашего завода.

- Только так?

- Дело есть дело, Эксон.

- Согласен.

-Ну и прекрасно.

- А что если микроб у меня все-таки будет?

- Тогда, мой дорогой, я сам приду к вам и буду просить, чтобы приняли меня, хотя бы счетоводом, в ваше предприятие... Действуйте, Эксон!.. Но мой совет - производите все ваши работы с микробами где-нибудь подальше. Иначе разговоров будет не меньше, чем после взрыва хорошей бомбы. Боже вас упаси ввязывать правительство. Пусть пока что это будет ваше частное дело.

- Понимаю.

- Вот теперь мы можем допить шампанское. За ваш успех.

Хрустально-нежно прозвенели бокалы.

Профессор Морге Легкий двухместный самолет мчался в сплошном серовато-белом месиве облаков.

Перед глазами профессора Морге покачивалась голова пилота в черном кожаном шлеме. Монотонно гудел мотор. Сквозь ватные затычки в ушах его шум доносился глухо, как вой ветра в трубе в осеннюю ночь.

Рукой, затянутой в перчатку, профессор протер боковое стекло кабины. Мимо самолета с космической скоростью неслась однообразная грязно-серая пелена. Профессор отвернулся и усталым движением втянул голову в плечи.

Куда он летит? Зачем?.. Мысли проносились беспорядочные, тоскливые и горькие, как хинин.

...В тот день, когда в осажденном Берлине все живое металось в панике, когда эсэсовцы, торопливо топоча сапогами, бегали по его дому и начиняли термитом лабораторию, а он сам безучастно сидел в своем кабинете, с ампулой цианистого калия в жилетном кармане,- в этот день за ним прилетел самолет.

Пилот передал письмо. В письме не было подписи. На самолете не было опознавательных знаков,- в воздухе его с одинаковой вероятностью могли расстрелять и немцы, и американцы, и русские. Однако это была ниточка спасения, и она вдруг вызвала у профессора Морге интерес к жизни.

Он сел в самолет. Но ампулу с цианистым калием не выбросил.

Его помощник доктор Шпиглер успел удрать еще до того, как русские подошли к Берлину. Профессор летел один. С собой он захватил только маленький чемоданчик из крокодиловой кожи.

Неподвижным, невидящим взглядом профессор смотрел прямо перед собой. Пытался думать. Пытался ответить себе... так чго же успел сделать в жизни он, профессор Морге - один из лучших микробиологов мира.

И старой полузабытой кинолентой разматывались картины прошлого.

В юности он рос хилым, болезненным и некрасивым.

Душевные качества не компенсировали физических недостатков- он был высокомерен, злопамятен и самолюбив. Товарищи его не любили. Женщины не обращали на него внимания.

Он отвечал им тем же.

Отвращение к математике заставило его продолжать образование в медицинском институте. Там он и увлекся немецкими классиками реакционной философии Их рассуждения были близки его собственным. Их книги стали его настольными книгами. Его отношение к жизни определили цинизм Ницше и мрачная философия Шопенгауэра.