Фрэнсис Вилсон - Апостол зла

• Название: Апостол зла
• Автор: Фрэнсис Вилсон
• Издательство: Цетрполиграф
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1997

«Апостол зла» П. Вилсона — мистический триллер со всеми неотъемлемыми атрибутами жанра: замысловатый сюжет, в котором тесно сплелись реальность и фантазия.

Прокатившаяся по городу волна ужасных преступлений ставит в тупик полицию и местные власти. Апокалиптические видения посещают католического священника. Виновником всех этих необъяснимых с точки зрения здравого смысла событий оказывается некий Рафаэль Лосмара, студент колледжа, обладающий феноменальными способностями.

---

Скрючив пальцы, он отшвырнул руки, которые пытались удержать его, и обрушился на Лома, целясь в центр блекло-зеленого больничного халата. Его кулаки ударили Лома в грудь…

…и не встретили сопротивления.

С тошнотворным треском грудная клетка Лома подалась, словно мягкий пластик, и кулаки Билла погрузились в нее по запястья.

И, милосердный Боже, там все было холодное. Значительно холодней льда… и пустота.

Билл выдернул руки и стал пятиться, пока не наткнулся на стену, где и остановился, глядя на грудь Герба Лома, на вмятину в больничном халате, провалившуюся глубоко внутрь. Он оглянулся на сержанта Аугустино и двух мужчин с ним. Они тоже смотрели на грудь Лома.

— Боже мой! — сказал Билл. Руки у него онемели и до сих пор ныли от холода.

Коларчик застыл позади и, раскрыв рот и тяжело дыша, глядел на носилки.

— Отец! Что вы сделали!

И тут тело Лома задрожало. Сначала мелкой дрожью как будто его бил озноб. Приступы дрожи не ослабевали, они постепенно становились заметней, явственнее усиливались, пока все тело не забилось в спазмах, в тряске, в конвульсиях столь жестоких, что загрохотали носилки.

А потом Лом стал разваливаться.

Билл сперва обратил внимание на грудь. Вмятина на больничном халате начала расширяться, и все больше зеленой ткани проваливалось в грудную клетку, словно особняки Флориды в гигантский провал во время землетрясения. Потом остальные части тела стали проваливаться под халатом — живот, ноги, руки. Казалось, они плавятся и тают.

Боже милостивый, они действительно плавились. Густая коричневая жидкость стала сочиться из-под халата и капать с носилок. Она испарялась в воздухе больничных коридоров. Запах стоял ужасающий.

Отвернувшись в приступе тошноты, Билл увидел, как голова Лома тает, превращается в красновато-коричневую лужицу на подушке и стекает на пол.

Глава 18

Три дня в аду.

Бедный ребенок провел три дня после сочельника в нескончаемой агонии, корчась и вертясь в постели. Голосок пропал, но открытый рот, крепко зажмуренные глаза и белые перекошенные черты лица рассказывали обо всем, что он переживает.

Ренни не в силах был слушать этот рассказ. И, хотя появлялся в больнице часто, не мог заставить себя войти в палату больше чем раз в день или остаться там больше чем на пару секунд.

Но священник, Билл Райан, — отец Билл, как стал мысленно называть его Ренни, — пребывал возле мальчика неотлучно, сидел у постели как ангел-хранитель, держа его за руку, разговаривая, читая, произнося молитвы перед слушателем, который не слышал.

— Они говорят, он утратил разум, — сказал отец Билл Ренни и Нику утром четвертого дня.

Этот парень, Ник, которому шло к тридцати, невзрачный до чертиков, был каким-то ученым профессором из Колумбийского университета. Он приходил, уходил, околачивался возле священника, начиная с рождественской ночи. Ренни так понял, что этот профессор — тоже бывший сирота из Фрэнси. Приятно видеть, что ничейный ребенок вырос в ученую шишку. И, учитывая, что Фрэнси для них — общий дом, Ренни занес профессора на хороший счет.

Все трое пили кофе в комнате ожидания для родителей в педиатрическом отделении, где Дэнни отвели одну из немногих отдельных палат. Позднее утреннее солнце лилось в широкие высокие окна, отражалось, сверкая, в остатках рождественского снега на окружающих крышах, согревало комнату, пока жара стала чуть ли не удушающей.

— Неудивительно, — сказал Ник. — И вы тоже скоро утратите разум, если немного не отдохнете. Со мной все в порядке.

— Он прав, отец, — сказал Ренни. — Вы катитесь к нервному срыву со скоростью девяносто миль в час. Так нельзя.

Священник пожал плечами.

— Я всегда могу отоспаться. Но Дэнни… кто знает, сколько ему еще осталось…

Ренни прикинул, сколько еще осталось отцу Биллу, прежде чем он свалится. Выглядел он адски. Глаза наполовину ввалились, волосы дыбом, потому что каждую пару минут он запускает в них руки, и ему следовало бы побриться. Смахивает на запойного, удравшего из вытрезвителя.

И Ренни чувствовал себя как запойный. Он сам мало спал. Его словно конвейер затянул с самого сочельника, что очень не нравилось Джоан. Уже то плохо, что он пропустил рождественское утро, — спасибо, у них нет детей, иначе пришлось бы испить чашу до дна, — но Ренни не пошел также и на рождественский обед у жениных родителей. Не то чтобы он не любил жениных родителей — люди они славные, — просто детектив оказался полной задницей перед собственным департаментом. Подозреваемого в покушении на убийство доставили ему в Даунстейт, а через несколько часов в руках у него осталась лишь куча вонючего дерьма.

При воспоминании об этом у Ренни слегка свело желудок. В течение трех последних дней он без конца прокручивал в памяти сцену в коридоре, но никакие прокрутки не добавляли ни малейшего смысла и не объясняли причин происшедшего. В один момент у него был задержанный подозреваемый, а в следующий — только густая коричневая лужа. Слава Богу, что есть свидетели, иначе никто ему сроду бы не поверил. Черт побери, он сам был там и все видел и все равно сам себе не верит.

С кем бы Ренни ни говорил, он не мог добиться объяснений. Никто из врачей со всего Медицинского центра не видел смысла ни в картинках магнитного резонатора, ни в рентгеновских снимках грудной клетки, ни в том, что в конце концов произошло с телом Лома. Собственно говоря, они вроде бы начинали крутить хвостом. Не в силах найти объяснений, намекали на то, что у очевидцев помутился рассудок. Он слышал, как одна медицинская шишка бубнила, что, мол, хорошо, но, поскольку того, что, по их словам, произошло, явно произойти не могло, значит, их воспоминания об инциденте ложны. Как можно ждать от нас рационального объяснения, если исходные данные ошибочны и анекдотичны?

Со сто двенадцатым участком была другая история. Участок передал Ренни подозреваемого, а подозреваемого теперь нету. Кучку дерьма не выложишь перед большим жюри для вынесения приговора. Так что им требуется новый подозреваемый. Теперь шла охота за пропавшей женой. И Ренальдо Аугустино знал, что ему лучше найти ее поскорее, если он собирается еще раз показать нос в дежурке.

Итак: дома Джоан с ним практически не разговаривает, в участке его имя у всех на устах, а Дэнни Гордон все еще в агонии здесь, в больнице.

Ренни недоумевал, чего он держится за эту работу. Свои двадцать лет уже оттрубил. Пора завязывать.

— Они что, заявляют, что Дэнни сошел с ума? — спросил Ренни отца Билла.

— Не столько сошел с ума, сколько лишился каких-то разумных функций. Человеческий мозг может выдержать только определенную долю страданий, потом начинает отключаться. Врачи утверждают, что он на самом деле не осознает боли на высшем мозговом уровне.

— Это просто счастье, — заметил Ренни. — По-моему.

Священник искоса взглянул на него.

— Если только они знают, о чем говорят.

Ренни устало кивнул.

— Я вас понял, padre.

Похоже, никто из докторов не знал, что делать с Дэнни. Они то и дело маршировали через приемный покой туда-сюда, каждый день новыми отрядами, и толковали творящееся с парнишкой примерно с тем же успехом, как происшествие с Ломом. Сплошная болтовня, полным-полно непонятных слов, а когда дым развеется, получается, что никто ничего не знает.

Профессор Ник безнадежно вздохнул.

— Не правда ли, оба вы понимаете, что то, что происходит с Дэнни, невозможно. Я хочу сказать, этого не может быть. Они говорят, что вливают ему кровь и всякие жидкости и они попросту исчезают. Это решительно невозможно. Жидкость — это материя, а материя сохраняется. То, что влито как жидкость, может испариться в виде газа, но не исчезнуть. Оно где-то должно существовать!

Отец Билл слабо улыбнулся.

— Может быть, и существует. Но не в Дэнни.

— Его ведь обследовали здесь раньше?

— Полностью. Все было на сто процентов нормально.

Покачав головой, Ник взглянул на часы и встал.

— Мне надо бежать, — сказал он, обмениваясь рукопожатиями со священником, — но вечером могу вернуться, если вы захотите, чтобы я сменил вас возле Дэнни.

— Спасибо, но я в полном порядке.

Ник пожал плечами.

— Вернусь в любом случае.

Он помахал рукой и исчез. Ренни решил, что ему нравится Ник. Но он все еще чуточку недоумевал. Что, например, за отношения у Ника с отцом Биллом? Неженатый парень до сих пор ходит к священнику, который растил его с мальчишеских лет. Что за отношения у них были, когда Ник жил у Фрэнси, если они продолжаются все это время? Ренни помнит отца Даферти, когда сам жил у Фрэнси. Он не может вообразить, чтобы ему захотелось еженедельно навещать эту холодную рыбу, даже если бы он был жив по сей день.

Он стряхнул с себя эти мысли. Типичные полицейские рассуждения. Так привыкаешь видеть в людях грязную изнанку, что, когда она не бросается прямо в глаза, начинаешь выискивать. Видно, что отец Билл наверняка настоящий парень, когда он не под таким жутким стрессом, такой, с которым можно завести дружбу, хоть он и священник.