Роберто Диоталлеви - Дыхание Смерти

• Название: Дыхание Смерти
• Автор: Роберто Диоталлеви
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 1999
• ISBN: 5-87365-049-7

Бесстрашный атлант Кулл, прежде чем сделаться державным владыкой Валлузии, немало странствовал по свету, вел жизнь, полную захватывающих приключений и сталкивался с самыми разными людьми.

---

И все-таки выжить удавалось далеко не всем.

Возможно, поэтому сильного и храброго чужака так легко приняли в стаю.

Все это пес узнал от своей подруги. Она была удивительным созданием — своевольным и бесстрашным. Совсем юная, она уже прекрасно знала, что такое смерть. Знала… и не боялась.

«Волки уходят», — говорила она с безмятежным спокойствием, которое доступно лишь очень мужественным сердцам.

Как-то пес спросил: «Куда уходят волки?»

Подруга подняла голову, взглянула на него дикими изумрудными глазами:

«А тебе что за дело, чужак? Ты все равно не сможешь уйти туда, куда уходят волки. Ты же не волк».

«Да. Я — собака», — согласился пес, но получил в ответ лукаво-недоверчивый взгляд.

«Ты не собака».

«А кто?» — искренне удивился пес.

«Я этого не знаю, — после недолгого раздумья ответила волчица. — И не хочу знать. Волки уходят, когда голод. Когда идет Большая Охота. Они уходят после драк между собой и когда большую охоту начинают Двуногие… Я ничего не хочу знать, пока мне хорошо, и тем более не захочу, когда мне будет плохо».

«Я никогда не оставлю тебя», — поклялся пес.

Молодая волчица взглянула на него со странной мудростью.

«Ты не можешь этого знать. Уходят не только волки. Не знаю куда, но уходят и собаки. Даже те, кому снятся человеческие сны».

Пес невольно вздрогнул. Она сказала правду. Нарушая покой его звериной души, по ночам к псу приходили странные сны. Он видел большие сражения и мелкие пограничные стычки. Кровавые сшибки и синюю сталь благородных мечей, жадно пьющих кровь. Он видел маленькие селения и большие города. Вертепы, где собиралось всякое отребье, и дворцы правителей. Он видел грязные улицы и прекрасные храмы, суровых воинов и юных гибких танцовщиц. Он слышал разговоры, которые были понятны ему во сне, но с рассветом тускнели и пропадали, как яркие ночные звезды с восходом солнца. Ему снился голос, который просил, требовал, убеждал найти свой потерянный топор. И после этих слов возникала таинственная и страшная Призрачная Башня, где ждал его неведомый враг. Голос знал про него все. Пес не знал ничего. Эти сны смутно тревожили пса, нагоняя дикую волчью тоску по чему-то дорогому, но навсегда утраченному и крепко забытому, что приходило лишь в непонятных снах и больно ранило уходя. Тогда пес выбирался из норы, смотрел на худеющую луну, которая заливала песчаный мир мертвым, холодным светом, и долго, протяжно выл.

Однажды, в такую минуту, когда безраздельное одиночество владело псом, пришел голос…

Он не встревожил волков, потому что прозвучал не в холодном ночном воздухе, отражаясь от песчаных холмов, а словно где-то внутри, в таких глубинах сознания, о которых пес не знал и даже не подозревал.

— Наконец ты нашел себе подходящее место…

Голос произнес это с ехидным одобрением, но псу послышались в нем глубокая печаль и разочарование.

«Кто ты?» — спросил он. Спросил тоже мысленно. Он был уверен, что таинственный голос услышит его и поймет.

— Когда-то ты хорошо знал меня. Забыл?

Голос действительно был знакомый. Пес мог бы поклясться, что где-то уже слышал его — печальный и насмешливый, суровый и мягкий одновременно. Но тогда он звучал, как обычный голос. А теперь он словно доходил до него из немыслимой дали, такой, что можно стереть лапы по самое брюхо, но не добежать туда, не увидеть, не вернуть…

— Лапы по самое брюхо? Молодец! — одобрил голос.

«Да кто ты такой? — в смятении рявкнул пес. — Какую ночь жить мешаешь!»

Темнота ответила грустным смехом.

— Это не я тебе жить мешаю. Это душа твоя днем спит, а по ночам просыпается.

Вскинув к небу длинную морду, пес громко и горько взвыл-воззвал: «У-упуа!»

Завозилась в норе подруга. Волки появлялись ниоткуда. Кружок зеленых горящих глаз опоясал песчаный холм. Страстный, шелковый, глубокий вопль взлетел к прохладным небесам: «У-упуа!»

Ночное пение оборвал короткий рык Седого.

«Всем спать! Завтра на охоту».

Волки исчезали — бесшумные серые тени на рыжем песке. Вожак не двинулся с места. Круглые луны глаз, не мигая, смотрели на пса.

«У-упуа!» — мысль вожака во тьме коснулась мысли собаки, и пес понял, что это не призыв. Вожак произнес имя.

«Как ты назвал меня?» — встрепенулся пес.

«У-упуа, — повторил вожак, — или один из его псов-воинов, Бруданов… Давно не видели на земле ни одного из вас… Тебе снятся человеческие сны, чужак… И повелительный голос требует отыскать свой потерянный топор. Значит, ты тоже, подобно нам, когда-то был человеком».

Пес в волнении переступил лапами, но Седой не замечал его беспокойства.

«Тебе снилась Призрачная Башня, — продолжал он, — и это значит, что я не ошибся… Обычно волки избегают охоты на людей. Двуногие — страшная добыча. Но моя стая охотится на Двуногих и не знает волчьего страха. Я сохранил за собой и своими сородичами право, которое имеет человек, но не имеет зверь, — право охотиться на себе подобных.

Мы — потомки тех, кто когда-то вошел в Призрачную Башню на двух ногах, а вышел на четырех.

Поколения сменились с тех пор, но мы все помним. Зло неотмщенное — зло незабытое.

…Случилось так, что из великого города на юге вышел самый богатый караван. Караван этот вез невест для одного из здешних ханов. Вел его отважный человек У-упуа, самый первый разведчик и проводник. Он носил огромный топор и мощный лук. Никто не отваживался вступить с ним в единоборство.

Однажды караван остановился в Призрачной Башне. Тогда она звалась по-другому, но волкам незачем помнить ее прежнее имя. Достаточно того, что мы помним и проклинаем нынешнее… Хозяин встретил усталых путников ласково, и никто не заподозрил, что он задумал злое дело. А хозяин Башни был магом. Когда У-упуа ушел, чтобы разведать путь, маг разжег жаровню, бросил на угли шкуру убитого волка, и все, кто шел с караваном: купцы, воины, невесты повелителя, — вдохнув этот дым, опустились на четыре лапы. Они стали волками.

Маг завладел караваном и всеми сокровищами, которые там были, и выгнал волков за ворота. В пустыню. Сначала они голодали, не умея взять добычу, и многие погибли. Но потом один из волков встретил У-упуа, который возвращался в Призрачную Башню. У-упуа хотел убить волка, но тот назвал его по имени, и стрела дрогнула на тетиве… А потом человек обернулся зверем, и волки поняли, что он был Богом.

У-упуа научил нас охотиться, рыть норы и находить воду. А потом воздвиг вокруг Призрачной Башни непроходимую стену, оставив открытыми лишь Врата Заката, и ушел. Никто из волков не знает его дороги, но он сказал, что когда-нибудь вернется.

И он обязательно вернется, потому что в Призрачной Башне остался его топор, а таких вещей не бросают на дороге… Я уже стар, — неожиданно признался вожак. — Недолго мне осталось водить волков на Большую Охоту. Но мне бы не хотелось уходить, не встретив У-упуа и не окрасив свои клыки кровью дальнего потомка того гостеприимного хозяина. И если ты, чужак, которому снится Призрачная Башня и потерянный топор, если ты поможешь нам свершить давно взлелеянную месть… Тогда я поверю, что встретил У-упуа. И тогда, чужак… я отдам тебе стаю».

Изумрудные глаза горели во тьме. Взгляд был умным и жестоким. Лунный свет обливал седую шерсть жидким серебром. Могучий зверь встал. Встряхнулся. И исчез. Как в прошлый раз. Пес не успел заметить, в какую из четырех сторон метнулась светлая молния.

Кулл все еще сидел, не двигаясь с места, озадаченный сверх меры, когда снова прозвучал знакомый голос.

— Ну вот ты и на пути к тому, чтобы стать королем. И даже Богом… Правда, Богом собачьим, но тут уж ничего не поделаешь — сколько сумел поднять, столько и унесешь…

«Валка! Как ты мне надоел!» — рявкнул пес в дикой обиде.

Злость пробудила память.

Пес все вспомнил.

Седой вожак был прав. Он когда-то был человеком. Но звали его не У-упуа. У него было другое имя — грозное и гордое — Кулл из Атлантиды. И в Призрачной Башне он действительно оставил свой топор.

«Дзигоро?!» — позвал Кулл-человек. Но ночь не откликнулась ни словом, ни вздохом.

Удивительно спокойная ночь стояла над барханами. Ущербный месяц висел низко, и по залитым серебряным светом белесым холмам брела одинокая тень. Тень удивительного четвероногого создания, большого, светло-серого, с короткой гладкой шерстью, висящими, как тряпки, длинными ушами, широкой мордой в складках кожи, мощными, почти львиными лапами. Тень существа, невиданного доселе, по крайней мере в этих местах точно. Предания говорили, что далеко на юге, может быть, в Камелии, а может быть, еще южнее, когда-то водились такие звери, натасканные псы войны, их выпускали на слонов. Закованные в доспехи, громадные боевые псы бесстрашно бросались на живые серые горы и, случалось даже нередко, побеждали, хотя чаще всего просто останавливали ряды врагов, восседающих на этих громадах.

Но это было давно. Много поколений назад исчезли с земли огромные бесстрашные и гордые псы-воины. Но выходит, правду говорили старинные свитки ничто на земле ни исчезает навсегда. Пес-воин, последний из этого некогда великого рода, понуро брел меж песчаных барханов, изредка приподнимая голову и прислушиваясь. В странных, не обычных для собаки пронзительно-серых глазах застыла тоска. Он покинул стаю. Ненадолго. Что-то гнало его сюда, какое-то мрачное предчувствие, с которым он не хотел да и не мог бороться. То, что он вначале принял за кучу старого тряпья, вблизи оказалось тем, что он в глубине души ожидал и страшился увидеть, — распростертым на песке телом маленького камелийца Дзигоро. Лицо его, обращенное к сияющей белой луне, как и при жизни, напоминало маску, но было лишено той странной, таинственной многозначительности, которая и притягивала, и раздражала. Это была пустая скорлупа. Жизнь ушла из своей обители. Это сделал, без сомнения, их общий враг, коварный лемуриец. Как сделал, загадка, на теле было не видно ни одной раны наверняка магией. Шерсть на загривке пса вздыбилась, верхняя губа некрасиво вздернулась, задрожав, обнажая то ли в горестной усмешке, то ли в угрожающем оскале страшные клыки, и короткий рык, напоминающий известное северное ругательство, вырвался наружу.