Маргарет Мур - Распутник и чопорная красавица

• Название: Распутник и чопорная красавица
• Автор: Маргарет Мур
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-2274-3277-5

Молодой адвокат Джейми Маккалан поручает своей сестре Эзме и помощнику Куинну Маклохлану отправиться в Эдинбург, чтобы разведать состояние финансовых дел отца своей бывшей невесты Катрионы Макнэр. Катриона подозревает, что ее отец разорен. Маклохлан должен сыграть роль своего брата Огастеса, уехавшего на Ямайку, Эзме — его жену. Оба поселятся в доме Огастеса и будут наносить визиты Макнэрам. Эзме — девушка строгая и добродетельная, а Куинн, хотя и имеет славу повесы, от которого отвернулась семья, уже много раз доказал, что ему можно доверять. Адвокат абсолютно убежден, что честь сестры не пострадает, а вот ее уверенность слабеет день ото дня…

---

— Его жене двадцать семь, — продолжал он, — Хорошо, что вам с легкостью можно дать столько. — Казалось, его замечание ничуточки не обидело ее. С другой стороны, наверное, не стоит удивляться ее невозмутимости. Куинн еще не встречал женщины, которая настолько была лишена тщеславия. — Ей было семнадцать, когда они поженились, — добавил он. — Огастеса всегда тянуло к молоденьким.

И это замечание как будто не задело Эзме.

— Детей у них нет?

— Пока нет, но, насколько я знаю Огастеса, дело не в отсутствии старания.

Искра интереса мелькнула в светло-карих глазах Эзме, и Куинн снова удивился. Он ожидал от нее гневной отповеди; ему казалось, что одна мысль об интимной близости вызывает у нее отвращение.

— Что написано в их брачном контракте? — живо спросила Эзме. — Не сомневаюсь, они его составили.

Ему следовало бы понять, что ее больше волнуют не сексуальные отношения, а юридические! Как интересно наблюдать за ней, когда она обсуждает законы! Ее светло-карие глаза сразу оживляются, горят умом. Он с легкостью представил себе ее мозг в виде хорошо смазанного механизма, где вращаются все колесики и рычажки. Но вот что касается брачного соглашения или контракта его старшего братца…

— Понятия не имею. Правда, я этим не интересовался.

Эзме сурово сдвинула брови:

— И напрасно! Если брат умрет раньше вас, не оставив детей…

— Я не получу ни пени, а титул, скорее всего, перейдет к моему кузену Фредди. Не забывайте, меня лишили наследства. — Его голубые глаза потускнели. — Да, кстати… Мой братец предпочитает женщин покладистых и невежественных, поэтому его жена, скорее всего, самая необразованная и глупая молодая женщина из всех, кого вы когда-либо знали.

— Вот как? — ответила Эзме с таким видом, словно собиралась писать трактат о Маклохланах. — Пристрастие к дурочкам у вас семейное?

Снова испытав желание перейти в наступление, Маклохлан чуть подвинулся вперед, и их колени едва не соприкоснулись:

— Я предпочитаю женщин умных, которые знают, чего хотят, и не боятся говорить о своих желаниях… А умницы, которые ловко толкуют законы, меня буквально завораживают! Особенно если у них к тому же лучистые светло-карие глаза на хорошеньком личике в форме сердечка, полные губы и упругие щеки, а фигурка стройная и вместе с тем женственная…

Неожиданно ему трудно стало сидеть рядом с Эзме.

— Я вам не верю!

Он откинулся на спинку сиденья и громко расхохотался, показывая, что всего лишь дразнил ее. Эзме глубоко вздохнула:

— Раз уж нам придется действовать сообща, пожалуйста, попробуйте не дразнить меня и не выводить из себя… Лучше расскажите еще что-нибудь, чтобы никто не усомнился, что вы — Огастес, а я — ваша жена.

Несмотря на растущую досаду и данное себе слово помнить о том, что Эзме его ненавидит, Куинн кое-что заподозрил…

— Например, — быстро продолжила Эзме, явно не сознавая, какое действие на него оказывает, — как вас называют в семье? Куинтус? Куинн?

— Родственнички награждали меня кличками, которые я не потрудился запомнить. Поскольку окружающие будут считать нас мужем и женой, обращайтесь ко мне «милорд» или «Дубхейген».

— Мы ведь будем только притворяться мужем и женой, — тут же уточнила Эзме. Неожиданно в ее светло-карих глазах заплясали озорные огоньки. — Если хотите, я могу называть вас Дуб…

— Лучше Дубхейген или милорд. Если обратитесь ко мне каким-нибудь неподобающим образом, я сделаю вид, что не слышу.

— Что ж, милорд, — угрюмо согласилась она. — Как зовут вашу невестку?

Куинн обрадовался. Сейчас она получит!

— Гортензия.

Эзме откинулась на подушки и прищурилась:

— Ее в самом деле так зовут или вы меня дразните?

— В самом деле, — улыбнулся Маклохлан. — Правда, по-моему, нам лучше избегать называть друг друга по имени, даже наедине. В этом случае, даже если наш маскарад раскроется раньше времени, никто не обвинит нас в том, что мы пользовались чужими именами… Я могу звать вас своим цветочком… — он задумался, словно прикидывал, подходит ли Эзме такое ласкательное обращение, — или пышечкой!

Да, он назвал ее так на прошлое Рождество, чтобы подразнить, но сейчас, когда он понял, как она очаровательна, прежнее насмешливое прозвище в его устах прозвучало нежно. Куинн тут же одернул себя. Неужели Эзме Маккалан кажется ему очаровательной?!

Судя по ее взгляду, она охотно убила бы его на месте.

— Только попробуйте! Тогда я буду звать вас своим дорогим утеночком!

Очень желая вернуть былую невозмутимость, Куинн не только принял вызов, но и увеличил ставку:

— А я вас — своей милой обузой!

— А я вас — ненаглядным тюремщиком!

Он нахмурился и выпрямился:

— А я вас — оковой!

Эзме подалась вперед, как будто близость к нему подхлестывала ее изобретательность:

— А я вас — жерновом!

Он велел себе забыть о том, как она красива, не думать о ее алых губках и о том, как прекрасно было бы, если бы она смотрела на него снизу вверх, охваченная страстью, а не досадой. Или о том, как его тело предательски реагирует на ее возбуждение, ее внешность и ее близость.

— А я вас — своим милым наказанием!

— А я вас — чумой!

— Тогда вы — моя ненаглядная…

— Я уже называла вас ненаглядным! — возразила Эзме.

Глаза ее горели радостью. Куинн решил, что есть только один способ вырвать у нее победу — способ такой соблазнительный, что противиться ему поистине невозможно.

Не снимая, перчаток, он обхватил ее лицо руками и поцеловал прямо в губы.

Никогда в жизни Куинн Маклохлан не испытывал такого немедленного, такого мощного желания, как в тот миг, когда их губы соприкоснулись. Его обдало жаром. Он даже не представлял, какими мягкими и желанными окажутся губы Эзме Маккалан! Он только сейчас понял, как давно мечтает поцеловать ее. Ему захотелось стать единственным мужчиной, который будет ее целовать… Правда открылась ему внезапно в наемной карете, которая несла их на север, в Шотландию.

Глава 3

Эзме еще никогда в жизни не была так ошарашена. Куинн Маклохлан целует ее, и она вовсе не испытывает отвращения… Более того, его поцелуй, пьянит, как будто она одним глотком осушила стакан виски! Ее еще никто не целовал. Ни один мужчина не хотел — или не смел — приблизиться к ней. И вот ее целует Маклохлан — повеса, который, наверное, в свое время перецеловал тысячу женщин, не испытывая никаких истинных чувств, но крайней мере, не больше нежности, чем к лошади или собаке!

От стыда и отвращения к собственной слабости Эзме отпрянула и немедленно высказала ему все, что думает о его наглости.

— Как вы могли? — воскликнула она, забиваясь в самый дальний угол кареты. — Вы… вы… трус! Больше никогда, никогда не смейте этого делать! Если сделаете, я сразу же напишу брату, и вы больше не будете на него работать!

Маклохлан как будто совсем не огорчился; скрестив, руки на груди, он смерил ее взглядом, в котором сквозило легкое удивление:

— По-моему, простой поцелуй не повод для таких крайностей!

Эзме удивило то, что он совершенно не раскаивается. Правда, вскоре она решила, что получила лишнее доказательство его низости.

— Я не хотела этого поцелуя, не напрашивалась на него, и он мне совершенно не понравился. Кроме того, вы выказали грубое неуважение ко мне и оскорбили мое достоинство!

Маклохлан ухмыльнулся:

— Боже правый, сколько упреков! Почему бы для ровного счета не обвинить меня заодно и в государственной измене?

— Вам бы понравилось, если бы я неожиданно набросилась на вас с кулаками?

— А вы попробуйте — и мы посмотрим!

В душе у Эзме все смешалось. Помимо отвращения и презрения она испытывала и соблазн, за что жестоко порицала себя.

— А может, вы боитесь за свое целомудрие? — продолжал Маклохлан. — Если да, позвольте вас заверить: вы — последняя женщина в Англии, которую я бы захотел соблазнить.

— Как будто у вас есть хоть какая-то надежда соблазнить меня!

— Осторожнее, мисс Маккалан! — ответил он с ухмылкой, за которую ей захотелось дать ему пощечину. — Я люблю дерзких!

— Противный, тщеславный урод! При одной мысли о вашем прикосновении у меня мурашки бегут по коже! Вы невыносимы! Сейчас прикажу кучеру развернуться и ехать назад.

Язвительное выражение исчезло с лица Маклохлана.

— Вы забыли, что Джейми рассчитывает на нас? Вот как вы платите ему за все, что он для вас сделал? Я не знаю и одного человека на тысячу, который позволил бы сестре занять такое место в своей жизни, не говоря уже о делах!

Он прав, но ведь и она тоже права!

— Тогда требую, чтобы в будущем вы относились ко мне с уважением, а не как к уличной девке!

— Признаю, что поступил неправильно, потому что начал действовать без предупреждения. Однако с проститутками я дела не имею, — ответил Маклохлан без намека на раскаяние или извинение. — Кстати, раз уж нам предстоит изображать Огастеса и его жену, нам придется время от времени целоваться. В нашей семье мужчины отличаются страстностью и тягой к публичному выражению чувств. Каменная холодность с моей стороны породит недоумение и кривотолки.