Василий Масловский - Дорога в два конца

• Название: Дорога в два конца
• Автор: Василий Масловский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1989
• ISBN: 5-203-00293-2

В романе писателя-фронтовика рассказывается о советских воинах, мужественно сражавшихся с врагом на Дону, в Сталинграде, на Курской дуге, при форсировании Днепра. В центре повествования семья Казанцевых — донских казаков. Отец с матерью остались в оккупированном немцами и итальянцами хуторе, а сыновья на фронте. Старший сын начинал войну командиром роты, а в боях за Днепр становится командиром стрелковой дивизии. Младший сын — отважный сапер, чьи храбрость и мастерство не раз выручали и его самого, и сослуживцев.

---

— Андриан Николаевич наведывался утром, справлялся, когда кончаем. У него деды крюками скребут, лобогреек ждет, — сообщил Воронов.

Слова Воронова Казанцев оставил без ответа. Гнедой и к нему самому уже прибегал.

* * *

На пятом кругу Семка круто завернул влево, обминая танк с паучьим крестом на боку. Сквозь гусеницы проросли лебеда, овсюг-падалец, пшеница. Перед люком механика, упираясь голубыми корзинками-цветами в пушку, распушился коренастый куст татарника. Мальчишки пробовали железом соскрести кресты, ничего не вышло: краска въелась в железо. Исподнизу краску разъедала ржавчина. На краю загонки без колеса на боку лежала пушка. И здесь была видна рука мальчишек: вытащили замок, побили камнями, поотвернули гайки. Следующим кругом танк обошли справа, протолочили круговину пшеницы.

На поворотах, пока косарка не врезалась в стенку пшеницы, Казанцев успевал локтем смахнуть мутный завес пота с ресниц, искал остальные косарки. Погонычи подергивали локтями, крутили кнутами над запотевшими спинами коней. Скидальщики, как заведенные, проделывали одни и те же движения. Казалось, что они огребаются веслом на воде. И всякий раз на глаза попадался танк, черный посреди теперь уже голого поля. В рудой пустоте неба над танком истекала блеклая серьга ущербного месяца.

Глава 6

Над разметанной ребристой крышей клуни в соседнем дворе, меловыми кручами и буграми с некошеной пшеницей в золотистой просини утра за селом выткалась такая неправдоподобная ломкая тишина — даже оторопь брала.

Во дворе с клуней щеголеватый старшина громко разносил ездовых, из степи доносилось сытое посвистывание сусликов, где-то за бугром настойчиво и злобно заканчивал свою железную строчку пулемет.

Андрей Казанцев стоял на крылечке, жмурился на нещадное уже с утра солнце, смотрел, как за плетнем, покачиваясь под ведрами на коромысле, идет густобровая высокая женщина. Она оглянулась раз и другой на него, брови сердито сдвинулись. Андрей видел ее вчера с девчушкой у солдатской кухни.

Женщина остановилась, прогнулась в спине, кивнула призывно:

— Помог бы. Без дела стоишь.

Андрей улыбчиво кивнул ей на возню у сарая, пожал плечами.

Выпуклые в молочной просини белки женщины затуманились, обидчиво нахмурилась, пошла дальше, не оглядываясь.

У сарая солдаты дохлебывали из глиняной чашки кислое молоко. Рядом лежали наготове набитые солдатские мешки. На мешках карабины, автоматы.

— Твоя доля. — Жуховский подвинул Казанцеву алюминиевую кружку с молоком, ругнулся на его вопрос. — Блиндажи копать, куда же, мать их такую!.. Это Людка прошла, — сказал о женщине. — Вчера старшина наш был у нее с мешком. Выперла, и консервы принес назад… Какая она баба. За неделю замужества и не распробовала ничего бабьего…

— А девчушка чья тогда?

— Племянница. Она с сестрой вместе живет.

В лесу, куда привезли саперов, под деревьями вповалку спали солдаты в пыльных ботинках и сапогах. Невидимые в листве, верещали сороки. Три растрепанные вороны ловили в маленьком лесном озере рыбу. В зарослях полыни-чернобыльника богатырски раскинулся бочкогрудый головастый сержант. Поднявшееся солнце било ему прямо в лицо, в черствой крупной ладони — пучок ядреной земляники с привявшими листочками.

— Под утро прибыли, — пояснил комбат майор Коржицкий. Он кружился по лесу, распределял людей. Впалые щеки и высокий лоб его лоснились нездоровой испариной. — Блиндажи, блиндажи! — покрикивал он то в одном, то в другом конце леса. — Ночью мины ставить!..

С поругиванием и с позевом саперы попрыгали из машины, прячась от раннего зноя, полезли в кусты, закуривая и прикидывая мысленно, что придется сделать им за сегодня.

* * *

Каждую ночь на станциях выгружались эшелоны, и солдаты, техника под покровом темноты, в духоте и пыли, шли в отведенные им места, уползали в овраги, балки, леса и там рассасывались, растворялись, как призраки, зарывались в землю.

На рытье окопов солдаты телешились, работали споро, даже с какой-то веселой злостью, будто ставили в своем хозяйстве повалившийся плетень или новили золотистой соломой крышу сарая. Вид этих неоружных, коротко стриженных, с обгоревшими на солнце лопатками и костлявыми ключицами солдат рождал в душе чувство успокоенности и благополучия. В блескучей рудой наволочи в полдень по логам беспечно горели на солнце уцелевшие колоколенки.

Когда горизонт обозначала мутно-багровая полоса заката, которую щербили дымы негаснущих пожаров, равнина преображалась, вся приходила в движение, путаясь и сплетаясь длинными тенями. Над дорогами поднималась позлащенная закатным солнцем пыль, зависал слитный и приглушенный шум движения большой массы войск. Ревели на подъемах и выбоинах машины, гремели подсохшим деревом повозки, фыркали от пыли кони, неумолчным рокотом сплетались голоса солдат и шорох множества ног. Из логов и низин поднимались медвяные запахи трав, солоноватая горечь провяленной полыни.

* * *

Третье лето — решающее!

Это понимали обе стороны.

Гитлер рвал и метал после капитуляции 6-й армии в Сталинграде. Потрясение было настолько тяжелым, что на совещании в «Волчьем логове» 1 февраля 1943 года он признался: «… я могу сказать одно: возможность окончания войны на Востоке посредством наступления более не существует. Это мы должны ясно себе представить».

Однако с теплом битые под Сталинградом гитлеровские вояки стали приходить в себя и думать о реванше.

В результате нашего зимнего наступления в районе Орла, Курска, Харькова образовался огромный выступ протяженностью по фронту в 550 километров, глубоко вдававшийся в расположение немецких войск. Учитывая создавшуюся конфигурацию фронта, гитлеровское командование и строило свои военно-стратегические планы на лето 1943 года.

В приказе № 6 от 15 апреля 1943 года Гитлер требовал «сосредоточенным ударом, проведенным решительно и быстро силами одной ударной армии из района Белгорода и другой — из района южнее Орла, путем концентрического наступления окружить находящиеся в районе Курска войска противника и уничтожить их.

3 мая 1943 года на совещании в Мюнхене план «Цитадель» был утвержден.

12 мая содержание «Цитадели» было уже известно советскому Верховному Командованию.

* * *

Батальон Карпенко третий день бегает на одну и ту же высоту. За спиной солдат бухают холостыми два дивизиона артиллерии.

— Плохо! Плохо! Это не атака! Так вас и половина не доберется до шапки высоты! Отводи назад! Все сначала!

Казанцев злится, берет автомат и бегает сам с солдатами. Во время коротких перекуров солдаты косятся на полковых разведчиков. Это они не могут никак взять «языка». И теперь им всем придется лезть на эту проклятую настоящую высоту, откуда их вывели три дня назад для тренировки, прощупывать оборону ее и брать контрольных пленных.

В воздухе духота, жарко. По небу осторожно, минуя солнце, крадутся облака-странники. Ночью их нет. Они прячутся где-то за горизонтом, а с восходом солнца рассыпаются по голубому простору пастись. Солнца боятся. Ослепительно-белое, оно жжет немилосердно, теснит облака к краям огромной золотой чаши.

— Кончай курить! — Казанцев затягивает ремешок каски, берет автомат. Бурое в испарине лицо твердеет, одевается строгостью. — Злости настоящей нет у вас, и огонь плохо используете. Завтра поддержка боевыми снарядами.

Казанцев сочувствовал солдатам, их усталости. Он, не глядя, ощущал их — молодых, здоровых, сильных, разомлевших на жаре и не желавших бежать на эту опостылевшую высоту. У него самого гудели ноги и ломило в висках. Толчком плеча поправил ремень автомата, оглянулся. Мокрые, будто выкупанные, солдаты рассыпались в цепь. За оврагом вяло и тупо начали бухать холостыми пушки. Застойный белый зной над полем мирно пряли ласточки. На кочке замерла и часто дышала оранжевым брюшком зеленая ящерица.

В ночь на 29 июня батальон вышел на исходные. Атака утром, но спать никто не спал. Как-то по-особому внюхивались в каждый запах, вслушивались в каждый шорох, будто все для них было впервые. Отвыкли за три дня, и мучило чувство, что начинают первыми, когда другие будут еще дрыхнуть по землянкам, в полдень томиться на солнце и убивать время байками…

Утро вставало душное. Из-за обугленного сарая за оврагом медленно выкатывалось солнце. Оно словно застряло в черных клетках стропил. Туман стекал вниз, и овраги стали похожи на речки. Солдаты собирали в этих оврагах душистую лесную малину, баловались кислицами и грушами. В зарослях молочая, донника и пырея по дну оврагов наблюдали возню пчел, жуков, бабочек. Сейчас на эти овраги солдаты поглядывали с отчуждением.

В деревеньке за высотой солнце зажгло позеленевший купол церквушки. Просевшие соломенные крыши хат, размытые дождями до глины стены выглядели мирно. Но на войне все относительно, и этому виду никто не верит.