Константин Путилин - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]

• Название: Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]
• Автор: Константин Путилин
• Жанр: Биографии и Мемуары

 В первый том вошли исследовательские и архивные материалы об известном российском полицейском И.Д. Путилине, посвятившем свою жизнь сыскному делу и прошедшем путь от канцелярского служащего до начальника сыскной полиции Санкт-Петербурга. Включены также мемуарные источники, воспоминания сына И.Д. Путилина - Константина, сделанные по записям отца, и записки В.М. Шевлякова. В книге использованы архивные материалы Центрального государственного исторического архива РФ (ЦГИА СПб.) и Центрального государственного исторического архива С.-Петербурга.

 Книга предназначена для работников МВД, а также для всех интересующихся историей работы полиции.

---

Я отдал приказ семи агентам самым энергичным образом следить, не обнаружатся ли где-нибудь похищенные у семьи убитых вещи. Ведь если вещи украдены, то не для того, чтобы их держать у себя. Все воры, обыкновенно, уже на второй или третий день своей «работы» спешат реализовать на деньги похищенное добро.

Наши агенты самым внимательным образом следили за всеми рынками — местом сбыта краденых вещей, за всеми трактирами, ночлежками, за всеми тайными и явными притонами разврата. И каждый день, когда я спрашивал у них: «Ну? Принесли что-нибудь новое?» — слышал в ответ лишь грустное: «Ничего, ваше превосходительство, ровно ничего».

Особенно сокрушался Юдзелевич. Мысль о том, что в результате удачного розыска по этому делу он может «повыситься» по службе и, как ему казалось, в противном случае — наоборот, приводила его в бешеное озлобление. Он бегал по Петербургу с утра и до ночи.

За неделями шли недели, не принося ничего утешительного для следствия. Газеты били в набат, еще пуще разжигая, по­ддразнивая напуганное общественное мнение. Где убийцы? Куда девались ограбленные вещи? Что думает наша сыскная полиция?

Каюсь: мое самолюбие было больно уязвлено. В моей долголетней практике еще ни разу не случалось, чтобы убийцы так долго находились на свободе. Правда, в доме предварительнаго заключения томятся трое: мать с сыном и дворник, на которых покоится подозрение в убийстве. Но ведь это только подозрения, а не факт!

Прошло около года. Шутка сказать: целый год со дня кровавой ночи в Гусевом переулке! Дом Сте­панова еще не был им продан, все так же красова­лась вывеска: «Сие место продается», но он стоял никем теперь не обитаемый, грустный, тоскливый, мрачный, и квартира несчастного майора, в которой разыгралась душу леденящая трагедия, глядела своими потемневшими, запыленными окнами на пустынный двор. Кровь, пролитая в этом доме, казалось, нало­жила какую-то неизгладимо страшную печать на него. Ночью обитатели этого района избегали проходить по Гусеву переулку. Суеверный страх гнал их оттуда.

Анфиса, Агафошка, сын ее, и дворник Остапов были преданы суду. Суд, однако, в силу слишком шатких улик признал их невиновными, и они все были освобождены. Убийца или убийцы, следовательно, гуляли на свободе.

Это дело не давало мне покоя. Я поклялся, что разыщу их во что бы то ни стало. Прошел, как я уже сказал, год, и вскоре случилось нечто весьма важное, наведшее меня на след таинственного злодея.

Однажды тот же юркий Юдзелевич вбежал ко мне сильно взволнованный и прерывающимся голосом прокричал:

— Нашел! Почти нашел!..

— Кого? О чем, о ком ты? — спросил я, раздоса­дованный.

— Убийцу... в Гусевом переулке, — бормотал он.

— Ты рехнулся или всерьез говоришь?

— Как нельзя серьезнее.

И он, торопясь, давясь словами, рассказал мне следующее: утром он находился в одном из грязных трактиров, выслеживая кого-то. Неподалеку от его столика уселась компания парней, один из которых начал рассказывать о необыкновенном счастье, которое привалило его односельчанке, крестьянке-солдатке Новгородской губернии Дарье Соколовой.

«Слышь, братцы, год тому назад вернулась из Питера к нам в деревню эта самая Дарья. Эх, шут ее дери, славная баба... Круглая, сытая, мягкая, а тело, братцы, не ущипнешь! Нет, шалишь! С­начала служила она горничной у какого-то майора, а потом, родив от своего мужа-солдата рабенка, пошла в мамки к полковнику. Отошедши, значит, от него, когда его сыночка выкормила, и припожало­вала к нам в деревню. Дарья привезла много добра. Только сначала все хоронила его, не показывала. А тут вдруг с месяц назад смотрим, у мужа ее часы золотые проявились. Слышь, братец, золотые! Стали мы его проздравлять, а он смеется, да и гово­рит: «Она, супружница моя, не только жиру в Питере нагуляла, но и подарков нам привезла. Полковник ее за выкормку сына важно наградил».

— Ну, ну, что дальше? — быстро спросил я Юдзелевича. — Да говори же...

— А дальше я, ваше превосходительство, подсел к сей ком­пании, спросил полдюжины пива, стал угощать их и выспросил у рассказчика все об этой Дарье: кто она, где живет теперь и т. д. Тот все мне как на ладошке выложил. Вот-с, не угодно ли: я все записал.

— Ну, на этот раз ты и впрямь молодец! — радостно сказал я ему. — Теперь вот что: ты и Козлов отправляйтесь немедленно туда, в деревню Халынью, Новгородской губернии, и...

— Сцапаем красавицу Дашеньку и еще кого, если нужно, и доставим вам?

— Ну, в дорогу! Немедленно!

Приехав поздно ночью в деревню, агенты переноче­вали в местном постоялом дворе. Утром чуть свет бросились к становому приставу, представились ему, рассказали, в чем дело, и попросили его, чтобы урядник, сотский и десятский были на всякий случай наготове. Затем они вернулись вХалынью и направились к дому, где жила Дарья Соколова. От урядника и сотского узнали, что мужа дома нет, что он в Новгороде, в казармах.

Агентов около избы встретила сама Дарья — красивая молодая женщина с холодным, бесстрастным лицом, полная, рослая, сильная. Красивая, большая, упругая грудь. Широкие бедра, смелая, уверенная походка.

Юдзелевич любезно поклонился деревенской красавице. Та улыбнулась, показав белые ровные зубы.

— Позволите, красавица, к вам в гости зайти? — начал он.

— А чего вам надобно от меня? — не без кокет­ства спросила халыньевская Дульцинея.

— Поклон мы вам из Питера привезли.

— Поклон? Скажи пожалуйста! От кого это?

Юдзелевич свистнул. Из-за соседних изб по­явились сотский, десятский и урядник.

— От кого? От майора Ашморенкова с женою и с сыном и от горничной их, Паши! — быстро сказал агент.

Дарья Соколова вскрикнула, смертельно побледнела и схватилась обеими руками за сердце. Непередаваемый ужас засветился в ее широко раскрытых глазах. На минуту на нее нашел как бы столбняк. Потом она вдруг опрометью бросилась в избу.

Мы тоже бегом устремились за ней. Она стояла у печи, порывисто дыша и отирая ру­ками крупные капли холодного пота. Губы ее шевели­лись, точно она читала молитву или хотела что-то сказать страшным «гостям».

— Арестуйте ее! — приказал сельским властям агент.

Она взвизгнула и, когда те подошли к ней с по­лотенцами в руках, чтобы связать ее, стала отчаянно бороться, схватив с окна большой нож. Необычайная, совсем не женская сила сказалась в этой борьбе. Она отшвырнула от себя сотского, высокого рыжего детину, точно ребенка.

— Эх, здоровая баба! — воскликнул тот, сконфу­женный.

Наконец она была связана. Как раз в эту минуту в избу вошел становой пристав. Начались допрос и обыск. Первый пока не привел ни к чему: лихая «кормилица» упорно запира­лась. Зато второй, т. е. обыск, дал блестящие ре­зультаты: в сундуке были найдены деньги, несколько билетов, двое золотых часов, масса серебряных вещей.

В тот же вечер она, сопровождаемая агентами и полицейским офицером местной жандармерии, была отправлена в Петербург.

Когда она предстала передо мной, то была понура и бледна.

— Ну, Дарья, теперь уже нечего запираться... У тебя найдены почти все вещи убитых в Гусевом пере­улке. Предупреждаю тебя: если ты будешь откровенна, это смягчит твою участь. Ты убила? — сразу огорошил я ее.

— Я.

— Кто же еще тебе помогал в этом страшном деле?

— Никто. Убила их я одна.

— Одна? Ты лжешь. Неужто ты одна решилась на убийство четырех человек?

— Так ведь они спали... — пробормотала она.

И когда она сказала «ведь, они спали...» — у меня встала с поразительной ясностью ужасная картина убийства. Эти разбитые утюгом головы, это море крови, этот страшный круг из крови и мозга, образовавшийся от верчения бедного мальчика по полу в мучительной, смертельной агонии.

И вот передо мной стоит страшный, «закоренелый» злодей — грозный убийца. И кто же он? Женщина! Молодая, красивая бабенка, целый год спокойно прожившая после совершения этого зверского убийства! Стоит и довольно спокойно смотрит на меня, спо­койно говорит, что ничего, собственно говоря, страшного в убиении четырех человек не было, ибо эти люди «спали ведь...».

И вспомнились мне также слова доктора при виде разбитой головы майора: «Экий ударище! Экая сила!» А этот действительно ударище... нанесла женщина.

— Расскажи же, как ты убила, как все это про­изошло.

Она несколько минут помолчала, точно собираясь с духом, потом решительно тряхнула головой и начала:

— Отошедши от полковника, потому что ребеночка его уже выкормила, решила я ехать на родину в Нов­городскую губернию. Тут и зашла я к господам Ашморенковым, у которых я прежде служила гор­ничной. Это было с Троицына на Духов день. Го­спода приняли меня ласково, в особенности майорша. Они позволили мне переночевать.

— Скажи, — перебил я ее, — зачем ты просилась у них ночевать? Ты уже в то время решилась их убить и ограбить?