Клод Лалюмьер - Витпанк

• Название: Витпанк
• Автор: Клод Лалюмьер
• Издательство: АСТ
• Жанр: Разная фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-037638-3

Будущего НЕТ?

Или — есть, но ТАКОЕ, что лучше бы его и вовсе не было?

Значит, не сработают уже ни киберпанк, ни стимпанк, ни рибофанк! Настало время ВИТПАНКА!

Полный спектр американской нонконформистской фантастики! Фантастики безжалостной — и озорной, сюрреалистической и сатирической.

Если окружающий мир слишком глуп, слишком жесток или слишком неадекватен — что остается делать нормальному человеку?

Только СМЕЯТЬСЯ!

---

Я знал, что надлежащей законной процедурой здесь и не пахло, поскольку нас сразу же поволокли по одному в маленькую облицованную белым кафелем комнатку с крепким стулом и какой-то зловещего вида установкой посередине. Это было похоже на зубоврачебный кабинет, оборудованный в общественном туалете — только здесь было больше крови на стенах.

Мы были приписаны еще до того, как предстали перед судом.

Наступила моя очередь. Двое гороподобных наемных копов прикрутили меня к стулу, в то время как доктор, прикуривая сигарету, объяснял мне, что лучше не дергаться, потому что так будет еще больнее. Ему было по меньшей мере семьдесят, и он не стал предлагать мне общий наркоз — но чтобы почуять, как от него несет таджикским скотчем, этого и не требовалось. Я получил местный в основание шеи, и еще один в палец.

Я уже слышал, что Филлис настучала на нас. Я не винил ее: кто-то из парней сказал, что ей грозились припаять настоящее тюремное заключение, — а может быть, и психушку. Так что она запела. Я сделал бы то же самое. А вы?

Человек в белом халате удалил мне большую часть ногтя на левом указательном пальце. Я плотно зажмурил глаза, пытаясь не завопить. У меня не получилось.

Где-то рядом несколько наших ребят пели погребальную песнь о том, как они «победят однажды»[53]. А тем временем какой-то захолустный килдэрец[54] на нищенской зарплате калечил меня во имя закона.

Филлис раздавала на углу листовки. Судя по ее словам, она была горячей революционной девчонкой — и я нравился ей!

Поэтому-то я и пошел на митинг «Границы Воды».

Кто-то рассказывал, что это название однажды пригрезилось Железному Джону, который более всего походил на лидера в этой принципиально неиерархической организации. Приходилось слышать, что он имел в виду водяные знаки, какие бывают на высококачественной писчей бумаге — но я в это не верю. ЖД было, я полагаю, где-то под пятьдесят, это был ветеран бесчисленных экологических и антикапиталистических кампаний, он проводил слишком много свободного времени, засунув голову в свой фармацевтический шкафчик, так что вряд ли был способен справиться с такой шестнадцатимегабайтной концепцией.

Нас было около тридцати, рассеянных по окрестностям Лондона: панков, хиппи, древолюбов, Матерей Земли, эльфов, фей, рэйверов, социопатов, угрюмцев, обожателей дельфинов, а также по меньшей мере двадцать восемь анархистов различных мастей. Плюс я. Каждый хотел от остальных чего-то своего, и единственным способом избежать долгих ночей бесплодной идеологической болтовни для них было сосредоточиться на ненасильственных активных действиях.

Действия предлагались довольно жесткие — на первом же собрании, на котором я присутствовал, какая-то ущербная девица, не вылезавшая из черного шерстяного свитера, который был размеров на пятнадцать больше нее, выдвинула идею о том, чтобы какой-нибудь мальчик запустил самолетик через наземную платформу метро — так, чтобы тот упал на силовой рельс. Так что формулировка манифеста в итоге была изменена на «относительное ненасилие».

Однако нет ничего относительного в том, чтобы все твое имущество конфисковали (в моем случае говорить почти не о чем, но ЖД наверняка серьезно жалел о потере пластинки «Вельвет Андерграунд»), а тебе самому вживили чип. Вавилон и защитники свободного рынка не умеют работать с относительностью.

Те из «пограничников», с которыми я был согласен, хотели показать людям, что существует альтернатива мусорному потреблению, мусорным развлечениям и мусорной религии. Это означало: пусть корпорации загнутся сами собой, нужно создавать жизнеспособные коммуны, дать возможность всем, кто этого хочет, жить настоящей внутренней жизнью — и так далее, и тому подобное, и все в том же духе. Вы знаете все эти разговоры.

Мне было несложно туда вписаться — но если уж на то пошло, я никогда бы не присоединился к ним, если бы не буча, которую Филлис устраивала у меня в штанах. Я как бы просто интересовался их делами; одновременно я по-прежнему время от времени подрабатывал учителем, хотя школьные бюджеты с каждым годом становились все скромнее. Кроме того, мне порой удавалось довольно неплохо подзаработать, подготавливая ребенка какого-нибудь богатея к экзаменам, или еще что-нибудь в том же роде. У меня была почти пристойная комната, которую я снимал в паре с другим парнем, и за полтора года ее ни разу не ограбили. Нет, дело было просто в том, что у меня на тот момент не было девушки, а Филлис попалась навстречу и…

— Сейчас будет больно! — рявкнул более низкорослый из двоих мордоворотов, приблизив свой нос на два миллиметра к моему.

В спинке кресла была специальная штуковина, которая втыкала чип. Это было удачно — если бы поддатый доктор принялся делать это своими руками, все кончилось бы для меня параличом или смертью.

На одну наносекунду боль оказалась невыносимой. Она началась у меня в спине, перешла в голову и затем прострелила все остальное тело.

А потом, прежде чем я успел подумать о том, чтобы закричать, все уже кончилось.

Затем доктор (я называю его доктором, хотя, возможно, его на какой-то стадии выгнали из медицинского училища) оказался передо мной, держа в одной руке маленькую кисточку для рисования, а в другой пинцет, в котором был зажат мой ноготь. Обе его руки тряслись. Мучительно медленно его дрожащие пальцы поднесли кисточку к ногтю, нанеся на него мазок магической жижи, которая должна была удерживать его поверх дыры в моей шее и препятствовать нагноению.

Предполагается, что откромсать у человека большую часть ногтя — это гуманно: чип сделан очень чувствительным к давлению, чтобы воспрепятствовать попыткам удалить его. Поэтому над ним в качестве защиты пересаживается ноготь. Однако не нужен Зигмунд Фрейд, чтобы сообразить, что подобное членовредительство является еще одним способом запечатлеть в сознании нечестивца все величие закона.

Волосы на моем затылке поднялись по стойке смирно, когда ноготь вошел на уготованное ему место; затем поверх него была наклеена полоска лейкопластыря.

(Еще одна крупица информации, братия и сестрии: в старые времена государство обычно расправлялось с инакомыслящими, избивая их до бесчувствия, швыряя их в тюрьмы или убивая. В наши дни вместо огнестрельного оружия у них тазеры и пистолеты с резиновыми пулями, или же эти звуковые системы, от которых у тебя сдавливает яйца… Государство больше не убивает и не устраивает никаких ужасов. У них теперь есть технологии, позволяющие обращаться с диссидентами вполне гуманно. И поэтому гораздо более жуткие. Ладно-ладно, прошу прощения, я уже затыкаюсь).

— Следующий! — пробурчал мой Финлей. Поднялась суматоха по расстегиванию ремней и отсоединению проводов, затем громилы вышвырнули меня из кресла. Только тут я заметил, что руки доктора расслаиваются на чешуйки — он был весь покрыт экземой, как Сибирь пнями. И он даже не надел перчаток! Он, должно быть, оставил добрую четверть своих исцеляющих рук в основании моих мозгов.

Меня поместили вместе с несколькими другими бедолагами (только мужчины) в голой клетушке, где не было ничего, кроме двух ведер — одного для воды, другого для параши.

Мы обменялись впечатлениями: кто как перенес операцию, что Вавилон будет делать дальше, сколько нам припаяют, спасет ли нас «Международная Амнистия»[55]. Однако, поговорив пару часов, все понемногу замолкли. Некоторые пытались уснуть, другие прибегли к различным медитационным техникам, чтобы успокоиться. Некоторые просто сидели, глядя в стену. Я постарался поспать, насколько это было возможно — к этому времени я уже сообразил, что укол, который мне сделали в палец, не будет действовать вечно, и скоро придет ужасная боль. Я не ошибся.

За два дня нас покормили один раз — пришел какой-то милый старикан с большой коробкой сандвичей из «Теско»[56]. Многие из них были с мясом и рыбой, но хотя нас мутило от голода, всю животную пищу мы просто выкинули. Бутерброды были просрочены на два-три дня, их предполагалось раздать бездомным, нищим и прочим обитателям первого квадранта в качестве акта благотворительности. Должно быть, управляющий нашего отдела «Cops R Us» пожаловался в Армию Спасения, что у него не хватает бюджета кормить нас.

На третий день, еще до полудня, мы предстали перед судом. Нашим адвокатом была энергичная молодая женщина с жемчужными серьгами и в костюме в тонкую синюю полоску. Она сказала нам: «Либо вы признаете себя виновными, либо проведете десять лет под следствием», т. е. в тюрьме. Признайте себя виновными, сказала она, и через несколько месяцев вы будете на свободе.

Зал суда был пуст, не считая нескольких наемных копов и судейских. Галереи для прессы и для публики пустовали. Поскольку Вавилон сбывал этот процесс под маркой великой победы над терроризмом и разрушением семейных ценностей, органы госбезопасности не допустили на слушание представителей прессы, друзей и родственников. Даже самая убедительная защита с моей стороны не убедила бы никого. Я признал себя виновным.