Сергей Семенов - Из жизни Макарки

• Название: Из жизни Макарки
• Автор: Сергей Семенов
• Жанр: Детская проза

---

У других это случалось много раз, а у Макарки впервые; он не знал, как поправить беду.

– - Что глядишь-то? Надо надевать.

Макарка попробовал надеть ремень -- ремень наделся, но сейчас же соскочил снова.

– - Что! испортил совсем! -- начал злорадно дразнить Макарку Митяйка. -- Достанется тебе на орехи. Приделают ручное колесо и заставят вертеть.

– - Ну, будет глумиться-то! -- заступился за Макарку Похлебкин. -- Ступай к паровому мастеру, проси канифоли.

– - Какой канифоли?

– - А там увидешь какой; ступай проси.

Макарка не знал, всерьез ли ему говорят или смеются.

– - Ступай, чего глаза-то выпучил? -- пихнул его в спину Похлебкин. -- Из-за тебя теперь и нам стоять!..

Макарка спустился в паровую. Паровой мастер, рыжий старик в очках, с грязным лицом, в синей блузке, стоял около маховика и, покуривая папироску, глядел, как огромная стальная рука, бесшумно сгибаясь в локтевом суставе, ворочала машину, как серьезно вертелся блестящий маховик, приделанный только для того, чтобы легче ходить машине. Макарка спросил, как его научили, канифоли.

– - Что, аль ремень соскочил? -- спросил тот глухим голосом.

– - Да, -- ответил Макарка.

– - Масло, знать, попало?

– - Да…

– - Дерут вас мало, вшивых чертей, вот вы и не имеете осторожности… Держи руку!..

Он взял из ящика большую щепоть желтой прозрачной смолы и всыпал ее в руку Макарке. Макарка повернулся и вышел из паровой.

– - Принес? -- спросил Похлебкин.

– - Принес.

– - Давай сюда!

Он взял смолу на ладонь и стал натирать ремень; протерев ремень, он накинул его на верхний шкив, попридержал рукой, машинки снова зажужжали.

– - Макарка! а, Макарка! -- шепотом сказал Макарке Мишка.

– - Ну?

– - А если под ткачевы ремни масла пустить?

– - Ну что ж?

– - Тоже слезут, а пока они ворочаются, мы боронки загоним да в ящик.

– - А как он узнает?

– - Можно сделать, что не узнает…

На другой день у Мишкина ткача Кобелева, молодит парня, который сам недавно был шпульником, поэтому относился к шпульникам особенно строго, машина вдруг остановилась, ремень соскочил с нижнего шкива, а вверху за него задело винтом, которым был прикреплен шкив к оси; ремень вдруг натянулся и стал поднимать всю машину вверх; но тяжелая машина, кроме того, была крепко привинчена к полу -- тогда ремень лопнул и оборвался; замотавшись наверху оборванными концами, он вдруг начал хлестать по стене. По корпусу раздались мерные, звучные шлепки, как будто бы кто кому давал оплеухи.

Кобелев, бледный от испуга, уставился вверх и не знал, что ему делать. Соседние с ним ткачи остановили свои машины и, подойдя к Кобелеву, глядели, что у него случилось. К машине бросились и Митяйка с Похлебкиным; Макарка тоже хотел было пойти, но Мишка его остановил:

– - Стой знай на месте да заматывай боронки, а там отдохнем.

– - Что там сделалось?

– - Ремень соскочил.

– - Отчего?

– - Я знаю -- отчего.

Мишка сбоку взглянул на него и замолчал.

А ремень хлестал все яростней и яростней. Кто-то крикнул, что нужно позвать парового мастера и остановить паровую, и, пока разматывали, доставали оборвавшийся ремень, прошло полчаса; ребятам нечего было делать -- и Макарка с Мишкой, забравшись в ящик с рванью, подремали.

Такой остановкой остались довольны даже старшие мальчики. Похлебкин сказал:

– - А если бы почаще так случалось, хорошо бы.

– - Хорошо-то хорошо, да ткачам убыточно -- они ведь сдельно, -- заметил Митяйка и качнул головой.

– - А нам-то что, мы ведь помесячно.

XV

Недели сменялись неделями, а жизнь мальчиков все казалась не легче, а тяжелей. Макарке все опротивело на фабрике, каждый угол казался ему ненавистным. Ненавистны Митяйка с Похлебкиным, его сменщик Ванька, ткачи; когда слышал запах душистого табаку идущего по корпусу мастера, ему делалось тошно. Если же его кто-нибудь задевал, он болезненно вскрикивал:

– - Ну, что ты! Я тебя не трогаю.

– - Еще бы ты меня тронул! -- хмыкал тронувший его ткач и давал ему подзатыльника.

Однажды пристал к нему Похлебкин. Макарка раскричался на всю спальню. Один ткач схватил Похлебкина за полосы и дал ему здоровую трепку, чтобы он не вязался с ним. Макарка отходил все дальше и дальше от всех. Его уже теперь не тянуло к Матрене. Прежде он ходил к ней охотно, отвечал на вопросы, смеялся, когда было смешно, но теперь он сидел, как бука, понурив голову, говорил "да" или "нет" и сам уже ничего не рассказывал. Только с Мишкой он отводил душу. Мишка уже начинал жить деревней, воображал, как он поедет домой, как мать будет посылать его на покос носить завтрак, как они с Матрешкой станут растрясать копны и пойдут по грибы. Он мечтал, когда ему выдадут расчет, он пойдет на Смоленский и купит ей зеленые стеклянные бусы и бисерное колечко.

– - А когда большой буду, я ей шерстяное платье куплю, -- говорил Мишка, лежа навзничь на подушке и уставившись глазами в потолок.

– - А тот-то браток водится с ней? -- спросил Макарка.

– - Не-е, он ее все колотит… И я его колочу. Зачем обижать поменьше себя!

Макарка думал, какие есть счастливые люди, и только вздыхал: а у него ничего этого нет, а есть только он один, никем не любимый и никому не могущий выказать свою любовь.

Макарка делался все печальнее, а Мишка веселей; у него стал свежее цвет лица и ярче горели глаза. Он ловчее Макарки справлялся со шпулями и кое-когда помогал ему, и тогда они вместе забирались в ящик.

За неделю до Петрова дня ночь выпала ненастная. По небу бродили тучи, и сеяло землю дождем. Всех морило ко сну. На смену с неохотой вставали даже ткачи. Они кряхтели, долго чесались, прежде чем слезть с нар, громко зевали, когда шли умываться, и никто ни с кем не говорил. Ребят же пришлось будить по два раза. В голове Макарки точно был насыпан песок, который при всяком движении сыпался и заволакивал глаза, и он не чувствовал, как он шел по двору, вошел в корпус, что ему говорил Ванька. Все было в тумане перед ним, и он не сознавал хорошо, что вокруг него происходило.

Одинаково чувствовал себя и Мишка. Только он стал за станок и надел шпульки, как принялся клевать носом. Не было обычной бодрости и у Митяйки с Похлебкиным. Даже ткачи -- и те плохо разминались, и работа шла вяло; одни ходили курить, другие -- на кухню пить воду.

"Господи, докуда ж это мы так мучиться будем?" -- подумал Макарка, и слезы закапали у него из глаз.

Ткачи были сердитые и, когда брали боронки, ворчали. Митяйка с Похлебкиным все-таки скоро заставили все боронки и сели на площадке лестницы и стали играть в бирюльки. За ними развязался и Мишка и улизнул куда-то; за станком остался один Макарка и с тоскою думал, что ему и отойти нельзя. Но вот и у него все шпульки были замотаны; он поснимал их, перевел ленточки на холостые валики и подумал об ящике с рванью.

– - Ну, вы, расселись тут! -- послышался грубый голос парового мастера, который пошел в кочегарку пить чай. Митяйка и Похлебкин дали ему дорогу. Макарка отошел от них и направился к ящику. Он думал, что Мишка там, но Мишки не было. Макарка удивился, но сейчас же в нем поднялось шкурное чувство -- ему просторнее. Он остался даже доволен этим и, свернувшись калачиком, закрыл глаза. Но только он закрыл глаза, как почувствовал -- чья-то рука лезет под него; он поднял голову и увидал Мишку. С лихорадочно горящими глазами он теребил из-под него рвань и нажимал ее в ком.

– - Ты что? -- спросил Макарка.

– - Молчи знай, увидишь… -- таинственно прошептал Мишка и все теребил рвань.

"Опять что-нибудь задумал", -- решил Макарка, и у него слабее забилось сердце и сперлось дыхание, дремота пропала, и ему уже не хотелось больше смыкать глаз. Мишка отошел от ящика и исчез.

"Куда он пошел?" -- подумал Макарка.

Вдруг что-то звякнуло в паровой. "Кто там? -- подумал Макарка. -- Паровой мастер ушел, ему рано еще воротиться". Стенка паровой из стояковых досок имела щели; сквозь них можно было видеть, что там делается. Макарка прислонился лицом и одним глазом сквозь щель стал рассматривать внутренность паровой.

Вертелось колесо; стальная рука мерно махала, приводя его в движение; кружились стальные шарики, -- и все это делалось мягко, бесшумно. А в углу, около большой жестяной банки с маслом, стоял Мишка; он окунал в банку ком рвани, выжимал и опять окунал, чтобы набрать как можно больше масла.

"Что он хочет?" -- подумал Макарка, и у него остановилось дыхание и в руках и ногах появилась дрожь.

Мишка вытащил последний раз рвань и, уж не выжимая и неся ее в горсти так, чтобы с нее не капала капля, метнув взглядом на дверь, шагнул к машине. Он осторожно приблизился к широкому ремню и, протянув руку, мазнул по нем рванью; масленое место быстро взлетело вверх, но на ремень это не подействовало. Мишка мазнул еще, но и это оказалось бесполезным.

Макарка, с замирающим сердцем и боясь дышать, следил за его движениями. "Что же он не скидается?" -- думал Макарка и уже представлял, как сейчас соскочит ремень, остановится фабрика, пойдет суета, а они свернутся здесь клубочком, и им долго будет не нужно выходить из ящика…