Роберт Хелленга - 16 наслаждений

• Название: 16 наслаждений
• Автор: Роберт Хелленга
• Издательство: Гаятри
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-9689-0033-4

Американка Марго Харрингтон, молодой реставратор книг, живя и работая в небольшом флорентийском монастыре кармелиток в дни наводнения 1966 г., обнаруживает восхитительный томик с шестнадцатью эротическими гравюрами руки Джулио Романо, сопровождающими весьма пикантные сонеты Пьетро Аретино. Почти пять веков назад Ватикан настоял на уничтожении всего тиража. Интригующим загадочным образом этот единственный экземпляр уцелел и приобрел в наши дни баснословную ценность, а также уйму претендентов на обладание…

«Похотливые сонеты», или «16 наслаждений» – книга, переиначивающая жизни людей. И для Марго эта книга припасла испытание «страстью и златом». А что в награду? Chi vivra vedra, как: говорят итальянцы. Поживем – увидим.

---

Первой мыслью доктора Постильоне были эти автопортреты, ведь, если бы рухнул старый мост, весь коридор просто смыло бы в бушующую Арно.

Они перенесли около двадцати картин в надежное место, но пол под ногами шатался так сильно, что доктор Постильоне, заботясь об их безопасности, велел прекратить работу.

Они пробрались в реставрационные мастерские в подвале. Одна из мастерских уже была недосягаема, но в другой, в Веккия Поста, сотрудники музея прилагали все усилия по спасению картин. Когда они добрались до мастерской, их коллеги как раз волокли по скользкому кафельному полу огромную картину в раме: «Incoronazione» Боттичелли. В целом в мастерской около трехсот картин ожидали своей очереди по очистке и восстановлению, включая знаменитый tondo[103] Рафаэля из Старой Пинакотеки в Мюнхене, который доктор Постильоне сам отнес вверх по лестнице в безопасное место в мезонине.

В девять часов появился сам soprintendente, синьор Джордже» Фокачи. Его трясло, он был бледен, небрит, насквозь промокший, но когда он узнал, что портреты в коридоре Вазари до сих пор под угрозой, он отправился их спасать. Доктор Постильоне и остальные бросились вслед, пытаясь остановить его. Но критическая ситуация омолодила старого человека, придав ему силы, и он яростно боролся с теми, кто пытался его остановить, убеждал не рисковать жизнью.

– Я старый человек, – кричал он. – Я прожил свою жизнь. У меня нет ни жены, ни детей. Пустите меня, говорю я вам!

Никто с этим не спорил, однако ни директриса, ни ее заместитель, ни доктор Постильоне не собирались отпускать старика одного, так что все четверо полезли по трясущейся лестнице, сами дрожа при этом, чтобы завершить ранее прерванные спасательные действия.

Вскоре они уже были над Понте Веккьо, который был забит автомобилями, бочками с бензином и деревьями, с корнем вывороченными потоком из земли. Под напором всего этого хлама, запрудившего арки моста, вода прорывалась сквозь узкие проходы над центральной аркой. Они слышали, как внизу, под ними, словно бомбы взрывались под натиском воды небольшие магазинчики.

Большинство портретов можно было поднять вдвоем. Директриса и ее заместитель работали вместе, доктор Постильоне – в паре с soprintendente. Доктор изумился силе и выносливости старого человека, когда они подняли за раз два портрета Рембрандта.

Им потребовалось два часа, чтобы освободить коридор. Во время последнего захода доктор Постильоне, последним покинувший коридор, ненадолго задержался, чтобы посмотреть в одно из занавешенных окон. То, что он увидел внизу, или думал, что увидел, не было похоже ни на необъяснимые деяния Бога, ни на просто природное бедствие, а было гибелью самой цивилизации, неспособностью цивилизации, так сказать, действовать согласно собственным знаниям, накопленным веками. Опасность наводнений и необходимость строительства плотин были известны еще в Средние века. В эпоху Ренессанса Леонардо пророчески составил чертежи шлюзов для слива воды во время наводнений. Но вместо того чтобы воспользоваться его знаниями, чтобы смягчить проблему затоплений, человек предпочел усугубить ее, покрыв пойменные земли бетоном и вырубив леса, которые когда-то играли роль природных губок для поглощения излишков дождевой воды. И более того, люди продолжали хранить самые ценные документы в подвалах вдоль реки и отказывались переместить реставрационные лаборатории на более безопасные земли Фортецца-да-Бассо (один из любимых проектов доктора).

Доктор Постильоне заметил раздутую корову, которая плыла на боку и вздрагивала и била ногами, как будто была еще жива. Столкнувшись с бревном, перевернулась и со всей силой ударилась об одну из опор моста. Доктор подумал, что он может отличить один порыв от тысячи других просто на основании характерной тупости и глупости.

Когда дождь закончится, сказал он сам себе, в газетах поднимется неимоверная шумиха, будут сформированы новые государственные службы, старые будут реорганизованы, прибудут эксперты и всему найдут объяснение, спасательные организации разобьют палатки по оказанию помощи – и все успокоятся. Приедут английские леди в твидовых юбках и удобной обуви и американки в джинсах и высоких ботинках. Но ничего так и не будет сделано. Не будет ни системы предупреждения, ни компьютеров для координации показателей гидрометров вдоль реки. Его соседи в Сайта Кроче, пополо минуто – «маленькие люди», по-прежнему будут страдать, продолжая жить в хаосе, в убогих развалившихся домах, и не имея возможности восстановить свои разрушенные мастерские.

Все это похоже на конец света. И все это из-за человеческой глупости. Люди глупы, как та мертвая корова. И речь не только о флорентинцах или итальянцах речь обо всем человечестве. Люди вырубают леса в Южной Америке, отравляют землю пестицидами, реки – химическими отходами, атмосферу – углеводородом…

И тем не менее у доктора Постильоне есть внутренне чутье, инстинкт, который помог ему выжить в лагере для военнопленных в Северной Африке и пережить тяжелое супружество, не утратив добродушного нрава. Это инстинкт – внутренний голос, почти как сократовский даймон, – к счастью. Ведомый этим внутренним голосом, он находит счастье в любой ситуации, даже самой отчаянной, почти с такой же уверенностью, как опытный путешественник, привыкший летать на самолетах, всегда выбирает боковое место рядом с люком аварийного выхода на крыло.

Этот внутренний голос не покинул его и когда он стоял у окна в коридоре Вазари, глядя вниз на мертвую корову, ударяющуюся об опору моста. Голос говорил ему о том, что это шанс проявить милосердие и благородство духа, совершить вдохновенные героические поступки, такие, как только что продемонстрировал пожилой soprintendente, синьор Джорджо, который на протяжении всех лет, что доктор его знал, думал только о собственном комфорте и спокойствии. Голос говорил с ним о том, что и священникам, и коммунистам, и карабинерам представилась возможность поработать рука об руку, чтобы расчистить завалы и уменьшить страдания людей. Голос говорил ему об огромных суммах денег, которые потекут сюда из Англии, Германии и Америки, особенно из Америки, страны изобилия. Голос говорил с ним о гигантском шаге вперед – даже, можно сказать, прорыве – в науке реставрационных работ, поскольку с проблемами, вызванными наводнением, боролись ведущие реставраторы – такие как он сам.

– Постильоне! Постильоне! – звал его голос, на этот раз не его даймон, а голос soprintendente.

– Иду, синьор Джорджо, – прокричал доктор.

– Вы помните, почему Вазари жаловался на великого герцога четыреста лет тому назад? – soprintendente тоже кричал, чтобы собеседник его расслышал.

– Очень хорошо помню, синьор Джорджо. Великий герцог не дал ему достаточно времени, чтобы выполнить работу на должном уровне, когда он строил этот коридор. Он должен был довольствоваться самыми плохими стройматериалами, худшими рабочими.

Так что я бы на вашем месте не продолжал там стоять.

Но доктор Постильоне не торопился. Он преодолел собственный страх или, скорее, забыл про него, а может, страх просто испарился. Так или иначе, он не чувствовал страха.

На самом деле он никогда еще за всю свою жизнь не был так бесстрашен. Он чувствовал радостное возбуждение, как будто дрожание под ним было дрожанием коня, а он – торжествующим победу кондотьером, как будто дрожание под ним было содроганием богини любви, а он сам – великим Марсом, оседлавшим ее. И все благодаря его внутреннему чутью.

Теперь, спустя месяц после всего этого, он может сказать себе: «Посмотри, что произошло!» В газетах была поднята огромная шумиха. Опять всплыли и активно обсуждались проблемы с водосливами, водохранилищами и плотинами ГЭС в Ла-Пенне и Леване, проблемы, связанные с набережными, вырубкой леса в сельских районах, прилегающих к городу, и необходимостью разработать план регулирования речного русла. Инженер, отвечавший за строительство плотины в Леване, покончил жизнь самоубийством. Каждый, кто имел хоть какое-нибудь отношение к происходящему, нашел, на кого свалить свою вину. Немцы прислали оборудование и деньги. Англичане – теплую одежду и чай. Французы ничего не прислали. Японцы снабдили промокательной бумагой. Американцы доставили одежду и продовольственные запасы. Даже русские приняли участие, прислав судно, доверху груженное рождественскими игрушками для детей. И еще американцы прислали деньги, главным образом деньги. Каждый американец, который когда-то приобрел в Сайта Кроче кожаную сумочку или кошелек, или золотую цепочку на Понте Веккьо, или дешевый платок в Сан-Лоренцо, вынул свою чековую книжку и давал, давал, давал деньги, деньги, деньги. Щедрый народ и очаровательный. Особенно женщины.

На верхней лоджии, теперь закрытой, выходящей на площадь Даванцати, есть опускающаяся дверь, через которую когда-то можно было выливать раскаленное масло на людей (предположительно врагов), находящихся внизу во внутреннем дворике. Это можно было бы сделать и сейчас, конечно, если иметь под рукой чан раскаленного масла, которого у доктора Постильоне не было, хотя в его восстановленной лаборатории и хранилось достаточно синильной кислоты для того, чтобы изготовить раствор, способный отвадить даже самых назойливых посетителей.