Павел Автомонов - Каштаны на память

• Название: Каштаны на память
• Автор: Павел Автомонов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: О войне
• Год: 1985

Герои нового романа украинского писателя, участника Великой Отечественной войны, разведчика-парашютиста, известного всесоюзному читателю по книгам «Когда разлучаются двое», «Так рождались звезды», — пограничники, первыми отражавшие вероломное нападение фашистских войск 22 июня 1941 года на советскую землю. Напряженные бои на границе, горький путь отступления, героическая оборона Киева, партизанские действия на Полтавщине, выход советских войск и украинских партизанских отрядов на правый берег Днепра — вот основные этапы описанных в романе событий. Книга рассчитана на массового читателя.

---

Мгновенно глаза у штурмбаннфюрера Вассермана заискрились, а губы искривила самодовольная, надменная улыбка:

— Я знаю одного фанатика! Он пограничник и мог проходить через это село. Это капитан Рубенис.

Он посмотрел в окно. На улице сыпал густой снег.

12

Леся Тулина не поехала в Москву, куда по приказу Ставки Верховного Главнокомандующего передислоцировался еще в конце октября штаб генерала Шаблия. Она служила в разведке штаба 62-й армии, обороняющей Сталинград. Непосредственным начальником был майор Перекалов, служивший когда-то на заставе ее отца в пограничном отряде Шаблия. Майор старался держать Лесю при штабе как уже опытную радистку. Но девушка была не из тех, чтобы сидеть по эту сторону фронта, хотя в сталинградском аду в эти зимние дни сорок второго года было труднее, чем где-то. В тыл врага Лесю гнало чувство мести и желание сделать как можно больше для армии, для фронта.

Леся и ее боевая подруга Аленка, одетые в пальто с меховыми воротниками, в теплые платки, перешли ночью линию фронта. У Леси была новая портативная рация «Север».

Девчата выбрали место связи — руины какого-то завода. Леся была уверена: новая рация, которую хвалили в штабе, не подведет, на то она и новая. К тому же она специально предназначалась для работы во вражеском тылу.

Между разрушенными стенами, металлическими балками девушки раскинули антенну, и Леся стала работать на передачу. И как же удивилась, когда приняла от своих, что ее еле слышно, что придется повторить большую часть цифровых групп. И это надо отстучать пальцами на морозе в двадцать градусов, да еще при бешеном ветре с юго-востока! Леся нервничала, заледеневшие пальцы не слушались, даже когда Аленка растирала их шерстяным платком. Девушке казалось в эти минуты, что слышат ее плохо из-за того, что вокруг стреляют из пулеметов, минометов, что движению радиоволн мешают осветительные ракеты, которые немцы бросают в звездное небо, и даже шаги Аленки, скрип ее сапог…

И вдруг ей представилось: лютый мороз, где-то в заснеженном лесу, на поваленном дереве, сидит Андрей и выстукивает на своей рации чрезвычайно важную программу. Мороз жжет, пальцы скрючились, кажется, что кровь застывает в жилах. Радиопитание иссякает. Еще с полчаса работы — и все, конец: Андрей сможет лишь принимать, а не передавать, У радиста Стоколоса другого выхода нет: он просит, чтобы там, в штабе, где тепло и уютно, где не дует и не стреляют, на прием посадили оператора номер один, чтобы Леся, его верная любовь, уступила свое место другому, более опытному. Только теперь Леся поняла, как прав был Андрей: и тогда, когда при матери требовал замены, и тогда, когда в Ворошиловграде не стал извиняться за свое решение, которое так обидело ее. Она кусала губы от своего бессилия, стараясь выжать из «Севера» все, что можно.

— Прости меня, Андрей! Прости, — шептала она, — я виновата была тогда…

— Это, Леся, оттого, что мы не можем поднять и растянуть как следует антенну в этих развалинах, — сказала Аленка, стараясь как-то успокоить подругу. — Доберемся до своих и все расскажем!

— На черта же мне майор дал этот «Север»? Эту же рацию только испытывают. Вот так положила бы ее на кирпич и кирпичом сверху — бах! — сердилась Леся.

— Хоть что-нибудь приняли?

— Сказали, что да. Наверно, для того, чтобы я тут не нюнила.

— Раз сказали, значит, приняли, Леся. Идем.

Они прошли еще несколько километров мимо опустевших хуторов. Скрип от их сапог, казалось, летел к самым звездам, блестевшим в вышине. Вдруг откуда-то раздалась автоматная очередь. Девушки упали. Леся из предосторожности, а Аленке пуля ожгла ногу. Леся склонилась над подругой.

— В ногу, — сказала Аленка, поморщившись от боли.

— Вон недалеко какой-то сарай, — сказала Леся. — Берись за шею, пойдем, а то замерзнем.

Девчата добрались до сарая, который был без крыши, но со стенами и мог защитить от ветра. Под стеной куча соломы.

Леся отбросила вещевой мешок Аленки, чтобы не мешал, и стала бинтовать ногу подруге.

Вдруг в темноте что-то зашелестело. Леся выхватила пистолет. В этот миг кто-то тенью метнулся к вещевому мешку и, схватив его, бросился в соломенную кучу. Леся выстрелила наугад и услышала испуганный крик:

— Гитлер капут! Нихт шиссен! Не стреляйт!

Леся и Аленка переглянулись.

— Не стреляйт! Мы хочем хлеп. Бутер!

Леся достала фонарик и нацепила луч в уголок на солому. Там сидели два немецких солдата, обросшие, худющие. Они пытались разломить замерзшую буханку. Руки их дрожали, а буханка была как кирпич, никак не поддавалась. Солдаты стали жадно грызть хлеб с обеих концов. Даже свет фонарика не всполошил их.

— Смотри ты, — прошептала Аленка. — Как шакалы! Еще и замерзнем из-за этих троглодитов, я от ран и холода, а ты от голода!

Тем временем Леся отобрала оружие у этих вояк. У обоих были автоматы, но без рожков. «Наверно, давно выбросили, чтобы сдаться в плен, да что-то помешало, и они спрятались…» Немцы грызли мерзлую буханку, как собаки кость, жадно подбирали крошки. У одного на голове женский платок, другой весь обмотан каким-то тряпьем.

— Погаси фонарик, противно смотреть на эти морды! — скривилась Аленка.

— Просто невероятно, что летом в этих степях жара свыше тридцати! — проговорила Леся, припоминая переход партизан от Ворошиловграда до Сталинграда.

Ей припомнилось письмо Виктора Майборского, полученное в Сталинграде.

«Милая Леся! Уже несколько дней я начинаю письмо, но все что-то перебивает, и приходится начинать сначала. И вот вчера произошла неожиданная встреча. И с кем бы ты думала?.. Ни за что не догадаешься…»

Эту часть письма Леся знала наизусть. Всегда, когда мысленно читала его, казалось, что сама она побывала в той степи, где в жестоком бою сошлись танки.

«Андрей интересовался, давно ли ты писала мне, — всплывали в памяти строчки. — Я ответил, что Леся писала и о вас обоих, и о том, что вы ее не взяли с собой. «Хватит еще и на ее долю войны! — сказал Колотуха. — А вообще, вы счастливы, Виктор, что вам есть кому писать. Я многое бы отдал, лишь бы переписываться с Галей…» Я сказал тогда Колотухе: «Это хорошо, старшина, когда на свете есть ОДНА!»

«Хорошо, когда на свете есть ОДНА!» — повторила Леся, стараясь шевелить пальцами в сапогах.

«Ну нет чтобы надеть валенки! Проклятая оттепель подвела… Хорошо, что есть ОДНА. А если у одной есть двое?..» Девушка даже испугалась такой мысли. А письмо все дальше бежало строками перед глазами.

«Вот так и окончилась наша встреча. Вместе с ранеными и обожженными танкистами отправили в госпиталь и наших — Андрея и Максима. Сколько пройдено ими от границы по вражескому тылу, а вышли на нашу сторону и надо же — тяжело ранены…»

Что там дальше?

«Ты одна у меня, Леся, на всю жизнь. Только это я имел в виду, когда так сказал нашему старшине. И если я еще жив, то потому, что люблю тебя, Леся!»

— Холод сумасшедший, Лесенька! — пожаловалась Аленка. — Щеки мерзнут, а ноги вроде уже и нет.

— Будем как-то выходить, Аленка, а то и впрямь замерзнем!

— А немцы? Что с ними делать?

— В расход! — решительно сказала Леся, припомнив письмо Майборского и слова о ранении Андрея.

— Может, эти птицы понадобятся нашим? — возразила Аленка.

— Птицы? — скептически отозвалась Леся. — Кому они нужны, когда сотни и тысячи наших людей гибнут каждый день! Прикончим!

— Гитлер капут! — воскликнул один из немцев.

— Вот черти! Я думала, задремали, — сказала Леся и обратилась к солдатам: — Пойдете в плен?..

— Гитлер капут! — сказал один.

— Яволь! — ответил другой.

— Придется взять с собой, — вздохнула Леся. — Но как же мне с вами справиться?

— Зольдат помогать!

— Яволь! Солдат вам помогай!

Немцы смастерили из двух палок и плащ-палатки носилки и положили на них раненую Аленку. Они же и понесли девушку. А Леся шла, неся рацию и оружие. Вспыхивали осветительные ракеты, иногда коротко строчили пулеметы. Немцы мгновенно клали носилки и падали на землю. Стрельба утихала, и солдаты поднимались, несли дальше раненую Аленку заснеженной, изрытой снарядами, бомбами и минами равниной.

До наших позиций оставалось каких-то семь-восемь километров, а Лесе казалось, что перед ними простирается бесконечная, как тундра, снежная пустыня.

Когда рассвело, увидела арбу, запряженную волами и до предела нагруженную какими-то непонятными вещами. Волов погоняла женщина в кожухе, укутанная в теплый плат. Леся решила подождать, пока подъедет ближе.

— Цабе, серый! Цабе! — погоняла женщина быков. — Девушка милая! Куда ехать, чтобы в плен этих вояк сдать?