Макар Бабиков - Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты

• Название: Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты
• Автор: Макар Бабиков
• Издательство: ООО «Издательство «Яуза», ООО «Издательство «Эксмо»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-38223-1

Боец легендарного 181-го отдельного разведотряда Северного флота Макар Бабиков в годы Великой Отечественной участвовал в самых рискованных рейдах и диверсионных операциях в тылу противника — разгроме немецких гарнизонов на берегах Баренцева моря, захвате артиллерийской батареи на мысе Крестовый и др., — а Золотой Звезды Героя был удостоен за отчаянный десант в южнокорейский город Сейсин в августе 1945 года, когда, высадившись с торпедных катеров, его взвод с боем захватил порт и стратегический мост и, несмотря на непрерывные контратаки японцев, почти сутки удерживал плацдарм до подхода главных сил.

Эта книга вошла в золотой фонд мемуаров о Второй мировой войне. Это захватывающий рассказ о подвигах советской морской пехоты, наводившей ужас на врага и прозванной «черной смертью».

---

Первые дни они переносили груз, сортировали, размещали по запасным хранилищам. Только на пятые сутки, 2 ноября, Лейф Утне вышел на связь с базой. Его первый сигнал приняли, контакт через эфир налаживался.

Трюгве Эриксен начал восстанавливать прежние связи. Сначала навестил Сиверсена Эйстена и Юлиуса Ананиансена. В прошлом году они усердно помогали разведчикам, тогда Эйстен сказал Эриксену, что он давно ждал людей из-за моря, чтобы вместе воздать должное нацистам за надругательство над Норвегией, Ананиансен отменно знал все в Берлевоге, сообщал разведчикам важные сведения.

И теперь они радостно встретились. За летние месяцы накопилось много важных сообщений. Не надеясь на память, они все записали на бумаге, но хранить записи у себя было опасно. Разведчики пришли в ноябре, а не в сентябре, как обещали, поэтому норвежцы вынуждены были все уничтожить. По-прежнему Эриксен встречался с ними в рыбацкой избушке в Сан-фьорде либо в землянках и шалашах на материке.

Как и в прошлый раз, обиталище разведчиков располагалось невдалеке от хуторка семейства Луэ. Тогда они изредка наведывались к супругам Освальду и Дагни, заходили попить кофе в тепле. В дела свои их не посвящали и никаких заданий им не давали. Но супруги наверняка догадывались, кто эти люди и зачем тут обосновались. Кроме того, пришлые соседи платили за услуги не скупясь. И эту выгоду тоже было неразумно терять. Еще перед первой высадкой Эриксена командование предупредило, что Освальд не чурается нацистов. Тогда семья Луэ особых тревог у разведчиков не вызвала, но к ним сразу не пошли, в Берлевог и на другие встречи ходили окольными тропами. И все же вскоре Дагни их повстречала. Скрываться не имело смысла. Трюгве говорил с ней, как со старой знакомой, ни малейшим намеком не давая понять, что доверия к супругам у них нет.

Трюгве рассказал об этой встрече Антону Стенману, их недальнему соседу с другого хутора, попросил сходить в Берлевог и предупредить Ананиансена о возобновленном знакомстве.

Командование поручило Эриксену найти такого местного жителя, которому можно довериться и кто способен хорошо и быстро овладеть радиостанцией, уметь передавать и принимать радиограммы. Эриксен рассказал об этом Эйстену. Тот без раздумий предложил кандидатуру своего брата Харальда. Ему 24 года, память свежая. Но вскоре Харальда мобилизовали на расчистку аэродрома в Нейдене, и было неизвестно, когда его оттуда отпустят.

Поразмыслив, Эйстен решил сам освоить радиодело.

Раз уж он связал свою судьбу с советскими разведчиками, вступил в борьбу с оккупантами, обратного хода ему нет. Узнают немцы — не помилуют.

Эйстен прожил у разведчиков десять дней, ежедневно по многу часов занимался изучением устройства приемника, азбуки Морзе, пробовал отстукивать сигналы на ключе, а Лейф помогал ему, поправлял ошибки, одобрял удачи. Когда время, отпущенное ему для посещения знакомых, подошло к концу, он вернулся домой. Потом выкроил еще неделю для этих занятий. Но лампы в учебном аппарате сели, тренировки пришлось на время прервать, пока база не пришлет новые.

Когда группа готовилась к высадке, условились, чтобы не рисковать забросками продуктов с воздуха, доставить их разведчикам с моря.

И вот перед Новым годом подводная лодка Л-20 порадовала их новогодними подарками — из отсеков выгрузили 800 килограммов различного груза. Младший лейтенант Андрей Головин и двое переправщиков перевезли все это на шлюпках в бухту Летвик в полной целости и сохранности. Обратно взяли с собой письма, донесения, целые тюки немецких и норвежских газет и журналов.

Эйстен продолжал практиковаться с радиостанцией. Он обнаружил явные способности к этой профессии. Кроме того, он по состоянию здоровья не подлежал мобилизации на строительные или дорожные работы, мог свободно отлучаться из дома на продолжительное время. Его поездки стали привычными для соседей.

Разведчики встречались с ним довольно регулярно, в основном в горах, летних домиках, возле рыбацких стоянок. В Берлевог Эриксен не ходил, только крайняя нужда могла заставить его появиться в селении.

Эйстен осуществлял контакт с соратниками по Сопротивлению в Тана-фьорде и в Альтен-фьорде. В информации из этих мест очень нуждалось советское флотское командование: в Альтен-фьорде часто подолгу отстаивались тяжелые немецкие корабли, выжидая погоду или сообщения разведки о кораблях и конвоях союзников.

Юлиус Ананиансен тоже довольно свободно ходил по селениям. Он встречался с разведчиками в рыбацкой избушке на берегу Сан-фьорда. Специально подписался на все норвежские и немецкие газеты, выходящие в их округе, и приносил их целыми пачками.

Разведчики читали все от строчки до строчки, старательно выискивая то, что надлежало передать на базу немедленно.

Вахта на берегу велась беспрестанно. Сидеть приходилось на ветру, в пургу, неотрывно следить за морем, напрягать зрение и днем и ночью, в темень и в шторм. Служба длилась иногда по полсуток, особенно если Эриксен или Харальд уходили для встреч с соратниками из Сопротивления.

Жили все в той же каменной норе, в которую вползали на четвереньках. Собирали топливо, выброшенное морем на берег, топили крохотный очажок из валунов-окатышей. Их печурка напоминала каменку бани, которую топили по-черному. Дым вытягивался наружу через дверь. Временами в банке из-под галет грели воду, мылись с мылом до пояса, кряхтя от удовольствия, когда спина и поясница избавлялись от сажи. Раз в две недели сбрасывали валенки, сапоги, штаны, протирали все тело, меняли белье. Такой банный день считался праздником: похлебки варили побольше, а перед ней пропускали по мензурочке спирта.

Но стужа и ветер донимали, зима была в самом разгаре, часто бушевал ураган, сидеть на ветру было невыносимо, даже в полушубке, одетом сверху ватных фуфаек и штанов, ветер пробирал насквозь. В такую вахту на ноги надевали липты и пимы, в них ноги чувствовали себя уютнее, но от долгого стояния ступни затекали и стыли, приходилось топтать короткую тропку, ходить по ней взад-вперед.

В пургу их берлогу заносило снегом, делало ее невидимой, меньше продувало, но зато засыпало все их стежки-дорожки, потом торить тропинку приходилось по колено в снегу. Старались их иметь меньше, ведь весной, когда снег начнет таять, они обнажатся, станут заметными.

В прошлую зиму Эриксен познакомился в Берлевоге с коммунистом Бертвусеном Эйгилем, человеком надежным и делу преданным. Но тогда Эриксен представился заехавшим в поселок гостем.

Теперь встретились снова. Эриксен уже не скрывал перед Бертвусеном, кто он и чем занимается. А Эйгиль в разговоре потом признался, что он еще в прошлый раз догадался, зачем Эриксен пожаловал к ним в Берлевог. Он охотно согласился помогать разведчикам.

Изредка виделись в рыбацкой избушке в Сан-фьорде, но приходить он туда часто не мог, работа у него строго регламентирована, он должен быть на месте ежедневно, свободными оставались только ночи. Все, что узнавал в Берлевоге и через знакомых из других селений, особенно по Тана-фьорду, пересылал через Эйстена или Ананиансена. Не курил, а табак по карточной норме покупал, пересылал его разведчикам, снабдил их чистыми тетрадями, сильным карманным фонарем на аккумуляторе.

Еще до ухода на задание Эриксен знал, что Харальд Утне не контролирует себя при выпивках. Командир и политрук норвежской группы отряда перед выходом на задание предупредили Эриксена, чтобы он помнил об этой слабости Харальда, разрешал выпить только для согревания.

Изредка разведчики наведывались к своим ближайшим соседям, супругам Луэ. Хотя они люди еще сравнительно молодые — Освальду сорок лет, а его жене Дагни тридцать, но семья у них изрядная — как говорилось у русских, семеро по лавкам. Дети еще маленькие, старшему сыну всего десять лет. Луэ жили раньше в Берлевоге, но испытывали нужду. Чтобы как-то добиться хоть небольшого достатка, Освальд вступил в партию «Националь самлинг». Покинув Берлевог, переселился в этот одинокий хуторок: тут поменьше рыбаков в бухте, улов понадежнее и сенокосы пообширнее. В хлеву около дюжины овец и коз. Шлюпка у него с дизельным движком, выходить на лов полегче.

Эйстен и Ананиансен заверили Эриксена, что Освальд хоть человек и нетвердых убеждений, к правящей партии примкнул из-за материальной корысти, но они в нем не сомневаются.

А разведчикам миновать эту семью, как и хуторок Антона Стенмана, — невозможно, они живут в полукилометре.

В прошлом году Стенман отказался помогать Эриксену. Жизнь у него одна, узнают немцы — с семьей не посчитаются. За деньги дровишек продать или угля, кое-что из продуктов, особенно свежей рыбы, — это он может.

Стенману 36 лет, жена его Нелли постарше на два года, у них пятеро детей, все малолетки. У семьи четыре козы и десять овец.