Макар Бабиков - Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты

• Название: Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты
• Автор: Макар Бабиков
• Издательство: ООО «Издательство «Яуза», ООО «Издательство «Эксмо»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-38223-1

Боец легендарного 181-го отдельного разведотряда Северного флота Макар Бабиков в годы Великой Отечественной участвовал в самых рискованных рейдах и диверсионных операциях в тылу противника — разгроме немецких гарнизонов на берегах Баренцева моря, захвате артиллерийской батареи на мысе Крестовый и др., — а Золотой Звезды Героя был удостоен за отчаянный десант в южнокорейский город Сейсин в августе 1945 года, когда, высадившись с торпедных катеров, его взвод с боем захватил порт и стратегический мост и, несмотря на непрерывные контратаки японцев, почти сутки удерживал плацдарм до подхода главных сил.

Эта книга вошла в золотой фонд мемуаров о Второй мировой войне. Это захватывающий рассказ о подвигах советской морской пехоты, наводившей ужас на врага и прозванной «черной смертью».

---

Тяжело переживаешь гибель друзей на войне. Еще тяжелее, если друзья гибнут в момент, когда уже засветилась победа. Обидно и горько, что смерть к некоторым из них пришла не в честном поединке в бою с врагом, а от хитрой ловушки, поставленной союзником.

Поникнув головой, сгорбился рядом со своим покойным другом Павел Колосов. Укрытое брезентом, вытянулось на палубе за рубкой, возле торпедного аппарата, тело Виктора Карпова. Лицо, по русскому обычаю, закрыто.

Виктор — из числа приехавших на восток северян. Сам он родом из Ленинграда, там рос и учился, оттуда перед войной пришел на флот, там перенесла блокаду его семья. Скромнейшая душа, даже застенчивый, внешне по-девичьи симпатичный, русоволосый, белолицый и прибранный, Виктор был очень прилежным матросом. Не курил и даже не выпивал, отказываясь от положенных ему походных ста граммов. Во всей его натуре было что-то такое юношеское, чистое, безобидное. Казалось, пороки человеческие пытались пристать к нему, но не смогли, отскочили, испугавшись правдивости и искренности взгляда его синеватых глаз.

Перед войной Виктор окончил десять классов. На базе он любил читать, был членом комсомольского бюро и состоял в редколлегии отрядной стенной газеты. Тяжелые походы в тыл врага легли на его еще не окрепшие плечи, но он не захныкал, выдержал, в десантах на норвежское побережье превратился в разведчика, а в бою на мысу Крестовом заслужил орден Красного Знамени.

Почти одинаковый возраст, одновременный приход в отряд и совпадение интересов сблизили Павла Колосова, Михаила Калаганского, Виктора Соболева и Виктора Карпова. Колосова комсомольцы избрали секретарем своего бюро. Больше, чем они, имел походов за плечами, раньше их прошел испытание огнем и гибелью близких друзей Алексей Каштанов, но по натуре своей был схож с ними, и потому все они были в большой дружбе. На востоке каждый из них получил под свое попечение кого-нибудь из новичков и старательно передавал ему науку о том, как перехитрить врага, как свалить его, но не поддаться ему. Вскоре мы убедились, что науку эту восточники уразумели хорошо.

Уже около восьми часов мы добираемся до своих берегов. Близок стал остров Русский. Только за полночь катера швартуются у небольшого пирса в бухте Новик, невдалеке от казарм отряда. Сгружаемся, выносим рюкзаки, оружие, моряки бережно кладут на причал завернутое в брезент тело Виктора. Катера уходят в свою базу на ремонт.

Лишь немногие из бойцов отправляются в свои кубрики, чтоб улечься в постель. Большинство в полном изнеможении сваливаются тут же на причале, подложив под голову рюкзак, и почти сразу засыпают мертвецким сном.

Отряд возвратился на свою землю из первого разведывательного похода на корейское побережье.

Испытание

В тигровое логово не полезешь — тигра не поймаешь.

Корейская пословица

I

Пять, часов утра тринадцатого августа. Понедельник. Разомлевших в глубоком сне, лишь немного стряхнувших тяжкую усталость вчерашнего дня, разведчиков сигнал боевой тревоги вновь поднял на ноги. Слишком короткими оказались эти пять часов сна душной летней ночью. В других условиях люди не вскочили бы так быстро, но сейчас время боевое, военное. Да и боцманская дудка разносится такой пронзительной трелью, что не улежишь и секунды.

Моряка с первого дня флотской службы старательно приучают мгновенно вскакивать по этому незатейливому журчащему свистку. Дудка считается непременной принадлежностью не только боцмана и вахтенных — на больших парадах в Москве на груди каждого курсанта, печатающего размашистый матросский шаг по брусчатке Красной площади, красуется эта хромированная свистулька на цепочке.

Передается приказание немедленно приводить себя в боевой порядок, готовиться к выходу в новую операцию.

Связные вызывают нас с Никандровым к командиру отряда. У Леонова застаем старшего лейтенанта Гузненкова и мичмана Чекмачева.

Леонов кратко, всего в нескольких фразах сообщает нам о новом задании командующего флотом: отряду приказано почти немедленно выйти в более крупную и, вероятно, сложную десантную операцию. Предстоит не только разведка. Наверное, придется силой брать и удерживать плацдарм для крупного десанта, так как к месту предполагаемой высадки приближаются отступающие с севера неприятельские войска. Вместе с нами пойдет рота автоматчиков морской пехоты.

Разведчикам тотчас же получить новое оружие, привести его в порядок, очистить от складской смазки, опробовать, взять усиленный запас патронов, противотанковых и фугасных гранат. Оружие наше действительно все надо заменять. Вчера во время взрыва мины его так окатило соленой морской водой, что оно все порыжело, покрылось ржавчиной и в таком виде для боевого применения непригодно.

Продукты выдадут на трое суток, велено уложить их в малые легкие рюкзаки. Шлюпки не брать, они, как показал предыдущий поход, не потребуются. Идти налегке, чтобы иметь хорошую подвижность.

Мне Леонов поручает написать боевой приказ:

— Времени мало. Поторопись. Пусть связной получит тебе автомат и боеприпасы.

После этого он отпускает всех нас для подготовки к выходу.

Придя во взвод, собираю командиров отделений и бойцов, объявляю им приказание. На сборы остается немногим более полутора часов.

Интендантам и оружейникам надо проявить исключительную расторопность. Правда, хозяйственники наши во главе со старшиной Вавиловым и оружейник Дараган с помощниками дело свое знают хорошо и важность момента чувствуют. Все кипит у них в руках. Часть боеприпасов и продуктов решено взять в таре и разложить их по рюкзакам на переходе морем. Иначе времени на укладку не хватит. За этими сборами пошел наблюдать Чекмачев.

С мичманом мы давние сослуживцы, еще с довоенного времени. Когда в 1940 году меня призвали на флот, попал я для прохождения подготовки по специальности в Объединенную школу учебного отряда на Соловецких островах. Учился писарскому делу. Специальность, конечно, не боевая, обычно о коках, баталерах и писарях рассказывают много всяких затейливых историй, и даже в нынешней военной литературе их чаще всего изображают канцеляристами, бюрократами и путаниками. Не то что комендор, торпедист, минер или даже моторист. Какое-то чувство стыдливости за эту многими порицаемую чиновничью профессию долгие годы владело не только мной. И потому-то нередко не одни писари, но и бойцы некоторых других обслуживающих специальностей старательно скрывают от посторонних, что суждено им писать бумаги, варить борщи и учитывать бывшее в употреблении обмундирование.

Но как бы то ни было, а приемная комиссия предназначила мне эту специальность. В те годы многих молодых коммунистов, имеющих подходящее образование, определяли к военному делопроизводству. Так и пришлось мне наряду с морским делом, уставами, стрелковым оружием изучать премудрости воинской канцелярии и овладевать пишущей машинкой.

Командиром нашего взвода был тогда старшина первой статьи Григорий Чекмачев — рослый, статный, с открытым, волевым лицом, словом, такой, какими изображали краснофлотцев на плакатах. Чекмачев был очень опытным и способным младшим командиром. Обладал он удивительной выдержкой, уравновешенностью и в отличие от многих старослужащих не потешался над «салажатами», как иронически зовут на флоте первогодков. Своим спокойствием, уважением достоинства подчиненных, чуткостью к их маленьким житейским нуждам (например, в поощрение за старательное прохождение в строю — внеочередной перекур), отличным знанием своей военной специальности, умением мастерового человека он так расположил к себе молодых краснофлотцев, что они буквально боготворили его. Боготворили за заботливость, отсутствие высокомерия, желание ничем не подчеркнуть свое служебное положение.

Отслужил он свои положенные пять лет и давно должен был демобилизоваться, намереваясь возвратиться на родину — в Сталинград — и заняться там любимым делом — живописью и лепкой. Однако жизнь распорядилась иначе: сначала финская кампания, затем — Великая Отечественная. Прошло на срочной службе десять лет, а потом присвоили офицерское звание и оставили в кадрах флота. Как говорят на флоте, пришлось ему «трубить как медному котелку» тридцать годков, хотя и поныне он в кругу близких друзей называет себя человеком невоенным и считает, что предназначением его жизни были рисунок или скульптура. И он, пожалуй, был бы неплохим художником.

С самым искренним почтением относились к нему не только мы, молодые краснофлотцы, но и его погодки по службе, да уважали его и старшие начальники. Уже сейчас, вспоминая те годы, думаю, что именно таким должен быть младший командир, таков, в моем понимании, образец ближайшего к рядовым бойцам начальника.