Мария Хевеши - Толпа, массы, политика

• Название: Толпа, массы, политика
• Автор: Мария Хевеши
• Издательство: Института философии РАН
• Жанр: Философия
• Год: 2001
• ISBN: 5-201-02045-3

Книга посвящена исследованию таких понятий как «толпа», «массы» и их роли в процессе исторического развития. Показывается, что социальная философия на протяжении всей своей истории занималась не только исследованием проблем личности, индивида, но и этих субъектов исторического процесса… Речь идет о поведении масс и тех факторах, которые определяют это поведение. Подход автора связан с раскрытием того, что природа социальных конфликтов не ограничивается наличием в обществе различных материальных интересов тех или иных групп и слоев, но определяется также поведением масс, на которое оказывают весьма важное воздействие многочисленные иррациональные моменты.

Книга адресована специалистам в области истории философии, истории политических учений, политикам и политологам, а также всем, интересующимся проблемами взаимосвязи социальной философии и политики.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Народные массы и Октябрьская революция

Со всей остротой поставила вопрос о роли масс в революционные периоды Октябрьская революция. Видимо, рассматривать ее как переворот было бы неправильно, т. к. она в конечном счете захватила и вовлекла в свой водоворот огромные массы людей. Нельзя не учитывать и того факта, что именно разочарование широких масс в результатах Февральской революции с ее катастрофическим ухудшением экономического положения в стране и продолжением мировой войны способствовали победе Октябрьской революции. Лозунги, выдвинутые большевиками, нашли широкую поддержку в массах. Они поверили, что угроза возврата старого режима реальна и большевики смогут воспрепятствовать этому, что кончится война, крестьяне получат землю.

В советской литературе, как правило, революции, как и всякий народный протест, было принято рассматривать с политэкономической точки зрения, с позиций классовой борьбы. Но сущность революции, да и всякого социального конфликта сложнее, чем только наличие противоречивых экономических интересов противостоящих сторон. Революции особенно наглядно выявляют многие иррациональные моменты в поведении масс. Известный русский социолог Питирим Сорокин назвал действия народных масс в России, увлеченных высокими идеями, законом социального иллюзионизма. Речь идет о расхождении «тьмы низких истин» от «возвышающего обмана». «Из одного края великой русской земли до другого произносились они (высокие, иллюзорные идеи. — автор), заражали миллионы, зажигали их огнем энтузиазма и фанатизма, будили и опьяняли их и возбуждали великую веру к себе и в себя. Казалось, что великий час пробил, вечно жданное наступает, мир обновляется и „синяя птица“ всех этих ценностей в руках. История еще раз обманула верующих иллюзионистов. Поистине, слепые вели слепых и все упало в яму. Вместо „синей птицы“ в руках оказалась та же старая ворона, только обстриженная и искалеченная. История еще раз обманула верующих иллюзионистов»[116]. Революция способствовала формированию иррациональной веры в ее ценности, что освобождало от необходимости анализа. Подобная вера обеспечивает добровольное подчинение интересам коллектива, а ценностная дезориентация приводит к отрицанию разнообразных форм бытия, к установке на слитность, однородность. Она закладывала основы тоталитарной системы с ее унификацией и наличием образа врага, противостоянием «Мы — Они».

Мы специально акцентируем внимание на иррациональных чертах в поведении масс, на многие из которых обращал внимание и Бердяев, который вполне логично дает определение большевизма как революционного, анархистско-бунтарского народничества. И в то же время он писал о том, что большевизм имел много общего с распутинщиной и черносотенством, в том числе и во вражде к «образованным», к творческой интенсивности, и жажде раздела богатства. Россия — считает он — уже давно больна духом. В нее вселились бесы, то черные, то красные, русский максимализм, бросающий нас из одной крайности в другую, есть болезнь духа, метафизическая истерия, внутреннее рабство. Совсем еще недавно народ был черносотенным и солдатскими штыками поддерживал самовластье и темную реакцию. Теперь в народе победил большевизм, и он теми же солдатскими штыками поддерживает Ленина. Масса осталась в той же тьме.

А П. Струве в 1921 г. дает определение большевизма как стихийного увлечения, угара масс, движимых своими элементарными инстинктами, сознательно используемые коммунистическим руководством. А С. Франк в своих «Размышлениях о русской революции» напишет, что Октябрьская революция есть движение народных масс, руководимое смутным, скорее психологически-бытовыми идеалами самостоятельности. Происходит процесс проникновения низших слоев во все области государственной, общественной жизни и культуры. Иными словами, человек из массы оказывает решающее воздействие на жизнь общества. Суть толпы, устраивавшей погромы до революции, не изменилась от того, что теперь она громила помещиков и «буржуев». Эти высказывания и определения иррационализма масс не предполагают отказа от исследования социально-экономических, политических причин революции. Мы обращаем на них особое внимание именно в свете понимания поведения масс в периоды революции и тех причин, которые во многом обусловили это поведение.

В этом плане несомненный интерес представляет работа Н. А. Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма», вышедшая в свет в 1937 г. Принятие народом идей коммунизма он объясняет особенностями русского народа. При этом Бердяев отмечает два момента: душа его была формирована православной церковью. Это привело к тому, что «религиозная формация русской души выработала некоторые устойчивые свойства: догматизм, аскетизм, способность нести страдания и жертвы во имя своей веры, какой бы она ни была, устремленность к трансцендентному, которое относится то к вечности, к иному миру, то к будущему, этому миру». Искание истинного царства характерно для русского народа на протяжении всей его истории, всегда сопровождаясь мессианской идеей. Уже в ХII в. во времена раскола народное православие разрывает с церковной иерархией. «Истинное православие уходит под землю, народ ищет град Китеж. И в народе постоянно будет присутствовать искание царства, основанного на правде»[117].

Славянофилы усматривали в реформах Петра насилие над народной душой и народными верованиями. Приемы Петра, по Бердяеву, были совершенно большевистскими — та же грубость, насилие, навязанность сверху народу известных принципов, отрицание традиций, гипертрофия государства. «Нигде, кажется, не было такой пропасти между верхним и нижним слоем, как в петровской императорской России. И ни одна страна не жила одновременно в столь разных столетиях от ХIV до XIX в., и даже до века грядущего XXI»[118].

Народ жил надеждой, что царь защитит его и прекратит, как только узнает правду, несправедливость. Западные понятия о собственности были чужды русскому народу, считавшему, что земля Божья и все обрабатывающие ее могут ею пользоваться. «К XIX в. Россия оформилась в необъятное мужицкое царство, закрепощенное, безграмотное, но обладающее своей народной культурой, основанной на вере…»[119]. И большевистская революция путем страшного насилия освободила народные силы, призвала их к исторической активности. Одновременно с этим Бердяев говорит о противоречивости в характере русского народа. Это и «народ государственно-деспотический и анархистки свободолюбивый», и «народ, склонный к национализму и национальному самомнению… склонный причинять страдания и до болезненности сострадательный. Эта противоречивость создана всей русской историей и вечным конфликтом инстинкта государственного могущества и инстинкта свободолюбия и правдолюбия народа. Вопреки мнению славянофилов русский народ был народом государственным… И вместе с этим это народ, из которого постоянно выходила вольница, вольное казачество, бунты Стеньки Разина и Пугачева… народ, искавший нездешнего царства правды»[120].

Значительную вину за состояние народных умов Бердяев возлагал на русский нигилизм и его особенности. Этот нигилизм выражает согласно его трактовке вывернутую наизнанку православную аскезу, ощущение мира, лежащего во грехе. К таким особенностям относилось и представление, что все силы должны быть отданы на эмансипацию трудового народа от непомерных страданий, на создание условий счастливой жизни. Все остальное от лукавого. Русское просветительство по максималистическому характеру русского народа всегда оборачивалось нигилизмом, тогда как французские просветители — Вольтер и Дидро — не были нигилистами.

Столь же характерным русским явлением, как и нигилизм, он считает народничество, которое исходило из убеждения, что «в народе хранится тайна истинной жизни, скрытая от господствующих культурных классов…» Чувство вины перед народом играло огромную роль в психологии народничества. Интеллигенция всегда в долгу перед народом и она должна уплатить свой долг. Вся культура, полученная интеллигенцией, создана за счет народа, за счет народного труда. Народ есть коллектив, к которому интеллигенция хочет приобщиться, войти в него. «Ни один народ Запада не пережил так сильно мотивов покаяния, как народ русский в своих привилегированных слоях»[121].

Бердяев показывает, что это отношение к народу было перенесено и на пролетариат, который марксизм наделил мессианской ролью. «На него переносятся свойства избранного народа Божьего. Он — новый Израиль. Это есть секуляризация древнееврейского мессианского сознания, рычаг, которым можно будет перевернуть мир, найден… Маркс создал настоящий миф о пролетариате. Миссия пролетариата есть предмет веры. Марксизм не есть только наука и политика, он есть также вера, религия. И на этом основана его сила»[122]. По Бердяеву марксисты-большевики оказались гораздо более привязаны к русской традиции, чем меньшевики.