Карпов Васильевич - Маршальский жезл

• Название: Маршальский жезл
• Автор: Карпов Васильевич
• Жанр: Советская классическая проза

---

– Ну чего запыхались, как петухи после драки!

– У тебя сердце, наверное, железное, - удивляется Веточкин.

– У меня все железное, - басит Ракитин и колотит себя кулачищем в грудь так, что гул идет, будто от борта бронетранспортера.

На спортивном городке разбегается - земля гудит, перемахивает через «коня», не касаясь руками. Просто удивительно: такой здоровенный и в то же время легкий. Техники выполнения приема у него, конечно, нет никакой. И опять начинаются мучения командира отделения:

– Надо вот здесь руками оттолкнуться, а потом соскок, - поясняет Юра.

– А чего мне толкаться, когда без рук перемахиваю, - недоумевает Трофим.

– Да условия упражнения так требуют, на проверке двойку тебе закатят!

Ракитин с недоверием смотрит на Юру:

– Неужели они такие дурные, чтоб мне двояк ставить. Если бы я не прыгал, тогда резонно. Я же вроде с перевыполнением плана, без рук. А вы говорите - двойку. Нет, не могут проверяющие мне двойку поставить.

На штурмовой полосе настоящий спектакль. Как помчится Ракитин по полосе, так трещат все препятствия. Корпус у Трофима тяжелый, неповоротливый, ввалился в лабиринт - оттуда щепки полетели!

Лейтенант Жигалов смеется:

– Ну, в полном смысле наломал дров!

Юра Веточкин смотрит на своего здоровенного подчиненного растерянно: что с таким делать? А Ракитин ругается:

– На кой черт этих ловушек понаставили! На врага прямо надо идти! В геометрии сказано: самый короткий путь промеж двух точек - прямая. А тут нагородили!

– На войне все может быть. Не только в поле в атаку ходят. А вдруг бой в городе? - пытается убедить Веточкин. - Вот встретится на твоем пути уцелевший фасад здания, а наверху враг…

Ракитин ухмыляется:

– Ну и что же, я к нему наверх, как обезьяна, полезу?

– А как же?

– Да я тот фасад завалю, и все дела!

– Не очень-то завалишь. Это здесь, на учебной полосе, фасад из досок, а там кирпичный, - настаивает командир отделения.

– А я кирпичный завалю!

Ребята и командиры смеются. А что? И завалит: он - как танк, наш Ракитин!

Лева Натанзон ходит вокруг него после занятий и глядит откровенно восхищенным взором. Не раз уж подступал:

– Трофим, тебе надо боксом заняться. Ты же мировой полутяж будешь. Экстра-класс! Тебе только техникой овладеть. Лева точно говорит! Поверь ему!

– Нет, Лева, боксер из меня не выйдет.

– Почему? Трусишь?

– Нет. В деревне против пятерых выходил.

– В чем же дело? Лева тебе так поставит технику, на Олимпийские игры будешь ездить!

– Нет. Не могу я бить человека. Душа не позволяет. Раз я сильнее, нехорошо бить слабого.

– Чудак, там будут равные противники: и по весу, и по мастерству, - уверяет Натанзон.

Трофим крутит головой - не верит!

– Такого не может быть, я любого уложу.

– Вот и хорошо, чемпионом станешь.

– Чего ж хорошего, ежели я человека искалечу?

– Да не искалечишь, не бойся. Там такие соперники будут, что сам не устоишь.

Ракитин окончательно развеселился, смеется:

– Ну это ты врешь!

Лева просто выходит из себя:

– Ну и непонятливый же ты! Как раз это и нужно. Будешь всех побеждать. Чего ты упорствуешь?

– Все я, Лева, понимаю, - вдруг серьезно заканчивает разговор Трофим. - Нельзя мне боксом заниматься, потому что в сердцах лошадь убил. Норовистая была. Хотел ей помочь - телега застряла в колдобине. Ухватился за оглоблю, а конь меня копытом по плечу - хрясь! Ну я не сдержал себя. Очень больно было. Долбанул со злости по уху коню-то, а он упал и подох. Видишь, что получилось. А ты хочешь, чтоб я с людьми бился. Нельзя мне. Нехорошо…

Лева не теряет надежды переубедить Ракитина. Нам говорит:

– Это клад. Самородок! Он нашу страну на весь мир прославить может, уж Лева знает!

Заводил разговор с Трофимом и физрук полка. Его тоже Натанзон настропалил. Ракитин и офицеру отказал: «Людей бить не стану!»

* * *

Старший лейтенант Шешеня отозвал меня и Кузнецова в сторонку:

– Подполковник Прохоренко достал для девушки комнату. Дом три, квартира шесть. Там, где лейтенант Жигалов живет, соседний подъезд, первый этаж. В каком состоянии твоя девушка? Перевезти ее можно?

– Она сама прогуливается понемногу, - сказал Степан.

Глаза его радостно блестели: он понимал, что в гарнизоне было трудно с жильем. Шешене, конечно, стоило немалых усилий выхлопотать комнату для девушки, которая даже не жена солдата.

– Вечерком, когда будет прохладно, переведи ее на новое место, - продолжал Шешеня. - Я с председателем женсовета говорил. Жены офицеров помогут. Они в этих бабьих делах лучше нас разбираются. Кровать в комнате есть, стол, стулья тоже. Постель возьми у старшины Мая. Я с ним уже говорил.

Кузнецов выразительно глянул на меня, это означало: постелью займись ты, мне сейчас надо заняться более важным делом.

Старшина Май был просто неузнаваем. Куда девалась его прижимистость! Завел меня в каптерку, сам выбрал новые, еще не стиранные простыни, новое одеяло, матрац попухлее. Потом раскрыл ящик в углу, извлек одну из скатертей и кусок ковровой дорожки. Эти ценности он вводил в действие только в дни инспекторской проверки да при наездах большого начальства.

– Под ноги ей постели… Стол накрой, - назидательно сказал Май. - Занавески вот на окна прихвати. Вечером зайдешь, я посуду из дому принесу: тарелки, ложки, вилки. Понял?

– Есть, товарищ старшина.

– Ну, шагай! Да смотри не урони, не испачкай.

* * *

Люба родила девочку. Когда она выписалась из больницы, женсовет устроил маленькое торжество. Пригласили Степана, меня и Шешеню. В комнате суетилось несколько женщин, командовала жена майора Никитина - Нина Христофоровна, оказывается, она член женсовета. Комнату празднично украсили, стол уставили закусками, на середине торт, добыли даже шампанское.

Любаша сидела бледная, коричневые пятна на лице стали еще темнее, но в глазах - счастье.

– Спасибо, люди добрые, - произнесла она смущенно, - мне дома, наверное, такое не сделали бы.

На руках у Любы маленький сверточек, из которого торчит розовый носик. Назвала Люба свою дочку Степанидой.

Кузнецов оторопел при этом сообщении:

– Не современно, не дают сейчас таких имен.

– Ничего, - твердо ответила Люба, - мы люди простые. Пусть мое дитя знает и помнит человека, который не оставил ее мать в трудную минуту.

Степан опустил глаза.

Стали произносить тосты в честь молодой мамаши. Поднимая рюмку с шампанским, я поглядывал на Шешеню: можно ли солдату? Он ответил кивком: дескать, ради такого исключительного случая разрешаю! До дна, конечно, мы со Степаном, не пили. Так, по глотку, для компании. Торжество прошло весело, правда, часа через полтора нас выпроводили: молодой маме пора было кормить ребенка. Женщины в этих делах опытнее.

Мы вернулись в полк.

Лева Натанзон утром в выходной день принес из полковой секции бокса, где тренировался сам, две пары боксерских перчаток. С серьезным видом подошел к Трофиму и сказал:

– Пока прохладно, идем в спортгородок. Я докажу тебе, что сила без техники ничего не значит! - Ракитин удивленно смотрел на Леву: он не понимал цели приглашения. Тогда Лева пояснил: - Идем, я тебя буду бить!

Все, кто находился поблизости и слышал этот разговор, засмеялись: уж очень воинственно выглядел щупленький Лева перед здоровяком Ракитиным.

Трофим попробовал от него отвязаться:

– Слушай, Натанзон, я же тебе сказал - человека бить я не стану.

– Да не ты, Лева будет тебя лупить, понял? Так бить, что опилки полетят! - хорохорился Натанзон.

Это уже звучало явно оскорбительно. Трофим буркнул:

– Иди ты знаешь куда…

– Боишься? - воскликнул боксер торжествующе и, обращаясь к солдатам, которые окружили койку Ракитина, с презрением сказал: - Смотрите, люди, на этого медведя: у него, оказывается, заячья душа!

Ракитин из-под бровей недобро глянул на задиру, поднялся с койки и шагнул к Леве.

– Только не здесь! - предупредил Натанзон. - Тут не полагается. Пойдем на волейбольную площадку и сделаем все по правилам.

Лева побежал вперед. Ракитин зашагал нехотя следом. Мы в качестве зрителей присоединились к участникам необыкновенного поединка.

На спортплощадке Лева сказал Трофиму:

– Раздевайся, - и тут же стал расстегивать пуговицы на его гимнастерке. Затем быстро сдернул одежду с себя.

Они встали друг против друга обнаженными по пояс.

У Левы мышцы выпячивались жесткими круглыми комочками, и весь он казался связанным из узелков, на которые была натянута загорелая кожа. Гибкий, стройный, хорошо натренированный. Атлетический вид его портил только большой нос, который ему неоднократно разбивали в схватках, и теперь он стал еще и расплющенным.

Ракитин выглядел совсем иначе. Как только соскользнула с него гимнастерка, по толпе окружающих зрителей прошел шепоток. Трофима нельзя было назвать богатырем: он среднего роста, но очень широкий, как комод. Плечи у него не крутые и бугристые, как у штангистов, а покатые; от толстой шеи они отвесно идут вниз и сразу переходят в сильные руки. Во всей фигуре его чувствуется какая-то необыкновенная загадочная мощь.