Анатолий Степанов - Привал странников

• Название: Привал странников
• Автор: Анатолий Степанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детектив
• Год: 1990

В книгу войдут повести — "В последнюю очередь", "Заботы пятьдесят третьего года", "Привал странников". Герой всех повестей — бывший фронтовой офицер, сотрудник московской милиции Александр Смирнов — принимает твердое решение продолжать борьбу в мирном городе, утверждать идеалы добра и справедливости.

---

— Черт попутал.

— Я скорее поверю, что ты черта попутал. Одно только скажу: перепуганный, ты грубо работаешь. Читается как по букварю.

— Это вами читается. А народный суд, не умея прочитать, отстегнет мне пару лет, и дело с концом.

— А если я помогу народному суду прочитать текст?

— Какой именно?

— Случайный свидетель по меховому делу Валерий Евсеевич Межаков как только узнает, что освобожденные участники этого дела начинают всерьез постреливать друг в друга, быстренько совершает липовую кражу в надежде отсидеться в лагере, пока эта перестрелка не закончится естественным путем, то есть пока фигуранты не перестреляют друг друга, и гражданину Межакову нечего будет опасаться. Гражданин Межаков опасается, боится, паникует, не желая получить пулю.

Эрго: гражданин Межаков не простой случайный свидетель, а полноправный фигурант по делу.

— Блестящая версия! — восхитился Коммерция. — Только жаль, никакими фактами не подкреплена.

— Так я и стал бы излагать тебе факты!

— У тебя их нет, Александр, — убежденно заявил Коммерция.

— Считай, Коммерция, что предварительную беседу мы закончили. Теперь суть. Мне необходимо раскрыть убийство Цыгана. Это сравнительно нетрудно. Значительно труднее предварить вполне возможные грядущие убийства. Для сведения: ревизовать меховое дело я не собираюсь, хотя твоя роль в нем предыдущим следствием совершенно не изучена. Но обстоятельства, подробности того дела необходимы мне для поиска и разработки плана предотвращения последующих уголовных акций. Итак, условия: я тебя не трогаю по меховому делу, а ты — откровенно, естественно, в приемлемых для тебя и меня рамках, отвечаешь на мои вопросы. Согласен?

— Согласен.

— Вопрос первый: почему ты считаешь, что у тебя нет фактов?

— Я был связан только с Цыганом, а Цыгана нет на этом свете.

— Кто задумывал и разрабатывал план грабежа склада?

— Я, — скромно ответил Коммерция.

— Мне казалось, что ты от этого открещиваться будешь.

— Но мы же договорились, Александр! — слегка удивился Коммерция.

— Тогда подробности. На каком этапе тебя привлек Цыган?

— Когда уже был выбран объект.

— Кто нашел этот объект?

— Не знаю. Ко мне все шло через Цыгана.

— Тебе известно, почему это преступление было так быстро раскрыто?

— Откуда?! Секрет вашей фирмы.

— Могу сообщить: Колхозник для того, чтобы опохмелиться, шкурку на Перовском рынке продавал.

— Знал, что дурак, но такой! Скорей всего его кто-то спровоцировал на это.

— Я тоже так думаю. Но кто?

— Не надо больше вопросов, Александр. Я сам отвечу на все, что ты хочешь узнать. Ты думаешь, я этих законников неумытых испугался? Да плевать я на них хотел, если бы они только между собой эти пять контейнеров делили. Я испугался того, кто их сталкивает лбами, кто знает про них все, делает с ними что хочет. Вот он-то и меня, вероятнее всего, подвести под монастырь мог.

— Хоть догадываешься — кто?

— Не догадываюсь и не хочу догадываться. Себе дороже.

— Я, Коммерция, искал этого человека. Но теперь этот человек раздвоился. Я-то думал, что это он так неглупо разработал план операции. Оказалось — ты.

— Спасибо за комплимент.

— Может, еще что-то скажешь?

— Сказать больше ничего не имею.

Смирнов стукнул кулаком в стенку, Казарян явился на зов.

— Рома, привет! — радостно поздоровался с ним Коммерция.

— Привет, — кивнул Роман и поинтересовался у Смирнова: — Нужен я, Саня?

— Не ты. Разыщи Гусляева. Он где-то здесь. Пусть везет Коммерцию в районное училище.

— Дал что-нибудь? — спросил Казарян.

— Ты не у него, ты у меня спрашивай, — встрял Коммерция. — Как на ипподроме спрашиваешь, на кого ставить.

— Лерик, — с угрозой сказал Казарян. — Ты зачем меня дискредитируешь перед начальством?

— Не зачем, а отчего. От скуки.

Бумажных дел по палагинскому делу хватило до позднего вечера. А утром привезли Сырцова-Почтаря, который для порядка поломался полдня. Потом мучил следователя, требуя уточнений, подтверждений и неукоснительного соблюдения протокола. Мучил Ларионова, мучил Смирнова. Отмучились и собирались домой отоспаться, когда из проходной позвонил Алик.

— Что случилось? — спросил Александр.

— Ничего, — ответил Алик. — Пойдем погуляем.

Смирнову шибко хотелось спать, но и прогуляться тоже было неплохо. По бульварам до Москвы-реки. Любимый маршрут. Спустились к Трубной.

— Как Иван Павлович? — осторожно поинтересовался Александр.

— Скоро умрет, — стараясь приучить себя к неизбежному, Алик вслух произнес страшные слова.

— Не надо так, Алик, — попросил Смирнов.

— А как? Как надо?! — заорал, чтобы не пустить слезу, Алик. — Я у них сегодня ночевал. Он не спит, понимаешь, не спит! Он задыхается, а не кашляет только сидя. Так ночь в кресле просидел.

— Может, лекарство какое-нибудь есть, чтобы не задыхался?

— Есть. Понтапон, морфий. Но он не хочет помирать блаженным кретином под действием наркотиков. Я вот все думаю: скоро, совсем скоро его не станет в этой жизни, а все его мысли о том, что будет без него, что будет с нами, что будет со страной. Сила духа это или ограниченность жуткая?

— Это храбрость, Алик. И ответственность за все, что совершил. Доброе или недоброе. Как он к аресту Берия отнесся?

— Смеялся очень над заявлением, что Берия — английский шпион. А так радовался, говорил, что пора начинать.

— Я его тоже поправил в этом роде. Разозлился он ужасно. Кричал, чтобы мы освобождались от идиотских иллюзий, погубивших его поколение. Иллюзий, что кто-то сверху решит все самым правильным образом.

— Сверху виднее, — сказал Александр.

— Ты, как попугай, за мной повторяешь. Именно так я ему и ляпнул.

— А он что?

— Он сказал, что снизу — виднее.

Они миновали Трубную и поволоклись вверх. Невыносимо остро верещал железом о железо трамвай, спускаясь на тормозах по Рождественскому.

— Помнишь, Алик, он мне сказал, чтобы я боялся профессиональных шор? Так вот, поймал я себя тут на одной мыслишке. Понимаешь, на допросах Ларионов, Ромка, да и я грешный, остроумны, находчивы, красноречивы. А допрашиваемые — несообразительны, тупы, косноязычны. Они глупы, а мы умны? Часто, но не всегда. Вся загвоздка в том, что мы играемся, чувствуя за собой силу. Силу своего положения, силу сведений, силу убеждения в том, что перед тобой преступник, человек второго сорта. И поэтому играемся с людьми, как кошка с мышкой. А это — плохая игра, потому что кошка играется с мышкой перед тем, как ее съесть. Удовлетворение от собственного превосходства, веселье злорадства — вот что значит наше прекрасное остроумие.

— А ты что, няньчиться с ними должен?

— Не няньчиться. Разобраться по-человечески.

Вот и Сретенские ворота, яркие огни, многолюдье.

— По кружечке, а? — предложил Алик.

Зашли в угловую пивную и взяли по кружечке. Тихий звон стеклянной посуды, мирный и мерный рокот доброжелательных бесед, уютный запах табака, свежего пива, горячих сосисок. Непонятно кто поприветствовал Смирнова из дальнего темного угла. Он ответил вежливо.

— Москва знает своих героев, — отметил, забавляясь, Алик.

— Надоели они мне все, — вяло сказал Александр.

— Саня, я тут сорок пятый вспомнил, — ни с того, ни с сего вдруг переключился Алик. — Какой ты с войны пришел. Какой замечательный ты был, озорной, легкомысленный! Я тогда ужасно серьезный был, глобальными категориями мыслил, вопросы мироздания решал ежечасно. А ты ерничал, шутковал, радовался как дитя, по лезвию ножа разгуливая. Допил? Пошли.

Направились к Чистым прудам.

— А теперь наоборот, — через молчаливых пять минут констатировал Александр.

— Почему? — грустно спросил Алик.

— Черт его знает, но мне все кажется, что временно. Что-то непременно надо доделать, и все вернется: и молодость моя, и радость, и легкость.

— Тоже мне старик?

— Иногда себя чувствую стариком. Честно, Алик.

Дошли до Покровских ворот. Испортилось настроение.

— Как живешь? — спросил Александр.

— Живу — хлеб жую, — нелюбезно ответил Алик.

— Варя как? Нюшка как?

— Тоже хлеб жуют.

— Что это ты? — удивился Александр.

— Устал, извини.

— Тогда что же я тебя мучаю? Домой езжай.

— Это я тебя, Саня, мучаю. Тебе тоже отдохнуть не мешало бы.

Александр рассмеялся, потому что сегодня ему не хотелось тащиться до Москвы-реки. Рассмеялся и предложил:

— Пойдем, я тебя на троллейбус провожу.

Алик поехал домой, так и не сказав Александру того, ради чего он с ним встретился сегодня: его, Александра Ивановича Спиридонова, утром повесткой вызвали к следователю и сообщили о возбуждении против него уголовного дела о превышении им мер самообороны.