Лея Любомирская - Живые и прочие

• Название: Живые и прочие
• Автор: Лея Любомирская
• Издательство: Амфора
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-367-01305-4

В сборник вошел сорок один рассказ. Все эти великолепные тексты были написаны (или, по крайней мере, попались на глаза составителю) в 2009 году и до сих пор не были опубликованы. Мы считаем, что это форменное безобразие, и исправляем ошибку.

---

Вот только это «почти» меня здесь и держит. Радио — это же такая простая вещь, от одной батарейки месяц работать может, а батареек в магазинах — бери не хочу. А никого, кроме меня, в эфире нет, я по контрольному приемнику проверяю время от времени. Первую неделю на средних волнах был один парень, но совершенно сумасшедший — ни музыки, ничего, сидел, старые анекдоты в эфире рассказывал и смеялся так, что мороз по коже… давно уже его не слышу… А бреда и так хватает, вся жизнь после той ночи — сплошной бред, так должно же хоть что-то нормальное сохраняться, что-то из прежней жизни… хотя бы музыка…

музыкальная пауза

А если совсем честно, уходить отсюда я боюсь. И даже не потому, что выжившие-то остались, — я вот позавчера из окна видела, как кто-то костер на площади жег, — а значит, анархия, право сильного, банды какие-нибудь, как в «Мэд Максе»… Это все ерунда, может, когда-нибудь так и станет, только не сразу. Мне другое страшно. Я ведь не удержусь, пойду из дома в дом, туда, где родственники жили, друзья, Андрюшка… А там пусто всюду — только одежда комом во дворах валяется, как после охранников наших осталось. Потому что если бы хоть кто-нибудь из них уцелел… ну, меня же слышно, я же в эфире.

музыкальная пауза

Днем я сплю — ну, когда уснуть могу. Заливаю солярки в генератор, плей-лист набиваю и ухожу в продакшн, у них там диван широкий, жесткий правда, и одеяло с подушкой есть, ребята иногда, если работы много, ночевать оставались, подушка до сих пор Витькиным одеколоном пахнет… Вот. А ночью я всегда в эфире. Потому что мне кажется, ночами тем, кто выжил, страшнее всего, а значит, и работа моя им нужнее — музыка, да просто голос человеческий… Я, конечно, жуткую чушь болтаю, ну а что делать? Это раньше все с шести утра до полуночи расписано по минутам было: когда прогноз погоды, когда астропрогноз, когда новости, когда курсы валют… какие уж сейчас курсы! И рекламы нет — вот радость-то! Хотя я один раз целый час все ролики подряд, что в нашем компьютере были, крутила. Крутила и ревела: ничего ведь этого нету уже: ни банков, ни распродаж, автомобили — любых марок, прямо с ключами побросали, телевизоры мертвые стоят… Пустой мир. Свободный. Чистый — даже трупы убирать не надо. Магазины от товаров ломятся, и денег с тебя требовать некому. Жить да жить. А я…

музыкальная пауза

А я все еще с вами, ребята, дорогие мои радиослушатели, уж не знаю, кто вы и сколько вас. Потому что можно, конечно, найти какую-нибудь роскошную квартиру, распахнутую настежь, натащить туда еды и воды из ближайшего супермаркета, свечи, книги, плеер… интересно, а портативные DVD на батарейках бывают?.. Только вот я не очень понимаю зачем. Наверное, я все-таки сошла с ума в ту полночь, потому что мне кажется, что ради того, чтобы просто голосом, просто музыкой сквозь эту нынешнюю страшную ватную ночную тишину прорываться, стоит спать на жестком диване без простыни, приторное турецкое печенье и рыбные консервы из буфета лопать, оттирать руки от вонючей солярки влажными салфетками и даже тихо плакать в подушку, от которой знакомым одеколоном пахнет, — стоит.

Да, и вот еще что. Понимаете, я твердо знаю, что хотя бы один человек меня слышит — тот, кто на телевышке подливает топливо в аварийный генератор, иначе бы давным-давно на нашей волне сплошной треск стоял. Я ведь одна, даже если очень сильно захочу, ничегошеньки не сделаю, обязательно второй нужен, там, далеко, незнакомый, и ему тоже зачем-то нужны и эти слова, и эта музыка… Наверное, кто-нибудь скажет, что мы с ним занимаемся ерундой, что нужно спасать цивилизацию, а не крутить дурацкие песенки, что вокруг столько дел… Но знаете, я совершенно не умею спасать цивилизацию. Я только могу постараться сделать так, чтобы тем, кто ее спасает, было хоть немного светлее — особенно по ночам.

А сейчас…

часовая отбивка

…полночь — ноль-ноль, ноль-ноль. Стрелки на часах начинают отсчет нового дня — шестьдесят второго дня новейшей эры. И я от всей души желаю, чтобы этот день был для вас удачным и радостным, а ночь — спокойной и ласковой!

музыкальная пауза

Давид Голиафский ПОДВИЖНИК

Левой рукой Пьер Помпье макает в кофе свой утренний круассан, а правой продолжает рассеянно гладить мурлычущего Баланса.

— Ну как? — спрашивает Жюли.

— Дорогая, — отвечает Пьер, — ты же прекрасно знаешь, что ты варишь самый лучший кофе в Париже. Для меня, во всяком случае.

Допивает, ставит чашку на стол. Заметив, что рука освободилась, слева пристраивается Селина. Некоторое время Пьер молча гладит обоих питомцев.

— Пьер, — говорит Жюли, — что с тобой сегодня?

— Извини, котенок, — отвечает Пьер, — приснилась какая-то чушь… Не бери в голову. — Вздыхает. — Ладно, пора на службу.

Пьер чешет за ухом сначала Баланса, потом Селину, обнимает Жюли на кажущиеся ей вечностью сорок секунд, целует ее и уходит.

Некоторое время Жюли смотрит на кофейную чашку с причудливо раскинувшейся гущей. «Опять буду молиться святой Агате, чтобы сегодня не было никаких пожаров», — думает она.

Джон Трентон Бидвелл заказывает завтрак. Джои Трентон каждый раз завтракает в новом месте, но заказывает всегда одно и то же: недожаренную глазунью из двух яиц, три полоски бекона, кофе и тост с джемом. Сделав заказ, он провожает взглядом уплывающую корму официантки и погружается в мысли о работе. Сегодня — рабочий день. Рабочих дней в жизни Джона Трентона выдается немного. Это не означает, что в остальное время он не занимается работой, но настоящий рабочий день — это каждый раз событие. Когда официантка возвращается с завтраком, Бидвелл, внезапно для самого себя, просит принести еще и кусок яблочного пирога.

В этот раз работать предстоит с одним из сенаторов. Встреча должна состояться через два с половиной часа. Джон Трентон привычно перебирает в голове все, что ему известно о клиенте, — всегда только то, что относится к работе, ничего личного.

Появляется яблочный пирог. Бидвелл позволяет себе съесть его неторопливо, смакуя каждый горячий кусочек. Когда пирог почти уже подходит к концу, у Джона Трентона вдруг появляется мысль: «Сделаю эту работу, и не начать ли подумывать об отставке?»

Расплатившись и продолжая с разных сторон разглядывать эту неожиданную мысль, Бидвелл выходит из кафе и садится в свой неприметный серый бьюик. Машина трогается с места. В секретном отделении багажника слегка покачивается футляр винтовки с оптическим прицелом.

Роб Маунга шагает к вертолету, улыбаясь своей широкой белозубой улыбкой. И почему бы ему не улыбаться. Один из лучших молодых альпинистов мира, специалист по льду, только что получивший работу спасателя в парке горы Кук в Новой Зеландии и уже выполнивший несколько сложных миссий, — что может быть лучше? Где еще можно раздобыть столько адреналина?

Вот и сейчас — работа как раз для Роба. Какая-то парочка, поперлись на Протыкатель Облаков, уронили рюкзак с оборудованием, по счастью смогли дозвониться с мобильного. Кукуют под ледовым карнизом, вертолетом их не снять. Робу надо подлезть с ближайшего плато, поднести оборудование и вывести голубков туда, где их смогут подобрать. Раз плюнуть.

Роб улыбается всем своим существом — не только снаружи, но и внутри. Все горы — его! Все девчонки — его! Да что там, весь мир — его. Точно, мир — это его под завязку набитая жемчугом устрица. Встречай нового Властелина Колец, мистер Питер Джексон! Не переставая улыбаться, Роб залезает в вертолет.

Такаши Сато курит у дверей ресторана «Кифунэ». Сейчас он войдет туда, и у него будет серьезный разговор со старым Мацумото. Старик запаздывает с выплатой «расходов на стирку салфеток», и оябун группировки Сумиёши послал Такаши, вакасю, младшего бригадира группировки, выразить недовольство. Докурив, Такаши Сато затаптывает окурок каблуком лакированного штиблета, наигранным движением поправляет темные очки и заходит внутрь.

Послушник второго уровня Лобсанг Чу-ден сидит скрестив ноги в большом прохладном зале. Перед ним, на краю невысокого столика из грубого дерева, лежит белая фаянсовая плошка для риса. Лобсанг открывает глаза. Нет, за последний час плошка не сместилась ни на миллиметр.

В приткнувшемся где-то под самой крышей Гималаев тибетском монастыре Дацан Бон-по никогда не слышали греческого слова «психокинез». Умение двигать предметы силой мысли — всего лишь одно из умений, которые послушник должен продемонстрировать для перехода со второго уровня на третий.

Лобсанг закрывает глаза. На лице его отражается внутреннее напряжение.

* * *

Сенатор Дженкинс вылезает из лимузина и в сопровождении охраны энергичной походкой направляется к импровизированной трибуне. Он всегда рад выступить на открытии нового госпиталя и перерезать ленточку: забота о здоровье была и остается большой частью его программы. Но сейчас мысли Дженкинса заняты совсем другим. Конечно, никто не ожидает прогулки в парке, когда пытаешься пойти против нефтяного лобби. Но по правде, он и представить не мог такого количества проблем, палок в колесах и даже скрытых угроз. Однако Дженкинс полон решимости идти до конца. Все можно преодолеть, когда молод, горяч и кажется, что есть возможность что-то изменить.