Самуил Миримский - Озорники

• Название: Озорники
• Автор: Самуил Миримский
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1979

Приключенческая повесть, действие которой происходит в пионерском лагере на Алтае. В увлекательном сюжете автор поднимает важные вопросы современной педагогики.

Для среднего и старшего возраста.

---

— А ну-ка, повтори последний куплет. Только сам, без помощи.

Мальчик пропел нескладно и фальшиво.

— Голубчик, певца из тебя не выйдет. Не лучше ли тебе пойти на стройку?

Мальчик вышел из группы смущенный.

— А теперь ты мне, детка, пропой, — сказал Ваганов.

Девочка бойко и точно спела куплет.

— Ты можешь остаться. А теперь ты…

Минут через десять хор поредел на треть. Похмыкивая, Шмакин преданно глядел на Ваганова.

— Раз такое авральное дело, я, конечно, Яков Антонович, не против, чтобы ребята поработали. Но, Яков Антонович, это нарушение моего принципа: у кого слух хороший, пускай с ними занимается папа римский, а мой принцип — добиться результата у малосклонных. Так что прошу и учтите: детей, кто самовольно тянется к музыке, не сбивать. Хотя я, конечно, понимаю трудности с рабочей силой — аврал и прочее…

— Тебе мало… раз, два, три… мало тебе тридцать человек? Тебе нужен сводный лагерный оркестр имени Шмакина? Был ты скромным массовиком в профсоюзном доме отдыха, так я взял тебя на свою голову. Теперь тебе нужна всесоюзная слава. Хорошо, будет тебе слава. Так и быть, разрешу тебе исполнить свою кантату. Ну где, скажи, в каком лагере, у кого есть еще собственный Шостакович?

На лице Шмакина плавала широчайшая улыбка. Композиторство было его слабостью. Без всякого музыкального образования, он с детства научился играть на разных музыкальных инструментах. В жизни перепробовал много профессий. И в лагере чего только не делал — стриг ребят, подшивал кожаный спортинвентарь, чинил часы, искусно плел корзинки, лапти, ладил туески, расписывал игрушки из шишек и желудей. Но истинным призванием и главной потребностью души была музыка, она же и при несла ему в жизни больше всего сокрушительных огорчений. Отсутствие образования приостановило в самом начале его движение в мировом искусстве, вот почему настоятельным стало для него хоть какое-то признание в домах отдыха, санаториях, клубах, на вечеринках. Но самую устойчивую и массовую популярность он завоевал только у ребят, когда его подобрал и устроил у себя Ваганов. Здесь раскрылись многие его таланты, но венцом его усилий оказался хор. Шмакин с замечательной легкостью сочинял не только музыку, но и тексты к ней, тексты не очень высокого качества, что он и сам понимал, хотя и ловко отбивался от упреков, при водя на память очень плохие строки из популярных песен известных поэтов. Но когда его обвиняли в музыкальном подражании, он яростно защищался. обижался и чуть не плача доказывал, что сочинял музыку еще тогда, когда иные известные композиторы бегали в детский сад…

Пока Ваганов и Шмакин пикировались, ребята один за другим отваливались от хора и убегали на стройплощадку. С площадки бежали другие ребята, образуя встречные потоки.

— Яков Антонович, Топкин с ребятами стенку захватил! Мы уже клад к у на два метра довели, а он гонит нас, чтобы мы новую начинали…

— Ну, и что же ты хочешь от меня?

— А вы скажите ему!

— Это чтобы и за тебя говорил?

— Так на это же морду бьют…

— Ага, значит, ты хочешь, чтобы я за тебя Топкину морду набил. И он чтобы мне сдачи дал! Спасибо. Ну. а тебе что. Кавун? Я тебе что сказал на счет прически? Ну-ка, повернись. На два пальца я тебе разрешил, а у тебя все четыре. Я тебе сказал: пока ты не подстрижешься, ни к каким работам я тебя не допущу. Хорошо, обойдемся без штукатурных работ такой высокой квалификации, как у тебя. Ив колхозе на сборе овощей ты никому не нужен. Ты мне маньку не валяй — все ходят на два пальца, а ему на все четыре!. За какие такие заслуги ты себя награждаешь? Хватит нам в лагере девочек и без тебя. Когда я был таким, как ты, у нас в колонии был Фима Трухачев. у него тоже были такие волосы, и ты мне очень напоминаешь Фиму Трухачева. Ты меня извини — этот Фима Трухач был гадкий человек, холуй и доносчик, и мне о нем вспоминать неприятно. Когда я гляжу на тебя, я вспоминаю. А мне не хотелось бы вспоминать о нем. Это я тебя прошу как личное одолжение… А, здравствуй, Кнопка! А ну-ка, повернись… Кто тебя подстриг? Шмакин? Шмакину медаль за красивую стрижку, ты у нас прямо королева красоты. Вот объявим конкурс на самую красивую девочку — я произнесу речь, чтобы тебе дали титул королевы. Рустем, неплохое мероприятие для лагеря, а? Вот и Рустем отдаст свой голос за тебя… А ты что здесь делаешь, Цыбиков? Это ты или не ты? Может, я ошибаюсь и ты вовсе не Цыбиков? Откуда ты здесь? Разве его мама неделю назад не забрала его из лагеря?

Ваганов обернулся к Рустему, обращая к нему свой вопрос. Рустем уставился на мальчика, делая вид, что вспоминает историю с мамой Цыбикова. А история эта была всем хорошо известна. Приехав в лагерь и увидев сына на лесах — фартук, мастерок, босоножки, заляпанные известкой, обычный рабочий вид, как у всех, — она закатила на весь лагерь истерику: эксплуатация детского труда, ребята приехали отдыхать, а не трудиться! Разбушевалась, как ураган, схватила свое сокровище и уехала. Там, за лагерем, папочка ждал их в собственной машине.

— Ты мне скажи, Цыбиков, это тебя папа привез или ты сам приехал автобусом?.. Не плачь, пожалуйста. Если ты удрал, не спросясь родителей, придется тебя отправить обратно. Не сегодня, а завтра. Не будем ради тебя гонять машину. Вот Евдоким поедет за продуктами, тебя захватит заодно… Хорошо, если ты привезешь записку от мамы, мы тебя примем обратно… Я старый бюрократ и верю только бумажкам… Пускай никаких извинений в бумажке не пишет, я просто хочу иметь от нее автограф на память. Ну, иди. Видишь, ребята сгружают кирпич, можешь присоединиться к ним. Ну, а ты, Шмакин, что стоишь задумчивый? Я вижу, занятие хора я тебе уже испортил. Если делать нечего, удели ей. пожалуйста, внимание, — сказал Ваганов, кивая на Ларису, и пошел за ребятами. — Видишь, женщина скучает.

Ваганов пошел за ребятами, а Шмакин, распустив остатки хора, встряхнул баян, очень похоже воспроизвел на нем человеческий вздох и подкатил к Ларисе. Спасибо Шмакину. Если бы не он, Лариса совсем завяла бы от скуки. Он хоть и прост, но с ним не надо строить из себя умную. Она помахала Ваганову пальчиками, встала, оправила на талии брюки и взяла Шмакина под руку. Он шел, перекинув баян через плечо и нашептывал ей что-то. Она снисходительно улыбалась…

СЕКРЕТНЫЙ РАЗГОВОР

Воспитатели, вожатые и технички обедали за отдельным столом. Рустем пришел последним и уселся рядом с Броней. Ему принесли тарелку борща и чудовищную порцию гречневой каши с котлетами. Он стал сравнивать свою порцию с соседними и посмотрел на раздатчицу.

— Вы не ошиблись? У меня какая-то ненормальная порция.

— Мне сказали, что это вам для подкрепления сил…

— Кто же обо мне так заботится?

Все потупились. Шмакин уронил вилку и полез под стол. И пробыл там подозрительно долго. Он вылез оттуда, держась за щеку, словно у него разболелся зуб. Броня смотрела на него с холодной брезгливостью.

И вообще с тех пор началось что-то странное. Рустема и Броню старались оставлять одних. На них бросали многозначительные взгляды. Шептались за их спиной. Так что ничего удивительного, что однажды в столовой Ваганов подошел к Рустему и спросил:

— У тебя по расписанию что после завтрака?

— Подготовка к походу…

— Десять свободных минут найдется?

— Для вас хоть час..

— Тогда у меня к тебе небольшой секретный разговор.

Ваганов взял Рустема под руку и увел к беседке.

— У тебя с Броней что, роман? — спросил он без церемоний.

Рустем промолчал. Упрекать Ваганова казалось неделикатным, а оправдываться недостойным. Больше всего он боялся, что, оправдываясь, начнет путаться и косноязычить. Или еще хуже того — взорвется. Нет, лучше дать Ваганову выговориться.

— Раз ты молчишь, я не стану пытать. Сам я тоже был когда-то молодым и мог бы кое-что вспомнить, если бы нашлось кому послушать…

Рустем подумал, что хорошо поступил, не став оправдываться. Он чувствовал, что Ваганов хочет рассказать что-то о себе, и настроился слушать. Ребята стояли в отдалении и терпеливо ждали.

— Думаешь, мне это интересно? Можешь не отвечать. И ни на кого внимания не обращай. Я деликатный человек и не стану портить тебе нервы. Люди по-разному относятся к шуткам на свой счет. Когда я был молодой, я бил шутников по фотокарточке. Ты улыбаешься? А ты знаешь, в Нахичевани уважали Яшку Ваганова не только за язык. Ты видишь сейчас перед собой старого астматика, видишь этот живот, который не влезает ни в какие фабричные брюки, так ты думаешь, Яшка Ваганов всегда был такой? А ну-ка дай твою руку… — Ваганов обхватил своей короткой пухлой рукой горячую узкую руку Рустема и железно стиснул ее. — Если я стану рассказывать тебе о своей молодости, нам не хватит времени на другие дела. Родители мечтали сделать из меня нэпмана и оставить мне лавочку, но что мне до их лавочки? У меня были свои планы — я хотел посмотреть белый свет. И посмотрел кое-что. И побывал кое-где…