Феодосий и Никодим Карульские - Афонские монашеские молитвенные дневники

• Название: Афонские монашеские молитвенные дневники
• Автор: Феодосий и Никодим Карульские
• Жанр: Религия

---

На вечернем правиле по вышеуказанному способу молитва “художественная”, хотя краткая по недостатку времени, совершалась тихо.

16 сентября

По слабой (по слабости телесной) умной молитве со скорбию о сем лег отдохнуть и чрез полчаса, как заметил по бою часов, проснулся с пламенной умносердечной молитвой, начавшейся (как оказалось по пробуждении) в сновидении, бывшем в кратком послеутреннем отдыхе. Сновидения же такого: будто проходим мы с братией по двору церковному, беседуя о двух послушниках одной келий, что они до пострига много претерпели искушений. Потом я взглянул на небо и увидел в полумраке сначала как бы половину луны, а всматриваясь, далее заметил крест большой, изображенный четырьмя круглыми лунами и обратил на это видение внимание шедших со мною в церковь братьев. Один из них на это сказал: “Как бы жили внимательно, то мы многое и другое увидели бы в небе”. Потом оказался как бы на поместье нашего дома в селе: вдали чрез гумна и строения виделась наша сельская церковь с колокольней, и вдруг слышу звон в большие колокола с колокольни, как бывало в давнем детстве. Этот звон, таких он исполнил меня нежно-умильных и вместе высокоторжественных чувств, ибо в это время я помнил, что церковь наша закрыта большевиками, сняты колокола и вдруг — неожиданно звон, и мне представилось, что кончилось владычество их большевистское. (Заметки ученика: в этом году Старец получил из дому с родины письмо с извещением, что присланы были из Москвы в их деревню девки-коммунистки, которые сняли с колокольни колокола и разбили их на куски.) В глубоком молитвенном чувстве я упал ниц на землю, потом встал на колени и с распростертыми руками и прежде молился пламенно за Россию, благодарил Бога освободителя ее и славословил непостижимое в этом величество Его. Переполнившееся этими чувствами сердце мое искало слез для пролития их и облегчения от них. В этом состоянии я и пробудился. Сердце мое, воспламененное восхищением, в избытке чувств и по пробуждении долго повторяло со слезами только слова молитвы:

“Сыне Божий, помилуй мя”. И всякий раз, как вспомню слышанный мною умиленный и торжественный звон тот колокольный, то горячие чувства и биение сердца усиливались во мне, так что я стал уже останавливать его задерживанием дыхания, и оно успокоилось. И думал я тогда, какого блаженства мы лишаемся своим невниманием к жизни христианской. И за Россию пришла мысль, что Господь, очистив ее скорбями, и снова прославит благочестием, и от мысли о России перешла моя мысль к торжеству будущей вечной жизни после временных скорбей в земной жизни. Припомнились мне слова Апокалипсиса: “Сии суть приидоша от великой скорби” (7, 14). После этого не мог заснуть, а проведши два часа в размышлении по поводу пережитого во сне и в молитве, встал и записал все это в дневник. (Весь этот день Старец был в радостном изумлении — ученик.)

Поутру передал сон свой и порожденное им душевно-телесное состояние своему сожителю. Он признал его “за утешение” от Бога и побуждающее меня к умной молитве. Я не противился, Со смирением и благодарностью Богу принял его слова. Но Потом, через несколько дней, прочитавши из своих “Выписок” об умной молитве одного Афонского старца-подвижника, не принимая и не отвергая происшедшего, и суждение сем предать воле Божией и вразумлению более утвердительному в будущем и держаться смиренной доли, как безопасной. Слова же выписки следующие: “Когда случатся при этом какие-либо видения, то не доверять им. Должно полагать, что для нашего спасения необходимо одно лишь покаяние, плачь о своих грехах и никаких не допускать мыслей, что мы достойны каких-либо видений небесных. Слезы благодарные бывают со смирением и радостью о Господе, облегчающие сердце от скорби греховной. С тщеславием же слезы и высокоумием не угодны Господу и бывают лишены тех благодатных плодов, почему и должно тщательно охранять сердце от всего тщеславного и греховного” (из рукописи схимонаха Герасима-грека).

Так изобразил Старец свое видение.

17 сентября

Вчера вечером посетили гости греки (зилоты), и хотя особых разговоров с ними не было, но они не дали время совершить вечернее правило. Простое любопытство (если не более того хуже) с каким они, по словам их, мимоходом зашли посетить меня, заметное необщение их с нами, хотя прикрываемое лицемерно внешним мирским приличием — пожатием рук, приятности в лице и в голосе — и после краткой в немногих словах и уже не согласной беседы, оставило чувство пустоты, а потом, с вечера затронутый несколько больной вопрос (о стиле), породил целый поток суждений, уже было забытых, но теперь снова оживленных и не только перебивших умную молитву, но и спать не дававших. Как вредны для занятия умной молитвою пристрастие к богословским рассуждениям, и, особенно, беседы с неединомысленными, не обходящиеся без словопрения. Они производят бурление в мыслях, от которых трудно бывает отвлечь ум, особенно, когда и сердце бывает раздражено словопрением. Вот почему Апостол заповедал всем христианам не словопретися ни на какую потребу, особенно же эта заповедь касается монахов (Св. Василий Великий) и тем паче безмолвников.

18 сентября

Молитва шла обычно в немощи и на утрене, и на часах. Извещение о смерти наместника нашего Русского Монастыря и одного схимонаха того же монастыря — знакомых моих — как вестники и о моей близкой, но не известной когда и как, кончине по жестокости сердца моего не воспринявшего в чувстве молитвенного сокрушения о себе самом по погибших. Так же сегодня и завтра справлять будем память годовщины смерти моего старца по постригу и сослужителя на Каруле иеросхимонаха Игнатия, во всем близкого ко мне человека. Господи, упокой души их и за молитвы их даруй и мне живую память собственной моей смерти, которую святые египетские отцы соединяли с умною молитвою для большего успеха в ней. “Добрый педагог телу и душе, — говорит преподобный Исихий Иерусалимский, — есть незабвенная память смертная, и то, чтобы, минуя все посреде сущее (т. е. между настоящею минутою и часом смертным), ее всегда перед собой зреть, и тот же самый одр, на котором имеешь лежать, разлучаясь с телом” и прочее (Душеспасительное и полезное слово о трезвении и молитве, гл. 95. Преп. Исихия Иерусалимского).

19 сентября

Переживаю после болезни рассеянность и охлаждение к молитве. И не разберу от немощи болезни, или от лености, то и другое требует от меня смирения пред Богом и усердного прошения Его помощи, как сказал Он Сам: “Яко без Меня не можете творити ничесоже” (Иоан. 15, 5).

Конец дневнику Старца.

20 сентября Старец слег в постель и уже не мог записывать дневника своего, а 2 октября преставился ко Господу.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

После 19 сентября Старец дневника своего уже не писал и обычное молитвенное правило перестал совершать, а лежал в постели и переживал болезненное состояние. С этого дня и не вставал с постели до самой смерти.

Болезнь его началась 7 сентября от простуды. Последнее время Старец после обеденного отдыха до вечерни два часа уделял для писания, т. е. сокращал Жития Святых (см. 18 августа), и в этот день он открыл оба окна в своей двухметровой келий для пролетного ветерка, чтобы было не так душно ему. Хотя и ветерок то был маленький и не так еще холодно, но как он всегда слабенький, то его и просквозило. Потом каждый день ощущал маленькую лихорадку; под вечер озноб и жар по ночам. Но правила своего молитвенного он не оставлял до тех пор, пока не слег уже окончательно в постель. К лихорадке пристала еще болезнь в животе с коликами, а как от нашей пустыни далеко живет доктор и позвать его не на что было, да и сам Старец к нему не расположен был, и лекарства не было никакого,, так и терпел он без всякого лечения... Очень хотелось ему помереть без людей. Для этого не велел мне никому сказывать, что он больной уже к смерти. Ему было таинственное извещение, что он помрет на Покров, и за неделю, совершив елеосвящение над больным учеником своим схимонахом Алипием, сказал ему: “Я помру на Покров, а ты на третий день после меня”. Так и сбылось.

Готовясь к смерти. Старец каждые последние десять дней ежедневно причащался Святых Христовых Тайн Тела и Крови Господней. Сам уже не мог ходить в церковь, то я, как иподиакон, приносил ему в келию запасные Св. Тайны и он причащался ими. Я не выдержал и сильно ослабел без сна, служа Старцу один, и потому за пять дней до смерти вынужден был позвать других на помощь, чтобы по очереди дежурили днем и ночью. У него напоследок стало болеть еще и в груди под ложечкой, и к этому открылась почти непрестанная икота и кашель, и по ночам сильный жар и пот. Сердцебиение доходило до 110 ударов в одну минуту. Часто меняли белье, а к тому еще не мог он терпеть и десяти минут в одном положении. Требовалось переворачивать его через каждые десять минут то на один бок, то на другой, и на спину, и сажать на постели, склонясь головою на стол. Сна почти совсем не употреблял.