Олег Суворинов - Петербург-Ад-Петербург

• Название: Петербург-Ад-Петербург
• Автор: Олег Суворинов
• Жанр: Современная проза

---

Мне в лицо брызнула его алая кровь, и в ту же секунду он ослаб и рухнул ничком на пол. Мужчины, находившиеся в кабинете, тотчас повставали со своих кресел. Катя, увидев эту картину, вскрикнула, а потом даже взвизгнула. Наступила гробовая тишина. Жабин, корчась от боли, копошился на полу, а я, белее белого листа с дрожавшими руками стоял над ним, смотря при этом на Катю.

— Катя, прости меня, — сказал я охрипшим голосом.

— Уйди! Уйди, пожалуйста, Гарин! Ты, ты…, — она схватилась двумя руками за голову, и немного погодя крикнула: — У-би-р-р-аайся! Убирайся вон! И друга своего с собой забирай!

Она разрыдалась, что есть мочи.

Я стремглав выбежал из кабинета, добрался до своего рабочего места, схватил свои вещи и выскочил из здания. Шёл я, сам не знаю куда, пока не увидел невдалеке именно то кафе, с которого начал эту главу. Без особого раздумья я зашёл в кафе, разделся (на мне была лёгкая курточка, так как уже похолодало), сел за столик у окна и впал в задумчивость.

2

В кафе было мало посетителей. Я заметил двух дам бальзаковского возраста, двух мужчин, весьма уже пьяных для такого времени суток (было около часа пополудни), и одного сидящего ко мне спиной человека. Дамы были хороши собой и прилично одеты. Беседовали они тихо и, по-видимому, обсуждали свои женские проблемы. В отличие от дам, сидевших тихо и прилично беседовавших, двое нетрезвых мужчин разговаривали громко. Одеты они были очень неопрятно, даже грязно, и иногда из их пьяных ртов вылетали бранные слова, что очень резало слух. Первый — худощавый, постоянно издавал звук, будто отхаркивается, а его дружок, толстый, с пузом, похожим на пивную бочку, время от времени заливался идиотским смехом.

Некоторое время спустя ко мне подошла официантка. Я заказал какой-то суп, отбивную и бокал вина. И не успела официантка отойти от моего столика, как послышался голос того толстяка:

— Эй, красавица, иди к нам, посидим, поворкуем!

— Извините, молодые люди, я, к сожалению, на работе, и нам начальство не разрешает общаться с посетителями, кроме как для принятия заказа, — спокойно, четко и лаконично, видя неадекватность мужчин, произнесла официантка.

«Ну, не успел я отойти от одного конфликта, а тут, и так некстати, назревает другой», — промелькнуло у меня в голове. И я решил ни под каким предлогом не ввязываться в дело, которое ко мне лично не имеет ни малейшего отношения. Мне уже хватило одного разбитого носа на сегодня, второго мне не хотелось вовсе.

— А ты что, такая правильная?! — ещё громче и ещё беспардоннее прокричал толстяк. — Э-э-э, ты что молчишь, не видишь, я с тобой разговариваю!

«Вот и начинается…», — врезалась мне в голову.

— Я же сказала вам уже — нам запрещают. Пожалуйста, дайте мне спокойно работать, я вас очень прошу, — так же миролюбиво и непоколебимо сказала бедная официантка.

— Ты слышал? — ввинтил худой, видимо обращаясь к своему собутыльнику, — Ей, видите ли, запрещают. А кто же тебе, деточка, запрещает? Ну-ка, позови нам его сюда! — и лицо этого худощавого расплылось в мерзкой улыбке.

Воцарилось молчание секунд на десять. Официантка непонимающим взглядом смотрела на этих двух «мужчин»; на них же смотрели, уже взволнованные, дамы, тихо шушукаясь. Официантка, видимо, не зная, что сказать, тихо, почти себе под нос пробубнила:

— А Ильи Ильича сейчас нет в кафе, он бывает позже.

«Ну, придумала что сказать, — подумал я, — шла бы, да побыстрее ты на кухню, и дело с концом».

— Ну вот, а ты боялась. Тебе и запретить теперь некому, а мы ничего не расскажем. Правда, парнишка? — он (худой) посмотрел на меня и даже мне подмигнул. Я демонстративно отвернулся.

— Ишь, отворачивается… Но ты его не бойся, дорогуша, — обратился он вновь к официантке, — если он расскажет, мы ему уши оборвём. Правильно я говорю? — и он повернулся к толстому. Тот улыбнулся и кивнул внушительно головой.

Я чувствовал, как кровь пульсирует в жилах, то приливая, то отливая от головы. Я был вне себя от гнева, но сдержался и не проронил ни слова. И тут, весьма некстати, в разговор ввязалась одна из дам, доселе молчавшая:

— Господа, оставьте же, наконец, в покое эту девушку! Ведите себя прилично!

— А ты вообще молчи, лошадь намазанная, не лезь не в свое дело, — оборвал толстый и ударил по столу так, что вся посуда, стоявшая на нём, подпрыгнула.

— А вам бы следовало поднять две свои поганые задницы и проваливать отсюда ко всем чертям! — не выдержав более, довольно громко, баритоном, почти крича, вступил тот одиноко сидевший человек. Голос его мне показался знакомым.

«Ну, вот и началось! Ах, как всё это глупо и нелепо!», — подумалось мне.

— О, надо же, и у этого голос прорезался! — буркнул худой. — Ты бы вообще молчал, а то тебе-то уж точно нос расквасим! Понял или нет?

— А ты попробуй! Что глазами захлопал? А ты, да, ты, — обратился он к официантке, — ты иди, да побыстрее, на кухню и если что, милицию вызови. Поняла или нет? Ну что ты стоишь истуканом, бегом на кухню… быстрее! — он встал и расправил плечи. Тут я увидел его лицо и обомлел. Это был тот самый странный парень Дмитрий, напоминавший своим видом Гоголя, которого я встретил в поезде в сопровождении очаровательной Ады несколько месяцев назад, когда ехал в N на новое место работы…

— Хорошо, — еле слышно от испуга проговорила официантка.

— А я говорю стоять здесь и никуда не уходить, — тоже вставая, уже с разъяренным лицом, отрезал худой. Вслед за худым поднялся и толстяк.

— Если хочешь, чтобы с тобой ничего не случилось, послушай меня и иди на кухню, не-ме-дле-нн-о! — с нескрываемой яростью крикнул Дмитрий.

Официантка покорилась и мигом шмыгнула на кухню, так, что никто и опомниться не успел, а Дмитрий прикрыл вход своим телом.

— Ну, всё, сопляк, ты нарвался, — потирая руки, произнёс худой, едва держась от выпитого спиртного на ногах.

— У него нож! У толстого! — взвизгнула одна из дам.

Я уже более не мог сидеть и тоже встал, повернулся к этому балагану лицом и выпрямился. Дмитрий, который, естественно меня, не помнил, увидя во мне помощника, ещё более стал храбриться и даже начал их ещё больше раздражать. Чему я, честно говоря, был не очень рад и в душе уже начал жалеть, что встал.

— Ну что, кто обещал мне нос расквасить? Ты или ты? — он показал сначала на худого, а потом на толстого.

— А как тебя зовут, сопляк? — как бы пропустив вопрос, осведомился худой.

— А тебе зачем?

— А так на всякий случай, чтобы знать, кого убил, — и опять идиотский смех, который подхватил и толстяк.

— Дмитрий Родин, — отрезал парень.

— Жаль тебя, Димочка, но придется тебе косточки поломать, — усмехнулся толстяк.

«Это конец, — подумалось мне, — конец». У меня потели ладони, а по телу била дрожь.

И только я успел подумать про «конец», как этот худощавый бросился на Дмитрия, ударил его несколько раз по лицу кулаком и, надавив на него своим худым телом, повалил на пол и упал сам. Дамы оглушительно завизжали, выскочили из-за стола и, прижавшись друг к другу, забились в дальний угол кафе. Те двое на полу уже опрокинули несколько столов и били друг друга с неистовой силой. Время от времени были слышны звонкие хлопки, которые происходили от сильных ударов по лицу кулаком. Только я успел опомниться, как мой взгляд упал на толстого, который и вправду достал нож. Мерзкий толстяк с серьезным холодным лицом приближался к парочке на полу. Я рванул на него, с тем только, чтобы выбить нож. Тот, заметив это, не смотря на нетрезвость, как-то сориентировался и умудрился левой рукой оттолкнуть меня так, что я с силой отлетел от него чуть ли не на метр и, ударившись головой о стену, сполз по ней вниз. В глазах стало темно, и я потерял сознание. Не знаю, сколько меня не было, но очнулся я от едкого запаха, резко ударившего мне в нос, и первое, что я увидел, было испуганное лицо той официантки с ватой в руках. Кругом суетился народ: милиция, повара. Две дамы что-то кричали. «Неужели убили?» — первая мысль, пришедшая мне в голову. Я более не мог лежать и путём неимоверных усилий поднялся на ноги.

— Дмитрий? Да? — я забыл от волнений, как его зовут. Он кивнул головой. — Ты живой? — закричал я, увидев, Родина, сидящего на стуле с перебинтованной головой и кровоточащим носом; его лицо больше походило на фарш, на кровавое месиво.

— Живой. Прости, не могу говорить, голову больно.

Он и впрямь не мог говорить, видимо, травма была серьёзная. Тут рядом подвернулся доктор. Да, совсем забыл сказать: повар, находившийся на кухне и слышавший, что начинается конфликт, тут же вызвал и милицию, и скорую помощь. Я тут же у него поинтересовался состоянием здоровья Дмитрия. Он сказал, что серьёзных травм нет (это сообщение очень успокоило меня), «через месяц будет как новенький», но ему нужен постельный режим и обязательно. Ещё он сказал, что нам можно будет уходить только тогда, когда составят милицейский протокол. «Хорошо, хоть в отделение не ехать; этого ещё не хватало, — подумалось мне».