Владислав Корякин - Русанов

• Название: Русанов
• Автор: Владислав Корякин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02715-9

Владимир Александрович Русанов (1875–1913) — выдающийся исследователь Русского Севера и отважный путешественник Крупный геолог, он первым обратился к непосредственному изучению Шпицбергена и Новой Земли Он стал первым в плеяде наших соотечественников, которые проложили дорогу к освоению ископаемых богатств Заполярья

Человек сложной и трагической судьбы, работы которого получили международное признание уже при жизни, Русанов остался для русских полярников примером блестящего организатора и отважного ученого, сумевшего предопределить многие достижения российской науки.

---

Выйдя в кут Незнаемого залива — бухту Гольцовую, отгороженную от основной акватории полуостровом — томболо, (то есть островом, причлененным к берегу песчано-галечни-ковой косой) участники экспедиции расположились там, где год назад находился лагерь французов. Залив был забит льдом, на котором распластались в разных местах туши лах-така (морского зайца) и нерпы. Основу нового стана составил чум, как со всей достоверностью отобразил на своей картине Вылка. По сравнению с западным побережьем здесь сильнее ощущалось приближение осени: поблекли и пожелтели подушки злаков и осоки, а листья карликовой ивы приобрели характерный лимонный оттенок. На следующий день на окрестных горах выпал снег, однако не опускавшийся слишком низко.

Уже вечером 18 августа Крамер, Лоренц и Вылка с одной упряжкой собак тронулись в обратный путь и спустя 17 часов вернулись в Крестовую губу. Для Русанова же с его помощниками работа только начиналась — ведь еще в прошлом году он нашел здесь интереснейшее обнажение с фауной силура, которую следовало изучить досконально, ведь год назад для этой работы у него просто не оказалось времени. Работы ему хватило здесь на неделю.

Особо отметим, что для Русанова именно экспедиция 1909 года из всех остальных на Новой Земле характерна наибольшими достижениями в области геологии архипелага по крайней мере по двум причинам: во-первых, на него работали результаты двух предшествующих полевых сезонов, и, во-вторых, он уже установил систему основных природных связей в формировании слагающих пород архипелага и поэтому в своей последующей деятельности в части геологии занимался лишь пополнением данных, отдавая предпочтение другим направлениям в своей деятельности в Арктике.

Здесь в отличие от западного побережья он имел дело с гораздо более древними «немыми» толщами черных глинистых сланцев. К счастью, поблизости оказалось то самое обнажение с фауной верхнего силура, которое он обнаружил год назад. Было где разгуляться мысли геолога, тем более что не приходилось тратить силы на изнурительные переходы и дальние маршруты. А то, что вокруг расстилались шикарные пейзажи, вроде описанных выше Быковым, лишь стимулировало их деятельность — недаром один из патриархов российской геологии, кстати не намного старше Русанова, Владимир Афанасьевич Обручев, советовал выбирать лагерь таким образом, чтобы он не только ласкал взор путешественника, но и будил его мысль. Именно таким он и описан на страницах отчета с одной из окрестных вершин: «Далеко внизу протянулся извилистый Незнаемый залив с его горами, постепенно переходящими ближе к морю в пологие террасы. Внутрь острова уходят одна за другой унылые горы и высятся повсюду, куда хватает глаз, своими острыми вершинами с белыми боками глетчеров. Напротив, на южном берегу — громадный, величественный ледник (Краснова. — В. А".), спускающийся своими фронтальными моренами прямо в залив и заполнивший собой все свободное пространство между двух гор. Под этим ледником погребена, между прочим, небольшая бухта, показанная Пахтусовым на картах снятого им Незнаемого залива» (1945, с. 125). Так что Владимир Александрович не ограничивался лишь уничтожением «белых пятен» и геологией Новой Земли, но и острым взглядом фиксировал все изменения природы на архипелаге — проблема, которая в наше время стала слишком актуальной для всех широт и всех материков в значительной мере благодаря неразумной деятельности человека.

В самый раз остановиться на главном достижении сезона — стройной геологической концепции, которая, как мозаика, наконец стала формироваться в его мозгу из отдельных разбросанных фактов и наблюдений, подкрепленных массой палеонтологического материала — одна собранная Русановым коллекция ископаемой фауны насчитывала 212 видов, значительно больше, чем у остальных исследователей вместе взятых.

Уже вернувшись в Париж и работая с литературными источниками, он обнаружил сходство в фауне силура Средней Европы, Новой Земли и Северной Америки. Тем самым подтверждалась мысль, зародившаяся в этих же местах год назад о единой океанской акватории, где обитали эти теплолюбивые организмы, — это означало, что в то время перечисленные территории были акваторией, а если точнее — дном единого обширного теплого океана, простиравшегося на тысячи километров через современный Северный полюс, о положении которого в то время самые смелые научные умы строили не менее смелые гипотезы. Факты находились в руках исследователя и обладали своей логикой, не поддающейся наскокам оппонентов.

Столь солидный вклад в мировую палеогеографию не снимал с Русанова проблем геологии самой Новой Земли, тем более что с поступлением новой научной информации их вырисовывалось, как сказал бы поэт, «тьмы, и тьмы, и тьмы». Очевидно, следовало найти некое руководящее звено. Основополагающим заключением стал для Русанова вывод о наличии «древней геосинклинали, ориентированной в палеозойское время (то есть между 250 и 600 миллионами лет назад. — В. К\) в направлении современного простирания Новой Земли» (1945, с. 255). Разумеется, со времени ее возникновения такая структура осложнялась многими вторичными нарушениями (природа, как известно, наших упрощенных схем не признает) в виде смятия отдельных слоев, а также многочисленными трещинами, разбивающими ее на отдельные блоки, вдобавок смещенные относительно друг друга — и в этой головоломке геологу надо разобраться с максимальной точностью! Неудивительно, насколько важно при этом выбрать правильное направление — Русанову это удалось. Теперь скопление разобщенных фактов стало постепенно приобретать стройное теоретическое объяснение, где отдельные факты и положения уже не противоречили, а взаимно дополняли друг друга. А сколько подобных построений у других исследователей порой незаслуженно кануло в Лету, тогда как другие, поначалу фантастические, с годами обрели статус неколебимых истин — к ним относятся и достижения Русанова, которых не поколебала даже новейшая глобальная тектоника плит, начавшая свое победное шествие во второй половине XX века. Разумеется, он использовал и важнейшие теоретические достижения своего времени — учения о геосинклиналях Ога. Подчеркивая теоретическое родство учителя и ученика, иные последователи Русанова говорили, что он занимался не столько геологией (подразумевая прежде всего поиск полезных ископаемых), сколько «огологией» — склонность геологов к юмору общеизвестна.

Теперь, когда была подведена теоретическая база, пора было задуматься о палеогеографии архипелага — о том, как в прошлом вела себя эта гигантская складчатая зона на продолжении Урала, включавшая и Новую Землю. А вот как в карбоне эта складчатая протяженная зона испытала поднятие, причем с многочисленными нарушениями в виде трещин, по которым внедрялась магма? А поднявшиеся горы, как известно, подвергаются интенсивному воздействию разнообразных разрушительных природных процессов — текучими водами, ветром, ледниками и т. д., когда расплавленная магма в виде диабазов оказалась на поверхности. Видимо, подобное повторялось не однажды. От более молодых мезозойских морских осадков (отложившихся 70-230 миллионов лет назад) почти ничего не осталось, если не считать редких находок белемнитов и аммонитов. С тех пор вместо острых гордых альпийских пиков и гребней хребтов на Новой Земле чаще встречаются древние выровненные поверхности, так называемый пенеплен. Здесь Русанов (видимо, первым в России) использовал новейшие теоретические достижения американской геоморфологической школы Уильяма Морриса Дэвиса из Гарвардского университета (США) с его идеей цикличности в формировании рельефа земной поверхности. Еще раз подчеркнем, что Русанов, несомненно, был в курсе последних достижений мировой науки и умел пользоваться ими. А дальше в условиях Новой Земли, по его представлениям, действовала классическая схема, когда оледенение сменилось наступанием моря, отступание моря — очередным оледенением, причем многократно, и все это находило отражение в формировании пород и рельефа архипелага. Так сформировался (без деталей) современный лик Новой Земли, каким она встречает на своих берегах каждого вновь прибывшего.

Разумеется, не забывал Русанов и практических результатов своих исследований, полагая, что «одна из задач науки состоит в том, чтобы давать общие руководящие начала, и дело практики — уметь ими воспользоваться» (1945, с. 242). В первую очередь это относилось к полезным ископаемым, даже если в его время это было делом лишь отдаленного будущего.

В первую очередь будущие колонисты Новой Земли, преимущественно добытчики морского зверя и оленеводы, нуждались в топливе, которое, судя по аналогии с соседним

Шпицбергеном, здесь также можно было ожидать в виде каменного угля, на что и надеялся исследователь, приступая к работам на Новой Земле. Однако его же собственные результаты, воплотившись в теорию, не оставили от этих надежд камня на камне: в палеозойском море углей на архипелаге возникнуть просто не могло. А более поздние мезозойские слои с маловероятными континентальными условиями просто уничтожались в процессе поднятия архипелага интенсивными природными процессами — водой, ветром, льдом и т. д. уже сравнительно недавно, разумеется по геологическим меркам. Оставался торф, которым он и предлагал воспользоваться, особенно на пастбищах во внутренних районах Новой Земли, где нельзя было надеяться на плавник. Правда, будущее показало, что возможности архипелага с точки зрения оленеводства весьма ограничены — запасы естественных кормов позволяли прокормиться здесь всего нескольким тысячам оленей. А торфа тоже оказалось немного, поскольку сейчас для его образования слишком холодно, и достался он нам из более теплого времени, так называемого голоцена (последние 10 ООО лет), которым Русанов практически не занимался.